Я надеялась найти здесь Литу, но Синовал сказал что он её так и не увидел. Думаю, насчёт этого он тоже не лжёт. Я не могу её почувствовать. Боюсь, что она мертва. Ещё одно тело на этом пути.

Я не буду тосковать по тебе, но мне будет не хватать того, кем ты был. Я не люблю человека, с кем делила жизнь и постель в последний год, но я всегда любила того человека, с кем я когда-то разделила своё сердце.

- Я окажу тебе последнюю услугу, похороню тебя в моём доме.

- А затем я уйду, чтобы сражаться на этой войне по-своему.

Она наклонилась и легко поцеловала его в лоб. Его тело было холодным.

Комната была горячей, и не только от жара их тел. Всё казалось горячим - кровь, кожа, тело, душа.

Парлэйн лежал неподвижно, словно в медитации, нежно касаясь Рикайджи подле себя. Она тоже была неподвижна, безмолвна и неподвижна словно статуя.

Или труп.

Лишь её тепло уверяло его, что она была живой.

Они были последними. Всем, что мог предложить Отряд Хаоса. Он не знал - сколько времени прошло в этом странном, чужом месте, но это, несомненно, были месяцы, возможно - годы. Остальные были мертвы.

Все они были мертвы - от безумия, морр'дэчай, болезни, войны.

И всё же Парлэйн, самозваный и самокоронованный Лорд Широхиды всё ещё жил.

Он хотел бы знать, чем это было для великих воинов. Жить - сквозь одну битву к другой, в то время, как умирают твои друзья, родные, любимые. Шинген, как говорят, выиграл тридцать четыре битвы. Скольким пришлось умереть в них? Сколько из тех было его друзьями?

Было ли это ответом? Не любить, не верить?

Он провёл рукой по шее Рикайджи и почувствовал жар её кожи.

Что он сказал Примарху насчёт путей к смерти для воина?

"Я не боюсь безумия. Я буду приветствовать морр'дэчай, если буду опозорен так, чтобы заслужить его. Я вижу смерть на войне как честный и благородный финал для воина, а чтобы быть преданным - сперва кому-то надо верить, а я не верю никому."

Он считал так и сейчас, но легко говорить за себя. Труднее, гораздо труднее верить в то, что так же думают следующие за ним. Иннакен не был рождён воином. Он хотел только лечить. Считал ли он так же?

Голгофа воевала с тех пор как они прибыли, но это была война против врага, которого они не могли даже увидеть, кроме одной схватки. Те кто был здесь, послы от могучих и древних рас галактики, начинали сходить с ума и бредить смертью.

Парлэйн вспомнил Элоев. Они были прекрасными, изящными, величественными созданиями, купающимися в сиянии. Посол Элоев говорил с ним несколько часов о этике, философии и существовании после смерти. Он назвал взгляды Парлэйна 'очаровательными', со снисхождением, которое ничуть не выглядело оскорбительным.

Два дня спустя этот Элой впал в безумие и убил троих своих спутников, бредя о смерти, которую ранее он назвал не более чем превращением в нечто большее и высшее.

Парлэйн закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Никто, похоже, не знал что происходит, но кто-то должен над этим задуматься. Он не верил что всё это случилось само собой.

Он и Отряд были наняты, чтобы защищать Голгофу и тех кто был там, и они делали всё что могли. Парлэйн искренне верил в это, он был горд тем, что Отряд мог исполнить это лучше прочих. И они действительно справились лучше чем Рейнджеры, которые были здесь.

Рейнджеры Договора, называли они себя; они относились к Парлэйну и его товарищам с неприкрытым презрением. Парлэйн не имел с ними дела, за исключением нескольких наблюдений за их тренировками. Они были хороши, он не мог отрицать этого, но по большому счёту - он не думал, что они были достаточно хороши.

А теперь они все были мертвы. Последний убил себя два дня назад.

Они вдвоём были всем, что осталось для защиты Голгофы. Отряд сражался достойно, также достойно, как кто угодно другой. Но этого было недостаточно.

Они не могли сражаться с врагом, которого не могли увидеть.

Итак, они должны найти его.

Примарх что-то знал, он был уверен в этом. Он не верил что Примарх стоял за происходящим, но подозревал что он что-то знает. Смысла спрашивать его не было. Он не скажет ничего, что бы он ни знал....

