«Ты помнишь? В нашей бухте сонной…» Ты помнишь? В нашей бухте сонной Спалá зеленая вода, Когда кильватерной колонной Вошли военные суда. Четыре – серых. И вопросы Нас волновали битый час, И загорелые матросы Ходили важно мимо нас. Мир стал заманчивей и шире, И вдруг – суда уплыли прочь. Нам было видно: все четыре Зарылись в океан и в ночь. И вновь обычным стало море, Маяк уныло замигал, Когда на низком семафоре Последний отдали сигнал… Как мало в этой жизни надо Нам, детям, – и тебе и мне. Ведь сердце радоваться радо И самой малой новизне. Случайно на ноже карманном Найди пылинку дальних стран – И мир опять предстанет странным, Закутанным в цветной туман! 1911–6 февраля 1914 Aber’Wrach, Finisture Анне Ахматовой
«Красота страшна» – Вам скажут, – Вы накинете лениво Шаль испанскую на плечи, Красный розан – в волосах. «Красота проста» – Вам скажут, – Пестрой шалью неумело Вы укроете ребенка, Красный розан – на полу. Но, рассеянно внимая Всем словам, кругом звучащим, Вы задумаетесь грустно И твердите про себя: «Не страшна и не проста я; Я не так страшна, чтоб просто Убивать; не так проста я, Чтоб не знать, как жизнь страшна». 16 декабря 1913 «Я помню нежность ваших плеч…» Я помню нежность ваших плеч – Они застенчивы и чутки. И лаской прерванную речь, Вдруг, после болтовни и шутки. Волос червонную руду И голоса грудные звуки. Сирени темной в час разлуки Пятиконечную звезду. И то, что больше и странней: Из вихря музыки и света – Взор, полный долгого привета, И тайна верности… твоей. 1 июля 1914 «Милая девушка, чтó ты колдуешь…» Милая девушка, чтó ты колдуешь Черным зрачком и плечом? Так и меня ты, пожалуй, взволнуешь, Только – я здесь ни при чем. Знаю, что этой игрою опасной Будешь ты многих пленять, Что превратишься из женщины страстной В умную, нежную мать. Но, испытавши судьбы перемены, – Сколько блаженств и потерь! Вновь ты родишься из розовой пены Точно такой, как теперь. 9 декабря 1915 «На улице – дождик и слякоть…» На улице – дождик и слякоть, Не знаешь, о чем горевать. И скучно, и хочется плакать, И некуда силы девать. Глухая тоска без причины И дум неотвязный угар. Давай-ка, наколем лучины, Раздуем себе самовар! Авось, хоть за чайным похмельем Ворчливые речи мои Затеплят случайным весельем Сонливые очи твои. За верность старинному чину! За то, чтобы жить не спеша! Авось, и распарит кручину Хлебнувшая чаю душа! 10 декабря 1915 «Май жестокий с белыми ночами!..» Май жестокий с белыми ночами! Вечный стук в ворота: выходи! Голубая дымка за плечами, Неизвестность, гибель впереди! Женщины с безумными очами, С вечно смятой розой на груди! – Пробудись! Пронзи меня мечами, От страстей моих освободи! Хорошо в лугу широком крýгом В хороводе пламенном пройти, Пить вино, смеяться с милым другом И венки узорные плести, Раздарить цветы чужим подругам, Страстью, грустью, счастьем изойти, – Но достойней за тяжелым плугом В свежих росах пóутру идти! 28 мая 1908 «Я пригвожден к трактирной стойке…» Я пригвожден к трактирной стойке. Я пьян давно. Мне всё – равно. Вон счастие мое – на тройке В сребристый дым унесено… Летит на тройке, потонуло В снегу времен, в дали веков… И только душу захлестнуло Сребристой мглой из-под подков… В глухую темень искры мечет, От искр всю ночь, всю ночь светло… Бубенчик под дугой лепечет О том, что счастие прошло… И только сбруя золотая Всю ночь видна… Всю ночь слышна… А ты, душа… душа глухая… Пьяным пьяна… пьяным пьяна… 26 октября 1908 «Часовая стрелка близится к полнóчи…» Часовая стрелка близится к полнóчи. Светлою волною всколыхнулись свечи. Темною волною всколыхнулись думы. С Новым годом, сердце! Я люблю вас тайно, Вечера глухие, улицы немые. Я люблю вас тайно, темная подруга Юности порочной, жизни догоревшей. 4 ноября 1908 |
