Что касается донцов, участвовавших в рассматриваемых событиях, то на сей раз известно точное число этих казаков. «А нынешнего… лета, — сообщал в октябре в Посольском приказе в Москве атаман донской станицы А. Старой, — ходили на море атаманов и казаков 2030 человек…» В данном случае под «летом» атаман имел в виду не календарный год, начинавшийся тогда на Руси и Дону с 1 сентября, а теплое время, потому что выход в море состоялся весной. Хотя В.М. Пудавов указывает, что донская флотилия покинула Монастырский городок «с самым первым проявлением весенних дней», вряд ли это произошло в марте.

Войско Запорожское и Войско Донское договорились о совместных действиях своих флотилий против турок. У В. Катуальди сказано, что запорожская флотилия пошла на соединение с донцами к острову Змеиному, лежащему напротив дунайской дельты, и что донские казаки пришли на 200 судах; Р. Левакович говорит, что соединение произошло «на неких островах».

Затем объединенные силы направились к устью Дуная и вошли в него Килийским рукавом. По Р. Леваковичу, казаки «опустошили Измаил, Килию и Констанцу. В селение Килию… прибыли 11 июня (1 июня старого стиля. — В.К.) и пошли на дунайский остров поднимать сети болгарских рыбаков, чтобы, как они и прежде имели обыкновение делать, захватить рыбу…» Порядок нападений в приведенном тексте, по-видимому, спутан, поскольку на Килийском рукаве, если заходить в него с моря, сначала расположена Килия и уже потом Измаил, а Констанца (у турок Кюстенджа) не имеет прямого отношения к Дунаю и располагается южнее его устья, на черноморском побережье.

Может показаться странным, что казаки, намеревавшиеся способствовать развитию освободительного движения христианских народов Турции, в самом начале похода прибегли к антиболгарской акции. Но, очевидно, конкретная необходимость запастись провизией, которая требовалась в немалом количестве для дальнейших действий, оказалась важнее общих соображений.

С упомянутой датой прихода казаков к Килии получается заметная «неувязка», поскольку, как увидим, уже в конце 10-х или начале 20-х чисел мая они действовали у Трабзона. Кроме этого несоответствия, непонятно, чем занималась запорожская флотилия целый месяц с момента выхода в море и до 1 июня: для перехода к острову Змеиному и ожидания донцов это, кажется, слишком долгий срок.

О сожжении казаками Килии в кампанию 1625 г. говорит Е. Збараский в письме Сигизмунду III от 22 (12) сентября того же года. Можно было бы предположить, что действия на Дунае относятся не к «нашему» походу, тем более что по И.В. Цинкайзену получается, что запорожцы, выйдя из Днепра, пошли сначала к Босфору, а затем повернули восточнее и направились к Трабзону. Хотя С. Рудницкий относит дунайские действия к рассматриваемой экспедиции, М.С. Грушевский полагает, что дело было в конце кампании 1625 г. Однако, если исключить набег на Дунай из «нашего» похода, то между выходом запорожской флотилии в море и действиями у Трабзона получается временной «зазор» приблизительно в 20 дней, который как будто бы великоват для перехода от Днепра к Трабзону, хотя в конце концов с учетом возможного ожидания донской флотилии может быть приемлем.

Тем не менее наиболее простым выходом из положения было бы признать дату 11(1) июня ошибочной.

Действия в Румелии, если они имели место, были своеобразной «разминкой». Теперь же начинался поход собственно на Турцию.

Запорожцы и донцы условились о совместном нападении на Трабзон, хотя по вопросу об объекте удара у казаков выявились явные разногласия. Очевидно, многим руководителям экспедиции казалась странной и нелогичной мысль идти не к Стамбулу, а подальше от него, имея с собой претендента на османский престол. «Среди казаков, — говорит Р. Левакович, — не было единого мнения в отношении направления похода: некоторые хотели направиться прямо на Константинополь; но султан (Яхья. — В.К.), который знал, что не время двигаться в эту сторону, выдвинул много причин, которые привели к заключению, что это надо отложить на другое время, которое он сам им укажет, и убедил их пока что направиться грабить Трапезунд, где они найдут хорошую добычу, на которую войско сможет существовать, а в это же время он пошлет шпионов и сообщит куда он знает. С таким решением все направились к городу Трапезунду по приказу, который по команде султана отдал казачий генерал».

