Немецкие артиллеристы так были ошеломлены неожиданным ночным нападением и парализованы бесцеремонностью, с какой их вытряхивали из автомобилей, что никак не могли уразуметь, что на них напали русские матросы, и заплетающимся языком бормотали что-то невнятное. Только оказавшись на катере, они пришли немного в себя и тогда объяснили, что им показалось, будто колонну обстреляли советские ночные самолеты.

Или еще такой случай. Командованию флота надо было выяснить характер обороны противника на одном из приморских участков. Предстояло это сделать очень скрытно, неприятель не должен был ни в коем случае узнать о пребывании наших разведчиков на этом берегу.

В операцию отправилось отделение Максимова. Долго и тщательно готовились бойцы к выполнению задания.

Высадили их на вражеское побережье глубокой штормовой зимней ночью. Пройдя по пурге около двух километров до назначенного места, разведчики зарылись в снег и стали ждать рассвета. За ночь снежным бураном не только занесло их следы, но и засыпало самих так, что обнаружить можно было с трудом.

При свете короткого полярного дня разведчики делали зарисовки местности и укреплений, фотографировали боевую технику и немецких солдат, которые ходили совершенно безбоязненно и свободно. Когда наступала ночь, зарывшиеся в снегу бойцы засыпали чутким сном.

Так прошло трое суток. На морозе, лежа в снегу, почти без движения, моряки зафиксировали весь распорядок немецкого гарнизона: когда сменяются наряды, как работает связь, по какой дороге и в какое время ведется сообщение с другими подразделениями, где и как расположены орудия и огневые точки. Коченеющими пальцами в блокноты было записано все до деталей.

Ушли с берега моряки незамеченными и следы своего пребывания старательно скрыли. Когда вернулись на базу, не скоро удалось залечить обмороженную на лицах и на руках кожу. А там, на чужом берегу, никто из них и не подумал, что можно встать, размяться, согреться, только снегом растирали ноющие от холода пальцы. Зато добытые сведения сберегли жизнь многих бойцов в последующих операциях.

Владел фотоаппаратом Максимов отлично и в нашей лаборатории вместе с Петром Алексеевым нередко колдовал над расшифровкой замысловатых снимков или составлял экспозиции заснятого района.

И сегодня из-за профессиональной привычки фиксировать все примечательное, схватить на пленку какой-нибудь необычайный кадр, Максимов так увлекся, что забыл на время про осторожность.

Доктор перевязал Виктора, дал что-то утоляющее боль. А что еще можно сделать в походных условиях?

Гончарук говорит, что если удастся вскоре доставить Виктора на базу, то можно надеяться на благополучный исход. Пока же ему нужен полный покой. А как же его не трогать и не тревожить, если каждую минуту японцы могут заставить подняться и быстро переместиться в другое место? Уж если прижмут и придется уходить отсюда — только кому-то из крепких матросов надо будет нести его на плечах.

Виктор пришел в себя, потяжелевшим взглядом обвел нас, склонившихся над ним, пересохшими губами чуть слышно попросил попить. Горлышко фляги стучит о зубы, струйка воды течет по щеке на шею и за ворот гимнастерки. Напившись, откинул голову и снова замолк. Я постоял еще с минуту и больше не смог тут оставаться: тяжелым камнем и на меня навалилась постигшая Виктора беда.

Леонов приказал Владимиру Оляшеву и Николаю Зубкову помогать Гончаруку, ни на минуту не оставлять Максимова. Сейчас только он в таком тяжелом состоянии. Все остальные наши раненые могут ходить сами.

День стал клониться к вечеру. Уже пятый час. Денисин и Леонов передали донесение командованию флота о результатах высадки десанта в Чхончжин и об обстановке в нем.

