Взгляд в дисплей наладонника. Камал и Шульц все еще стоят друг против друга у пульта безопасности. Возвращаюсь к дверному проему и останавливаюсь от неожиданности. Прижимаюсь плечом к стене.

Мой майор с автоматом на спине моет шваброй пол коридора, стирая розовые потеки. Оглядывается на меня, шепчет обыденно:

– Нужно убрать… натекло…

Смотрю в дисплей. Камал остался один. Шульц… Шульц идет в северном крыле второго этажа к заложникам. Стоуна они решили оставить на потом. Я понимаю Камала. Периметр сохранен, посторонних в здании нет. Придет Стоун. Некуда ему деваться. А выполнять обещания Саддаму Хусейну регулярно выбрасывать тела на площадь нужно.

– Где швабру взяла?

– Здесь, в стенном шкафу, – Лиза останавливается, опирается обеими ладонями на швабру. – Я здесь работаю.

– Даже знаю кем, – киваю.

– Дурак, – кажется, ей нравится это простое и емкое слово. – Я – старший менеджер по операциям с VIP-клиентами.

– Вот как, – качаю головой. – А со шваброй смотришься вполне профессионально.

Она смотрит на меня уничтожающе:

– Очень смешно…

– Извини, – вытираю ладонью лицо и чувствую, как неконтролируемо начинает разъезжаться улыбка. – Несет меня чего-то. Извини, Лизанька.

Мне, как полковнику, кажется уместным отечески-снисходительный тон.

– Да ладно, – она улыбается внезапно. – Шути. Мне, в общем, даже нравится. Отвлекает…

Она закрывает швабру и пластиковое ведро с водой в дверном шкафу:

– Что дальше, полковник?

Возвращаемся в комнату триста шесть, садимся рядышком на стол. Прокручиваю перед ней экраны камер слежения:

– Давай знакомиться. Пока заочно, но за нами не заржавеет. Вот этот у окна – Камал. Так он себя называет. Это, в общем, клички. Камал по-арабски значит «Совершенство». В шкафу – Стоун. Так он себя назвал. Это – Шульц, – показываю ей блондина, он тащит за собой по коридору упирающегося ногами в пол мужчину. – Через семь минут очередная жертва должна вылететь в окно. Но мы туда не пойдем. Камал и Шульц, поверь мне, самые опасные и грамотные в этой компании. Камал действительно близок к совершенству. А Шульц – просто зверь. Он в одиночку взял помещение службы безопасности, а там было четыре вооруженных охранника.

Кошусь на девушку. Она смотрит вопросительно, однако ни слова не говорит.

– Следующим будет Штайн. Тот, что на автостоянке. Он – один. С ним будет легче, чем с любой оставшейся двойкой. Пока они работают с заложником – отработаем Штайна. Годится?

Она кивает.

– Беда в том, что выход на стоянку у нас один, – размышляю вслух. – Есть, правда, еще вентиляционная, – поднимаю голову, смотрю на железный короб, – но это не вариант.

Смотрю на часы:

– Еще беда – у нас всего шесть минут. Камал выбросит в окно заложника и пойдет искать Стоуна. Но шесть минут нам гарантируется – Камал точен, как швейцарские часы. Ему нужно убедить весь мир в своей непримиримости. И это он сделает, даже если пойдет огненный дождь и Британия опустится на дно океана.

Касанием стилуса растягиваю картинку автостоянки. Штайн уже не в автомобиле. Видимо, ему надоело протирать задом мягкие сиденья. Он сидит на корточках в углу за дверью, автомат на коленях, руки расслаблены. Смотрит в пустоту. Словно ждет меня. Как только качнется дверь, он будет готов выстрелить. Едва качнется дверь…

Смотрю в его лицо, чуть размазанное низким разрешением видеокамеры. На корточках долго не высидишь. Ноги затекут. Интересно, сколько он выдержит? У нас осталось всего пять с половиной минут, чтобы убрать его и пройти мимо второго этажа. Значит – всего около четырех минут.

Меняю магазин в пистолете. Встаю:

– Выдвигаемся.

Кабинет триста шесть с мертвым Стоуном закрываю, ключ оставляю в дверном замке. Запертая дверь с дырами от пуль вызовет подозрения и будет обязательно выбита, а помещение обыскано. А висящий в замке ключ успокаивает. Пулевые отверстия мне не кажутся поводом для обыска. Мало ли дыр в дверях и стенах наделали, когда сгоняли в общее стадо заложников. Спасибо Фахади, пострелял всласть.