В. Катуальди добавляет, что желание идти на Стамбул выражали «некоторые казацкие полковники», что трабзонская добыча, по мнению Яхьи, была бы достаточна «для содержания войска в течение долгого времени», что «царевич» говорил о посылке им «извещений куда следует, т.е., вероятно, в Болгарию, в Македонию, в Албанию, к воеводам и князьям, его приятелям, а также, быть может, и в Тоскану, с тем чтобы галеры герцога принудили турецкие суда сделать диверсию (неудачный перевод: имелось в виду отвлечь турецкие корабли диверсией флорентийских галер. — В.К.)», и, наконец, что «весь отряд двинулся по направлению к Трапезунду в порядке, указанном Яхиею».

По В.Д. Сухорукову, который совершенно не упоминает действия на Дунае, казаки «пустились в море, разделясь как бы на две эскадры: донские казаки особливо, а запорожцы особо, но согласились пристать к берегам анатолийским и действовать совокупно». Д.И. Эварницкий замечает, что запорожские и донские казаки пошли по направлению к Синопу и Трабзону. Если флотилии двигались от Дуная и Кюстенджи, то, действительно, с учетом черноморских течений удобнее всего было бы идти вдоль берегов Румелии, а затем Малой Азии, мимо Синопа. Но тогда казаки должны были пройти и Прибосфорский район, о появлении в котором казачьих судов не очень удачно пишет И.В. Цинкайзен.

М.С. Грушевский на основании даты сообщения Ф. де Сези от 5 июня (26 мая), где говорилось о разгроме Трабзона, относит «эти козацкие подвиги» к апрелю или маю нового стиля. Но если бы дело было в апреле, то получался бы слишком долгий срок для прихода соответствующих известий в Стамбул. А если мы признаем в качестве даты выхода запорожской флотилии в море 30 апреля, то апрель должен быть совершенно исключен. Впрочем, у нас есть возможность датировать событие гораздо более точно. Н.А. Мининков, ссылаясь на архивный источник, указывает, что столкновение запорожцев и донцов, случившееся по завершении боевых действий в Трабзоне, произошло 24 мая. Мы знаем, что эти действия продолжались, по большинству указаний, четыре дня, а по сведениям русских послов в Стамбуле — свыше четырех дней (сами указания будут приведены далее). Следовательно, бои за город начались около 19—20 мая.

По каким-то причинам донская флотилия подошла к Трабзону раньше запорожской. В.М. Пудавов думает, что донские казаки, плывя впереди, «прежде и причалили к берегу». С.З. Щелкунов же считает, что не донцы опередили запорожцев, а те почему-то опоздали. Не дожидаясь подхода главных, запорожских сил, донские казаки начали штурм города.

Эту поспешность, имевшую затем весьма неприятные последствия, осведомитель русских послов объяснял «алчностью» донцов и их жаждой богатой добычи. «Взору их, — пишет соглашающийся с этим объяснением В.Д. Сухорукое, — представился город Трапезонт, и алчные к добыче, не дождавшись товарищей своих запорожцев, пристали к берегу, вышли на сушу, стали приступать к городу сему…» Полагаем, однако, что дело было вовсе не в пресловутой алчности и что в данном случае прав Ю.П. Тушин, считающий, что донцы решили штурмовать Трабзон, «боясь потерять внезапность»[338]. По всей вероятности, подход флотилии к городу не остался незамеченным, и, по мнению донцов, любое промедление привело бы лишь к усилению обороноспособности противника. Вполне возможно также, что, начиная атаку, донское командование с минуты на минуту ожидало прибытия сечевиков, которые с ходу могли бы вступить в дело и развить успех. Так или иначе, «несостыковка», крайне редкая в совместных походах, произошла, и штурм начался.