Из штаба флота получили радиограмму, в которой вице-адмирал Фролов сообщил, что Военный совет возлагает на сводный десантный отряд задачу держаться в Чхончжине в ожидании подкреплений дольше, чем это было предположено первоначальными расчетами. Выход первого эшелона из Владивостока задержался, придет он в Чхончжин только завтра утром, а не сегодня, как предусматривалось планом. В ближайшие часы для поддержки будет высажена еще одна пулеметная рота. Надо во что бы то ни стало продержаться в городе до утра, сохранив за собой захваченный плацдарм.

Известие это нас не обрадовало. На плацдарме десантников всего полторы сотни, а вражеских войск в городе и его окрестностях не менее четырех-пяти тысяч, и что они предпримут за это время — еще неизвестно.

Сейчас очень нужен был бы сведущий «язык», чтобы выведать о планах японского командования. Те несколько младших чинов и рядовых японских солдат, которых успели допросить, пока ничего путного о намерениях своего командования нам не рассказали. Удалось лишь выяснить у них примерную численность гарнизона, расположение основных оборонительных сооружений.

Уже много лет в Чхончжине размещается кавалерийский полк. Казармы его в северо-западной части, на окраине города. В городских казармах живут солдаты пехотного полка. Вчера и на рассвете сегодня и пехотинцы и кавалеристы почти все были выведены из казарм и отправлены на оборонительные рубежи севернее города. Остальным приказали находиться в городе и в порту и быть готовыми к отражению советского десанта. Утром поездом из Нанама приехали курсанты офицерского училища.

Не исключено, что вражеские солдаты, питая еще какие-то надежды на благоприятный поворот событий для себя, стараются скрыть от нас нужные нам сведения.

Решили попытаться порасспросить корейцев, может быть, они помогут нам пролить свет на замыслы японского командования. К тому же это хорошая возможность выверить правдивость показаний японских военнослужащих.

Отозвав в сторону нескольких горожан, спросили их, что они знают о численности японских войск в городе, были ли пополнения в последние дни. Все они вполне искренне, как нам кажется, стараются помочь нам и рассказывают, что видели и слышали. Они тоже подтверждают, что сил у японцев тут много. Как началась война, никакие части из города ни на север, ни на юг не уходили. Сколько точно солдат в гарнизоне — это, конечно, было для них секретом, но, наверное, тысячи три или четыре, а может быть, и больше.

Много японцев на батареях полуострова Комалсандан и на оборонительных позициях вокруг города, но туда корейцам было запрещено соваться под страхом смертной казни. На карте они показали, где, в каких местах японцами установлены береговые и зенитные батареи. Танков, говорят, в городе нет, их тут не видели. Военные корабли были раньше, крупные приходили редко. А небольшие военные суда, но с пушками, наверное сторожевики, ушли из бухты дня три назад.

После допроса пленных и разговора с горожанами не остается никакого сомнения, что японцы не собираются оставлять Чхончжин, более того — они пополняют гарнизон подкреплениями. Оборонительные рубежи на подступах к городу удерживаются постоянным гарнизоном, орудия береговых и зенитных батарей сохраняются на своих позициях. А все это означает, что город этот взять и удержать так бескровно, как Унги и Начжин, нам не удастся, за него придется еще драться и на улицах, и на внешнем поясе. В этой тревожной обстановке нам надо найти в себе силы удержаться на плацдарме самое малое полсуток, если не больше.

— Что подкрепления подойдут не скоро, пока людям не говорить, нечего зря их нервировать, — предупреждает нас Леонов. — Займите их возведением оборонительных укрытий, проверьте место у каждого, как оборудуют огневые точки. Чтоб все диски и магазины были заряжены. После вашего доклада все осмотрю сам.

По пути к своему взводу пытаюсь прикинуть, почему так опаздывает первый эшелон, но строить догадки бесполезно и они не дают ничего утешительного. Видно, случилось что-то непредвиденное, так просто командование оставить нас на ночь одних не могло. Уже позже стало известно, что посадка как первого, так и второго эшелона на десантные суда заняла больше времени, чем было рассчитано планом. Это оттянуло время их выхода из порта, а соответственно, и прибытия к месту назначения. Поэтому все сдвинулось не на минуты, а на многие часы.