Бывалов с половиной своего отделения отправился на поиски наших раненых, которых мы оставили днем у Пхохондона.
Овчаренко и Тихонов со своими отделениями пошли посмотреть окрестные улицы и здания поблизости от порта. Жилые постройки тянутся куда-то в глубь полуострова, на восток. Судя по плану, тут весь полуостров до противоположного берега пересекает довольно широкая лощина. По ней и разместилась восточная часть Чхончжина. Прямо перед нами видны крупные вместительные склады, а за ними на некотором возвышении уступами взбегают по склонам жилые дома.
Никандров посылает своих людей по западному побережью полуострова, туда, где кончаются портовые постройки и железнодорожные пути, откуда бухту пересекает длинная стрела волнореза. Взяв с собой остатки отделения Максимова, мы с Никандровым и группой его бойцов занялись осмотром причалов.
Денисин и Леонов вместе с остальными офицерами, с радистами, санитарами, связными устраиваются в средней части причальных сооружений.
Пирсы добротные, капитальные, стенка выложена из огромных глыб природного камня и бетонных плит, они в сохранности, но очень сильно захламлены. Видно, что здесь побывали какие-то воинские части — во многих местах следы стрельбы, валяются гильзы, патроны. Судя по всему, тут и был высажен батальон Бараболько.
По причальной стенке проложены рельсы, на них несколько десятков платформ, часть из них с грузами. В дальнем углу на путях стоит до десятка вагонов. На другом конце на рельсах застыл в неподвижности большой портальный кран. Множество сложенного штабелями и разбросанного груза: ящики, арматурное железо, рельсы, две большие пирамиды каменного угля. Место для боя вполне подходящее, есть где укрыться, и сектора для обстрела удачные, все ближние подходы к порту можно хорошо простреливать. Хуже будет, если противник применит артиллерию и минометы — площадь для рассредоточения мала. Особенно опасен на свету будет навесной огонь с высоты, которая прямо-таки надвинулась на причалы.
Возвращаются Овчаренко и Тихонов, а вслед за ними и бойцы Никандрова. Командиры отделений моего взвода докладывают, что, как только они прошли два квартала, их обстреляли со склонов сопок и из ближайших домов. Опасаясь засады, повернули назад. Становится очевидным, что лощина через Комалсандан занята японцами. Это совсем поблизости от нас.
Бойцы из взвода Никандрова прошли по побережью около километра, затем наткнулись на неприятельский заслон, обстрелявший их. Выходит, и подходы к вражеским батареям на оконечности Комалсандана в руках неприятеля.
Выслушав донесения разведки и осмотрев портовое хозяйство, Денисин и Леонов вместе с нами присели на ящиках, развернули карту и обсудили, как расположиться, чтобы удачно охватить порт и все ближайшие к нему подходы. Мне с моим взводом поручено быть на левом фланге, держать ту сторону причалов, которая примыкает к материковой части города, сближается с торговым портом. На нашем участке как раз входят на причалы железнодорожные пути, тут несколько платформ, ящики с грузами, разбросанное железо, портальный кран. Я и расположился под его широко расставленными ногами. Над головой у меня толстенная стальная плита, а на ней в несколько рядов сложены железобетонные блоки балласта противовеса. Взвод мой сейчас как раз напротив высоты, которая вплотную придвинулась к заливу и сжимает выбегающую из города сюда дорогу.
Правее от меня Никандров. Ему приказано оборонять подходы к порту из того жилого района, который разместился по долине, проходящей поперек полуострова. Это, пожалуй, наиболее опасный участок, отсюда скорее всего можно ждать нападения. Позади Никандрова, среди платформ и грузов, укрылись Денисин и Леонов. С ними вся группа командования и обеспечения. Далее, к югу от взвода Никандрова, за концом причала и за волнорезом, заняли оборону остатки роты автоматчиков численностью немногим более двух взводов.
