— Не подходи! — предупредил он чародея. — Ты прислужник лорда Кантары, и я скорее убью и тебя, и себя, но не позволю, чтобы этот камень попал в руки этого злодея.

— Я не хочу тебе зла, — ответил Виралай. — Меньше всего на свете я желаю, чтобы этот камень оказался у Тайхо Ишиана. Он — сумасшедший, чудовище.

Эти слова удивили Capo, но кто не знает о коварстве чародеев?

— Дай мне руку, — произнес он.

На лице Виралая отразилось смятение и недоверие.

— Ты хочешь убить меня, — в страхе вымолвил он, отступая назад.

Нетерпение придало Capo храбрости. Шагнув к волшебнику, он схватил его за запястье и сжал даже крепче, чем хотел. Контакт был куда более близкий, чем во время случайной встречи в замке Йетры. С другими людьми при касании их на него сразу обрушивался поток причудливых образов и переживаний; но сейчас ничего подобного не было. Однако Capo не хотел отступать. Стиснув зубы, он впервые подчинил камень своей воле. Сначала от волшебника шло лишь нечто похожее на слабое эхо, шепот из дальней комнаты или размытое отражение в быстром потоке, а еще — пронизывающий холод. Capo сосредоточился на потоке памяти Виралая. Невероятным усилием он выхватил один из образов и исследовал его. Это был смутный, бледный слепок крохотной части минувшего: худые мальчишечьи колени на твердом ледяном полу, руки натирают блестящую поверхность. Следующее видение: старик с огромной бугристой головой и пышной бородой склонился над столом, заваленным пергаментами и разными предметами, и почти не виден за этой грудой; рука, которая поднимается и опускается снова и снова, короткие крики боли. Голод, тяжесть в голове, боль; внезапная тоска одиночества; порезанный палец, из которого не идет кровь. Повсюду снег и лед; плотный туман, беспокойное море. Серая, отслаивающаяся на руках кожа. Черный пес, из пасти капает слюна. Нагая женщина, наполовину укрытая длинными волосами. Черная кошка — сначала огромная, потом маленькая. Тайхо Ишиан с безумно горящими глазами, бросающийся вперед с какой-то палкой в руках. Потом — он сам, выросший в глазах волшебника до размеров могучего великана, с пылающим камнем в руке…

Capo разжал пальцы и, весь в поту, отступил от Виралая. Он пытался извлечь какой-то смысл из всего увиденного. Страхи, очень много страхов — спутанных, неясных. Унижения, холод, боль и тоска, но среди всего этого — никакого намека на подлые замыслы или обман.

Виралай громко застонал и, наклонившись, изверг из себя струйку желчи. Потом упал на колени и, упершись в землю руками, уставился на лужицу. С упреком посмотрев на Capo, он вытер рот слабой рукой, и на тыльной стороне перчатки остался мокрый след.

— Ты закончил? — спросил он устало.

Capo вздохнул.

— Прости, — ответил он, — я должен был убедиться, что ты не подослан, чтобы убить меня и похитить камень. Я знаю, на что он способен. Я видел мечты твоего хозяина: он способен опустошить весь мир.

Виралай выглядел изумленным.

— Рахе? Он никогда не пойдет на это, он всего лишь сварливый старик, вечно всем недовольный.

— Рахе? — Имя казалось смутно знакомым, как будто Capo уже слышал его давным-давно. Воспоминание ускользало, но сейчас это не имело значения, и он просто спросил: — Кто это — Рахе? Я думал, твой хозяин — лорд Кантары.

— Это сейчас, — горестно ответил Виралай. — Но Тайхо Ишиан гораздо хуже старика; я уверен, что он сожжет любую преграду, которая встанет у него на пути к Розе Эльды. Поэтому я и привел тебя сюда — чтобы быть уверенным, что камень смерти ему не достанется и он не сможет использовать его в своих целях.

Роза Эльды. Кочевница, которую король Эйры Вран Ашарсон взял в жены. Но что общего у Тайхо Ишиана с этой низкорожденной женщиной? Внезапно перед внутренним взором всплыла непристойная сцена, которую он увидел, когда лорд Кантары обнял его в зале Совета: бледная нагая женщина с широко раздвинутыми ногами… Он поспешно отогнал видение; все стало ясно. Неужели обыкновенная похоть может подвигнуть человека на зверства? Раньше он бы не смог поверить в это, но теперь он уже не столь наивен. Изучив память собственного брата, Capo не сомневался, что человек способен на любое злодейство.

