Радист группы Ойен Коре — из обрусевших норвежцев, родился в Цып-Наволоке, на Рыбачьем, оттуда и пришел в разведку.

Первой военной осенью он с группой Кудрявцева ходил на Варангер, в том походе погиб его брат Хокон. Ойен вместе с несколькими норвежцами вернулся на Рыбачий через Варангер-фьорд на шлюпке.

В северных широтах властвовала полярная ночь, но судоходство не прекращалось. Немецкая армия нуждалась в каждодневном подвозе питания, в поставках стратегического сырья. Даже пассажирские перевозки между портами востока и запада не приостанавливались.

Юнсен свел Фигенскоу с норвежскими соратниками, которые помогали следить за немецкими гарнизонами, за перевозками, за военными сооружениями.

Радиограммы с точки шли в той же последовательности. До конца года от Коре получили более пятидесяти донесений, большинство из них пополняло сводки разведотдела, представляемые в штаб флота. Сообщали не только то, что видели сами, но и то, что добывали и передавали соратники из норвежского Сопротивления. Контакт действовал бесперебойно не только к Перс-фьорду, но и к западу от точки группы, и по южному берегу полуострова вплоть до Несюбю. На встречи теперь ходил в основном Фигенскоу.

Норвежцы воспряли духом. Армия Паулюса под Сталинградом была окружена, дни ее сочтены. Успехи советских войск заронили надежду на неизбежный разгром фашизма, освобождение Норвегии от оккупантов и их прислужников.

В конце января до группы дошла тревожная весть: в Якобснесе, родном селении командира группы Фигенскоу, оккупанты арестовали сразу 24 местных жителя. Причины ареста были неизвестны. Но ходили слухи, что им предъявлено обвинение в пособничестве противнику.

Разведчики серьезно обеспокоились: в том селении у них были контакты, оттуда поступали донесения. Правда, не напрямую, а через передаточные посты. Если при допросах это обнаружится, всплывет и фамилия Фигенскоу…

Доложили на базу. Оттуда поступила установка затаиться, ни собой, ни соратниками не рисковать, на прямые контакты выходить реже, сведениями обмениваться в тайниках, о новостях по Якобснесу доносить без задержек.

Однако через некоторое время поступило сообщение, что Апмар Сиблунд — самый надежный сотрудник — на свободе. Его не задерживали и на допросы не вызывали. Два его брата находились в Советском Союзе, оба в разведке, готовились к заброске. Третий — Альф — погиб при выполнении задания. Но беспокойство не прошло. Гестаповцы могли оставить Алмара на свободе с умыслом, чтобы понаблюдать за ним, через него выяснить его контакты и связи.

Альфхильд постепенно стала незаменимой связной. Когда ни Фигенскоу, ни Юнсену нельзя было отправляться в дальние точки, а связь не допускала отлагательства, в маршрут отправлялась Альфхильд. Она еженедельно навещала своего мужа Андреаса в Хамнинберге, иногда для нее там уже были припасены сообщения из других мест.

Изредка она ходила на боте в Перс-фьорд, там ее тоже ждали вести для разведчиков. Однажды Гудвар Ульсен рассказал ей, что возле их поселка укрывается группа разведчиков, но они подчинены командованию в Мурманске. У них что-то случилось с радиостанцией, связь с базой прервалась. Они знают, что невдалеке несут свою вахту соратники из флотской службы, и попросили Гудвара переправить эту весточку через своих людей. Просьба дошла в Сюльтевик. Фигенскоу и Коре пошли помочь коллегам, Юнсен остался на вахте один.

Поскольку и те, и другие разведчики родом были из одних мест на Варангере, да и перед войной судьба свела их под Мурманском, подружились быстро, стали наведываться друг к другу, иногда даже оставались переночевать в Перс-фьорде, нарушая условия конспирации, — сработали дружелюбие и долгая сравнительно безопасная служба. Мурманское руководство, которому доложили, почему они несколько дней молчали и кто помог наладить им передатчик, не осудило их за это. Морское командование тоже молчаливо согласилось с самовольством. Так, однажды нарушив запреты, следующие встречи за грех не считали.