По лестнице вниз. Проверяю на экране положение бойцов группы. Охранники с заложниками. Камал с Шульцем перед новой жертвой. Штайн по-прежнему на корточках у двери. Осталось три с половиной минуты. И у меня нет даже плохонького плана, как к нему подобраться.

Если бы он сидел далеко от входа, я бы постарался проскользнуть на стоянку и подкрасться к нему вдоль машин. Если бы он расположился ближе к входу в автомобиле, тоже вариантов хватает. Но он сидит сразу за дверью. Мимо него не войти. Как же его обмануть?

Передать наладонник Лизе и выйти с поднятыми руками. Штайн поведет меня наверх, и она выстрелит. Хотя нет, не вариант. Он предварительно обязательно сообщит по рации, что я в здании. Выпустить к нему Лизу и разыграть спектакль с названием «ой, я заблудилась»… Тоже не подходит. Штайн далеко не дурак. И уж точно не гуманист. Ему известно, что все заложники обречены, и он без вопросов срежет ее очередью. А уж только потом спросит: «Откуда ты взялась, красавица?»

Площадка второго этажа. Стараюсь ступать как можно тише – от Штайна, по-прежнему сидящего на корточках, нас отделяют два пролета лестницы. Плана нет. От напряженного размышления и просчитывания вариантов в голове множится эхом пустота, и я начинаю паниковать. Плана нет. Плана нет!

Выскочить и затеять перестрелку. Прекрасный ход. Чудный. Штайн лет пятнадцать, наверное, только и делает, что стреляет по живым мишеням. У меня нет шансов выстрелить первым. Ни единого шанса.

Остался один пролет. Впереди широкая дверь автостоянки. Останавливаюсь на мгновение. Поднимаю к плечу пистолет, показываю девушке дисплей с сидящим на корточках наемником. Протягиваю руку со стволом в сторону двери, обозначаю сторону, где он находится, чтобы не оставалось сомнений из-за зеркального изображения экрана. Девушка кивает.

Медленно, стелющимся мягким шагом вниз. Осталось всего три ступеньки. Всего две. Штайн на дисплее неожиданно шевелится, тянется в карман за сигаретами, в другой руке блестит белым зажигалка. Решение молнией толкает меня вперед, и в два широких бесшумных шага я прыгаю, врезаюсь в дверь. Автомат, сброшенный ударом тяжелой двери, бряцает по бетонному полу. Я складываюсь пополам, лечу по инерции спиной вперед и в долю секунды, едва его лицо оказывается перед стволом, стреляю, как могу быстро дергаю спусковой крючок и выпускаю пять пуль, пока дверь, ударившись от Штайна, движется обратно. Падаю на бетонный пол, проезжаю еще пару метров на боку.

Штайн смотрит на меня, не мигая, несколько долгих секунд. Его голова, словно тяжелая гиря, медленно валится к плечу и увлекает за собой тело, спина скользит по шершавой стене, оставляя багровый кровавый след. Разжимаются покрытые рыжим редким волосом короткие пальцы, и на пол падает открытая, горящая еще зажигалка.

На виске Штайна, уже мертвого, краснеет кровоподтек – видимо, прикуривая, он нагнулся немного вперед и удар двери оглушил его на мгновение. И этого мгновения хватило, чтобы он не успел ничего больше понять.

– Цел? – Лиза опускается на колени рядом со мной.

– Вроде, – после падения о бетонный пол тело онемело, поднимаюсь с трудом на ноги, смотрю на часы с треснувшим стеклом. До расстрела заложника две с половиной минуты. – Давай его в багажник… куда-нибудь. Ты за ноги, я за руки.

Лиза смотрит с брезгливостью на мертвого. Поднимает на меня глаза:

– Давай ты сам.

– Вот как… ф-ф-ф… женщина, – внутри меня клокочет адреналин, словно кипяток в кастрюле. Еще немного, и сорвет крышку, и я стискиваю зубы, иначе – закричу, – все вы одинаковые… лишь бы мужик пахал, как бобик…

Проверяю багажник ближайшей автомашины. Заперто. Следующая. Заперто. Дальше тащить труп не хочется, и я открываю заднюю дверь внедорожника. Возвращаюсь, хватаю мертвеца под руки. Он теплый, словно еще живой, и прикосновение к податливому мертвому телу взвинчивает нервы.