О втором этапе экспедиции 1615 г. С. Жолкевский рассказывает следующим образом. Посланные против казаков турецкие «корабли и галеры» «догнали их лишь против устья Дуная; казаки бросились на них и побили турок, самого их вождя пленили раненого, который за себя давал 30 000 (злотых. — В.К.) выкупу, но умер». Часть галер запорожцы захватили, прочим удалось бежать. «Казаки, оные (взятые. — В.К.) галеры в лиман (Днепровский. — В.К.) приведя, сожгли под Очаковом».
Отдельные авторы представляют себе «драматическую погоню османских кораблей за казацкими чайками» как непосредственное преследование: турецкий флот погнал казаков к Дунаю; гонимые этим флотом казаки оказались у Дуная. Однако, скорее всего, такого прямого преследования, при котором противники находились в пределах видимости друг друга, вовсе не было, и османская эскадра шла вдогонку, представляя примерно маршрут движения отходившей запорожской флотилии.
«После многих усилий, — пишет 3. Вуйцик, — турки догнали казаков при впадении Дуная в Черное море. Произошло событие не менее изумительное, чем нападение на Царьград. Казаки, находившиеся, казалось бы, в гибельном положении, атаковали турецкие корабли, толпы молодцов ринулись на галеры. Дошло до ожесточенного и кровавого рукопашного боя с османскими моряками. С момента, когда казаки ворвались на палубы мусульманских судов, беспримерное поражение турок было предрешено».
С такой предполагаемой картиной сражения, пожалуй, можно согласиться, за исключением начального гибельного положения запорожцев, или, как еще можно перевести автора, их гибельных позиций. Об этом не имеет смысла говорить, поскольку мы не знаем ни состава столкнувшихся отрядов, ни обстоятельств их встречи, ни конкретных условий боя. Предполагать же априори, что в любом столкновении турецких галер с казачьими судами последние оказывались в гибельном положении, было бы неверно.
Некоторые историки считают, что казаки совершили нападение на османские корабли, дождавшись темноты, и что, следовательно, бой был ночным. Очевидно, такое мнение основывается на описанной Г. де Бопланом казачьей тактике нападения на вражеские суда. Этот наблюдатель говорит, что, «заметив неприятельское судно, казаки тотчас убирают мачты, справляются о направлении ветра и стараются держаться за солнцем до вечера. Затем, за час до захождения солнца, они начинают быстро идти на веслах к кораблю или галере, пока не подойдут на расстояние одной мили, чтобы не потерять судна из вида, и так наблюдают за ними почти до полуночи. Тогда, по данному сигналу, казаки изо всех сил налегают на весла, чтобы скорее достичь неприятельских кораблей, между тем как половина казаков держится готовой к битве и только ожидает абордажа, чтобы проникнуть на корабль, экипаж которого бывает сильно поражен недоумением, видя себя атакованным 80 или 100 судов, с которых валит на корабль масса вооруженных людей и в один миг овладевает им (число казачьих судов, атакующих один неприятельский корабль, конечно, безмерно преувеличено. — В.К.)».
Так ли произошло в данном случае, мы не знаем, и из сообщения С. Жолковского не видно, кто первым заметил неприятеля — казаки нагонявших их турок или последние казаков.
По информации источника, сражение происходило близ устья Дуная, однако В.А. Голобуцкий переносит это событие на десятки миль к северо-востоку, к Днепровскому лиману. Турецкий флот, утверждает автор, догнал казаков вблизи Очакова, и бой состоялся у Очакова[102]. Если здесь не случайное отступление от источника, то можно предположить, что причиной переноса места сражения послужило неверие В.А. Голобуцкого в способность казаков управлять захваченными галерами и привести их от дунайского устья к Очакову.