Запас продуктов стал подходить к концу, а группу командование снимать не спешило. Беспокойства после известий о новом знакомстве и распространившихся по побережью слухах о русских сидельцах понемногу улеглись, задания выполнялись успешно, почти ни один вражеский конвой не проходил незамеченным, сведения о противнике поступали важные. Поэтому мысль побыстрее снять группу и построже ее законспирировать постепенно забывалась. 19 февраля с самолета сбросили продукты и другие припасы еще на три месяца.

Точка по-прежнему бесперебойно действовала. Разведчики передали около двухсот радиограмм о местах, где базировались вражеские корабли, отстаивались транспорты, какие части стоят в селениях по побережью и куда перемещаются, какие военные сооружения строятся вблизи моря, когда и где потоплены вражеские суда, сколь успешно атаковали конвои и одиночные суда подлодки и самолеты.

Пришла весна, потеплело, приморские сопки быстро обнажились от снега, вода ручьями сбегала в озера и в море.

Подводным лодкам подходить к берегу стало опасно. Светлый полярный день загонял лодки под воду, гнал дальше от берега.

И снова 12 мая самолет закинул тюки с продуктами. Разведчики в этот момент сидели в пещере, выброску видела Альфхильд. Она тотчас села в шлюпку, подошла к кромке обсушки, где упал груз, перенесла его в промоину между скал и вернулась на хутор. Вскоре на хутор нагрянули немцы. Стали спрашивать, не видела ли она сброшенный с самолета груз, кто в то время ходил на шлюпке по фьорду. Она ответила, что шлюпку в ту ночь от причала не брала, вечером долго ухаживала за скотом, утром тоже рано ушла в хлев. Из разговора она поняла, что заброску видели с другого берега фьорда местные жители и немцы со сторожевого катера.

Но Альфхильд так убедительно рассказывала о своих хозяйственных делах, что сомнений в ее искренности не возникло. В ней, несомненно, таился актерский дар. Немцы ушли.

Когда разведчики вернулись к ней в дом, она рассказала обо всем случившемся. Груз решили не трогать.

Прошло десять дней. Округа оставалась спокойной. Засад нигде не обнаружили.

В ночь на 22 мая фьорд затянуло густым туманом. Фигенскоу, Юнсен и Альфхильд на шлюпке подошли к тому месту, где лежали упрятанные тюки. Быстро все погрузили, переправили к причалу, в серой мгле торопливо перенесли в пещеру.

В предутренние часы потянул ветерок, разогнал туман. Но разведчики уже были в своем укрытии. А Альфхильд, как всегда, хлопотала по дому.

Тревога все-таки закралась в душу. Раз немцы видели заброску, они за этим сектором будут наблюдать.

В дом Бруволдов ходить почти перестали, наведывались туда изредка и поодиночке, в теплое время уходили подальше от своего укрытия и наблюдали за ним, за округой, за хуторком Бруволдов.

Как ни оберегались, службу полагалось нести. Следили за морем. Брали в тайниках донесения. Хотя и реже, но встречались с соратниками из селений южного Варангера. Все так же четко, по графику, выходили на связь с базой.

Подошло лето. Даже у моря стало довольно тепло. Можно посидеть раздевшись, проветриться под ласковым теплым дуновением — только долго не понежишься, комары загрызут. Зимой мучил холод, тревожили следы на снегу, дым от печурки. Летом одолевали другие заботы: круглосуточно светло, видно далеко, ходить приходится пригибаясь, старательно осматривая всю округу. Да и людей в тундре стало больше: собирают ягоды, грибы, косят сено, ловят рыбу в озерах и протоках.

В середине июля Альфхильд, по обыкновению, ушла в Хамнинберг к Андреасу. Разведчики дежурили в россыпях камней невдалеке от сопки, на которую еще весной перенесли свои основные запасы. В Сюльте-фьорд вошли два катера и с ходу повернули к причалу, у которого стояла шлюпка Бруволдов.

Ребята не спускали с них глаз. С катера высадились десятка два немецких солдат и по тропке стали подниматься к хуторку.

Разведчики не стали ждать, пока немцы устроят облаву, изведанными тропами кинулись в Перс-фьорд, к своим мурманским соратникам, надеясь вместе уйти в горы и там укрыться.