Из частного заключения Capo сделал общий вывод, и правда раскрылась перед ним во всей своей неприглядности. Она была настолько груба и ужасна, что его охватил страх и стыд: стыд за человеческий род и страх за судьбы мира. Ему вдруг стало ясно, что именно Тайхо Ишиан затеял эту войну, поднял всю Южную Империю, чтобы взять за горло извечного северного врага, и все это — из-за похоти. При этом он взывает к богине. Но это означает, что их религия фальшива, а его соотечественники-истрийцы — легковерные глупцы, готовые пойти за любым, кто станет разглагольствовать о «справедливой» цели; и не имеет значения, насколько лживы будут его речи — их повторят сотни и тысячи глоток, и скоро войны возжелает вся страна.

В войне будут гибнуть тысячи и тысячи — и все ради чего? Ради того, чтобы один одержимый получил женщину, которую вожделеет!

Capo прошиб пот; потом он почувствовал озноб и подумал, что сейчас упадет в обморок. Камень, который он носит на шее, единственный может остановить всеобщее безумие. Capo по натуре был миролюбив и мягок, но сейчас он отчетливо представлял себе, что должен делать. Он положил ладонь на грудь и почувствовал, что камень смерти запульсировал, словно отвечая ему.

— Всем чистым и честным, что есть в этом мире, я клянусь, Виралай, что остановлю его, чего бы это мне ни стоило, — произнес он, глядя в глаза волшебнику. — И ты должен помочь мне.

Никогда еще на Северных островах не бывало такой чудной зимы. Рыбацкие флотилии из Песчаной отмели и Хросси вылавливали целые косяки сельди; воды вокруг Светлого острова, обычно бурные, изобилующие водоворотами и встречными течениями, были настолько тихи и прозрачны, что на мелководье можно было видеть макрель, лежащую на дне, и даже дети на убогих плотиках и лодчонках, сплетенных из ивняка и обтянутых шкурами, уходили далеко от берега и таскали из воды рыбу, визжа от восторга. Поголовье тюленей выросло, как никогда; у островов резвились стаи китов. В Акульем проливе видели стада моржей — никогда раньше они не заплывали так далеко на юг. Жирного молока было вдоволь, и дети росли упитанными; коровы телились, и овцы ягнились, несмотря на то, что сезон окота давно закончился. Севернее Волчьего мыса скалы были заняты колониями тупиков и кайр, хотя обычно в конце девятого месяца птицы улетали в более теплые места. Казалось, зимнее солнце светит дольше обычного, потому что всякий успевал сделать за день больше, чем предполагал, — люди трудились весело, с песнями и шутками.

В садах, окружающих Халбо, розы цвели так буйно, что их аромат пропитал воздух до самых доков, перебив обычную нестерпимую вонь — смесь запахов мочи, соленой воды, пота, дегтя и спермы. Яблоневые сады за западными воротами города зацвели снова и принесли еще один урожай плодов. Жители Северных островов ликовали и веселились: кладовые были полны, дети здоровы, а жена короля носила под сердцем его ребенка и вот-вот должна была родить. Невелика важность, что Южная Империя снова объявила им войну. Все знали, что у истрийцев никогда не было хороших кораблей и опытных моряков, способных провести их через Северный океан, чтобы напасть на Эйру. Все было прекрасно.

Для наемников настали трудные времена. Найти хорошую работу для целых отрядов было невозможно, поэтому они распадались, и каждый искал себе работодателя самостоятельно либо с несколькими приятелями. Но не только они оказались в такой ситуации. Халбо был переполнен вооруженными бродягами, которые перебивались случайными заработками и дрались на дуэлях вместо богачей, не умевших или боявшихся лично защищать свою честь. Но в основном они дрались друг с другом: из-за собачьих боев, карточных долгов, разлитого пива, жилья и шлюх, из-за неуместного слова, обидного замечания или взгляда, который показался недобрым. Косоглазый Чат, известный сквернослов и задира, назвал город вонючей выгребной ямой и уплыл к островам Медвежьего пролива на лодке, которую «позаимствовал» у Каттла Ярна, ранившего его в ногу за неделю до того.