В такой способности не сомневается А. Кузьмин, который утверждает: «Довезя на захваченных судах богатейшую добычу до Днепровского лимана, казаки пересели на челны и чайки (два типа судов? — В.К.), перегрузили добычу, а суда сожгли». Вряд ли можно предположить двукратную полную перегрузку добычи — сначала с чаек на галеры, а затем обратно. Скорее всего, определенное число казаков было выделено для управления галерами, а перед их сожжением ценные и необходимые предметы сняты на чайки. М.С. Грушевский полагает, что приведенные под Очаков галеры казаки сожгли на глазах тамошнего турецкого гарнизона «в насмешку». Подобная цель доставления трофейных кораблей к лиману соответствовала бы характеру запорожцев.
Впрочем, и сражение у Днепровского лимана могло бы иметь место, но только если именно к этому походу отнести французское сообщение из Стамбула 1620 г. о недатированном захвате казаками пяти галер «в устье Борисфена» (Днепра). В таком случае можно было бы допустить прямое преследование казачьей флотилии от дунайского гирла до лимана с соответствующими боевыми столкновениями, но это, очевидно, слишком вольное допущение, явно расходящееся со сведениями С. Жолковского.
Конец операции оказался для запорожцев таким же успешным, как и ее начало. Мы не можем согласиться с утверждениями Н. Вахнянина, что в сражении у Дуная вся турецкая эскадра была уничтожена, и Д.И. Эварницкого, что турки потеряли в бою все свои суда, но и заявление османского везира о победе турок в этом сражении — несомненная «восточная» выдумка. Слишком очевидны были разгром османской эскадры и потеря ее кораблей, в том числе и флагманского: пленение адмирала не могло произойти без взятия на абордаж адмиральской галеры.
Не к этому ли сражению относится сообщение Джана Сагредо о том, что в 1615 г. казаки взяли и сожгли несколько турецких галер? Казаки, говорит данный автор, «совершили новое вторжение в страну турок, их флот (казачий. — В.К.) состоял из трех тысяч человек, они ограбили несколько селений; нагруженные добычей, они напали на эскадру галер, охранявших побережье, захватили две и сожгли четыре, что вызвало огромный позор, урон и ужас у неверных (турок. — В.К.)». Приведенная информация в целом как будто бы подходит к босфорскому походу 1615 г., за исключением, может быть, числа участников, которое предполагает не слишком большие экипажи чаек — из 37—38 человек, но и такие экипажи были вполне возможны. Упомянем еще, что, по И.-И. Мёллеру, всего в 1615 г. запорожцы сожгли на Черном море 24 турецкие триремы[103].
Польские «паргамины» 1619 г. свидетельствуют, что паша, «побежденный со своим флотом» и плененный, был «с триумфом показывай на Сечи». Кто командовал османской эскадрой, неизвестно. Встречающееся же в литературе утверждение, что это был сам капудан-паша, который и попал в руки казаков, а затем у них в плену умер, неверно. В 1613—1616 гг. главнокомандующим имперским флотом являлся Эрмени Халил-паша, занимавший этот пост еще дважды, в 1620—1621 и 1622—1626 гг., бывший в 1617—1619 и 1627—1628 гг. великим везиром и умерший в 1629 г.[104].
Блестящий успех казаков в морском сражении подчеркивается и их дальнейшими действиями: большими силами они напали на окрестности Очакова, увели стада скота и приступали к городскому замку, после чего благополучно вернулись домой.
Неслыханную смелость запорожцев, «попутавших мусульман близ самого главного гнезда их», отмечают многие историки. Экспедиция 1615 г., по выражению Л. Подхородецкого, граничила «попросту с дерзостью», но, «что самое удивительное», казакам удалось одержать победу над мощным османским флотом. Хотя этот поход был, «как в пословице, вкладыванием головы в пасть льва»[105], замечает 3. Вуйцик, счастье оказалось на стороне храбрых, и они «не только засветили заревом пожарищ в очи самому султану», но и нанесли поражение его флоту, и в целом экспедиция к Стамбулу оказалась «деянием поистине необыкновенным»: «Со времени, когда турки стали господами этого города, т.е. уже полтора века (если точно, то 162 года. — В.К.), никакой враг не появлялся под стенами султанской столицы…»