Рикайджи неожиданно поцеловала его в плечо и он вздрогнул.

Да. Всё же его стоит спросить. Если есть хотя бы малейший шанс, хоть какой-то шанс вообще...

Чтобы спасти её он сделает что угодно, кроме жертвы своей честью.

Или её честью.

Он знал, что ей это не понравится.

- Что ты ценишь больше? - неожиданно спросил он. - Твою честь или твою жизнь?

- Ты болезненно любопытен. - заметила она.

- Я размышлял.

- Да, я заметила. Честь - всего лишь слово, Парлэйн. Это то, что может быть дано тебе другими, или же отобрано ими, а потеряв - её можно возвратить. Ты не можешь вернуть себе жизнь, когда она отобрана.

- Значит - твоя жизнь? - спросил он, чуть разочарованный. Возможно в ней всё же осталась натура жрицы.

- Если бы я думала так - была бы я здесь? Есть вещи важнее, чем жизнь. Я лишь не верю что честь - одна из них.

- Почему ты покинула касту жрецов? - спросил он.

Она поцеловала его, и поцелуй был совсем не нежным. - Иногда ты бываешь таким тугодумом. - сказала она с совершенно честным лицом. - А я не могу оставить себе несколько секретов?

- Как пожелаешь.

- Почему ты стал тем кто ты есть? - спросила она его. - Ты мог бы управлять гильдией, или командовать рейнджерами, или стоять в Сером Совете. Ты не проклят и мало кто будет думать о твоей внешности или имени, когда они узнают твои таланты. Так почему?

- Потому что я никогда не хотел быть ничем иным.

- Я хотела. Прежде.

- Что ты хотела сделать?

- Изменить мир. Изменить галактику. Потом я поняла что никогда не смогу сделать это в храме или монастыре.

- И ты можешь сделать это здесь?

- Да. С тобой. Я могу изменить тебя.

- Что?

- Ты живёшь. Ты знаешь радость. Ты знаешь любовь. Ты знаешь цель. У меня было... предчувствие. Я знала это, с тех пор, как в первый раз увидела тебя, когда Катренн познакомила нас. Тогда я поняла две вещи. Первая - что с лёгким толчком в верном направлении ты можешь сделать всё, что я когда-либо мечтала исполнить.

- А вторая?

- Что я люблю тебя.

- Моя леди. - прошептал он.

- Нет. Я не чья-то леди. Я твой спутник. Я буду защищать твою спину в бою и знаю что ты будешь защищать мою. Я отдам свою жизнь в твои руки и полностью доверю её тебе, и знаю что ты можешь сделать так же со мной. Катренн никогда и ни с кем не найдёт этого, и потому мне жаль её.

"Ты лжёшь умело, Парлэйн Проклятый. Всё правда, за исключением последних слов. В этом ты похож на своего отца."

"А я не верю никому."

Он крепко обнял её.

Планы II.

Г'Кар: - Как развивается твой план? Одной военной мощи может быть недостаточно.

Марраго: - Она будет не одна. Нас миллиарды. Мы чересчур хорошо знаем, как тяжело удержать целый мир рабов, которые не желают быть рабами. Они восстанут.

Г'Кар: - Цена будет ужасной.

Марраго: - Какова цена свободы? Ты научил нас этому.

Г'Кар: - А какова цена твоей жизни?

Марраго: - Я? Я стою столько, сколько я могу добиться для своего народа. Пойми это, и не пытайся меня судить. Я играл свою роль, приводя ситуацию к тому, что мы имеем сейчас. Я не приму упрёков за это...

Г'Кар: - С моей стороны будет лицемерием упрекать кого-либо. В чём угодно.

Марраго: - Я делал то, что считал верным, и я не изменил бы ничего, даже если бы и мог. Но... был кое-кто, кого я мог спасти. Я подвёл её. Я страшно подвёл её. Я помню кое-что, что когда-то мне рассказывали. Несколько лет назад. Один из моих агентов слышал, как юный нарнский мятежник сказал это своей леди. "Тот, кто спасает одну душу...Э

Г'Кар: - Спасает весь мир.

Марраго: - Я подвёл одну душу. Я, как только смогу, постараюсь спасти целый мир, но моя душа потеряна. Я приму любую помощь, которую ты сможешь предложить. Я увижу чем всё закончится. Но когда это будет закончено, когда всё будет сделано... Тогда я лягу и умру.