За прошедшие сутки, особенно в столкновениях с противником у реки, рота понесла большие потери, там убито более тридцати человек, много раненых. Состоящая в основном из молодых, совсем не обстрелянных бойцов, рота оказалась в трудной переделке. Драться приходилось в наскоро сооруженных укрытиях, часто менять место боя, перебегать и переползать под неприятельским огнем. Не обученные действовать мелкими группами, боящиеся оторваться друг от друга, не умеющие быстро приспосабливаться к местности и искать укрытия, да еще попавшие в бой в условиях города, солдаты этой роты часто попадали под губительный огонь противника. И к нам когда-то наука воевать пришла не сразу.
Мы с Никандровым развели отделения по предназначенным местам, понаблюдали за тем, как они выбрали секторы для обстрела и оборудовали укрытия. Говорить матросам о том, что здесь придется держаться во что бы то ни стало, теперь не надо — они прекрасно видят, что все сейчас зависит от них самих.
Положение у десантников незавидное: в наших руках остались только причалы протяженностью метров триста, позади нас море. Перед нами и по флангам — противник. Как он расположился и какие строит планы — мы точно не знаем.
Где-то в сопках, на полуострове и на материке, батальон Бараболько. В непосредственное соприкосновение с ним войти все еще не удалось — между нами и батальоном вклинилось какое-то крупное неприятельское подразделение.
Люди наши измотаны, усталость буквально валит их с ног. Отряд сильно поредел, в строю теперь немногим более сотни человек. Боезапаса осталось очень мало — всего по два-три магазина на автомат. На исходе и гранаты.
Растянувшись по всей линии причала, десантники сосредоточенно устраивают укрытые ячейки для боя. Немножко походили, поприглядывались каждый к своему сектору и начали устраивать для себя такие «берлоги», в которых можно упрятаться не только от пуль, но и от мин. Благо, материала под руками сколько хочешь. Только вот если будут бить тяжелыми снарядами, разнесут эти сооружения в пух и прах.
Торопимся все закончить, пока японцы оставили нас в покое. Таскаем балки, плахи, рельсы, мешки с зерном, укладываем все штабелями, а в голове неотступные мысли: как удержимся, скоро ли придут на выручку десантники генерала Трушина, удастся ли соединиться с батальоном Бараболько. Хочешь не хочешь, как ни отгоняешь эти мысли, но они назойливо возвращаются.
Надо бы самим пробиваться к батальону Бараболько, да сил для этого уже нет. Пойдешь ночью на прорыв — можно и остальных всех уложить. И от причалов уходить нам тоже нельзя — на этот плацдарм надо высаживаться генералу Трушину.
Наш комиссар все это время подходил то к одному, то к другому отделению, прислушивался, о чем они говорят, сам вступал в их разговор. Видимо, он почувствовал, что кое у кого в душу закралась тревога. Договорились они с Ходером и Козловым и пошли по взводам: Ходер — к автоматчикам, парторг — к Никандрову, а Гузненков — в мой взвод.
Мне слышно, как он присел к группе бойцов из отделения Сергея Бывалова и разговорился с Капустиным и Огиром. Показывая на забаррикадированные кирпичом промежутки между колесами платформ, под которыми они устроились, Иван Иванович советует им уложить еще рядок, чтобы уберечься от близких разрывов мин. Наверняка, говорит, они постараются опять стегануть нас из минометов.
Капустин спросил его, рискнут ли японцы атаковать нас ночью или оставят в покое. Комиссар полагает, что нам надо рассчитывать на худшее — скорее всего на атаку японцев вот-вот.
И он прав: чего утешать смутными надеждами. Лучше горькая, но правда — она поможет лучше приготовиться к испытанию. И как бы мимоходом комиссар советует Капустину переложить диски к автомату поближе к себе, под левую руку, чтоб не искать их, когда надо будет заменить опустевший.
Капустин пододвинул диски, погладил их вороненую поверхность, а сам все добивается у комиссара, когда придет подмога, не скажет ли Гузненков чего нового.
Иван Иванович отвечает поговоркой: на бога надейся, да сам не плошай. Помощь придет, десант уже в пути. Но до утра он может и не подоспеть. Советует Капустину держаться поближе к своему напарнику, замечать, что будет делать тот, и оберегать друг друга.
