Все эти долгие годы он нес груз ответственности. А теперь решил, что имеет право последовать за своей мечтой в поисках приключений, которых ему так не хватало в юности. Заветная мечта помогла ему вынести все трудности семейной жизни и скуку фермерства. Именно она придавала силы все эти годы. И теперь он возьмет свое.

Аран потрогал маленький мешочек, что носил на груди. В нем находился обрывок пергамента, древняя карта, он купил ее у бродячего торговца на Большой Ярмарке. Карта эта сулила богатства, о которых его предшественники не могли и мечтать. Аран понимал, что поиски сокровищ предстоят нелегкие, но его толкало вперед единственное желание: обеспечить себе и семье лучшую жизнь, чем они вели, возделывая землю, добывая редкий сардоникс из самого сердца острова и продавая его. Добыча сардоникса была делом трудоемким и дорогостоящим. Нет уж, хватит — один поход, немного удачи и мужества, хороший корабль, и он принесет своей семье верный достаток. Бера сможет жить как богатая женщина. Она ведь всегда мечтала об этом. Его сыновья приобретут целый флот из больших кораблей, будут плавать по Вороньей Дороге или, как Фент, совершать рейды на побережье Истрии. Потом выберут хорошие земли, женятся… А Катла… да где же она?

Аран рассеянно огляделся в поисках дочери; мыслями он давно уже был в далеких северных морях, там, где дрейфуют льды и плавают айсберги, где в таинственной мгле скрываются неведомые острова.

Эти мысли заставили его снова повернуться к океану. Аран смотрел, как последняя рыбацкая лодка покидает гавань, проходит мимо Зуба Пса, скалистого мыса, который служил наблюдательным пунктом — оттуда открывался отличный обзор на юг и на запад. На самой его верхушке выделялся одинокий валун, который едва удерживался над морем. Аран прищурился и неожиданно увидел там крошечную фигурку девушки с ореолом рыжих волос.

Катла!

Катла Арансон сидела на вершине Зуба Пса, направив взгляд на море. Она болтала ногами над водой на высоте трехсот футов, вниз то и дело скатывались камешки. Катла поднялась на рассвете, исполнившись энергией, природу которой едва ли смогла бы объяснить, и убежала из дома еще прежде, чем кто-либо из домашних успел проснуться. За последние несколько дней она столько увидела и услышала, что в голове образовалась жуткая неразбериха: разговоры Фестрин о магии Земли; планы отца привезти на остров королевского корабельщика для своего безумного плавания куда-то в северные льды; голос в ее мозгу, который гремел как гром… И что же это за сила такая, что вернула сейду к жизни?

Смысл последнего происшествия был так таинственен и непонятен, что Катла ни за что не хотела говорить об этом ни с одной живой душой до тех пор, пока не разберется во всем сама. Вот почему она убежала к морю и взобралась на самую вершину горы.

Лазание по горам всегда приводило ее мысли в порядок, заставляло забыть о неприятностях. Особенно для этого подходил головокружительный подъем на почти отвесный Зуб Пса — тут требовалась предельная сосредоточенность.

Она подняла больную руку и принялась сгибать ее. Катла все еще не могла поверить в то, что это чудо на самом деле произошло. Вместо обгоревшей культи теперь снова были пять здоровых пальцев, хотя ещё бледных и тонких, если сравнивать с другой загорелой и мускулистой рукой. Да, трудно было поверить, что она исцелилась. Еще труднее верилось в то, что она исцелила себя сама. Это было настолько удивительно и странно, что Катла то и дело поглядывала на руку, ожидая увидеть прежний кошмар. Потом решила больше не думать об этом, не искушать судьбу, не вспоминать, для какого ничтожного существа было сотворено столь грандиозное чудо.

Катла положила руку на холодный камень, и по пальцам вдруг пробежала мелкая дрожь. Потом она усилилась и переросла в горячее жжение, которое охватило всю руку, затем плечи, шею и голову и в конце концов все тело, словно камень говорил с ней на языке, который понимала лишь ее кровь, на языке, напоминавшем разряды молнии. И это озадачило Катлу больше всего.

Горы всегда были ее единственным убежищем, там она могла скрыться от нудных домашних обязанностей и настойчивых попыток матери сделать ее похожей на девушку из хорошей семьи. Она стремилась в самые недоступные места острова, куда никто не смог бы последовать за ней. Для Катлы было особым удовольствием смотреть сверху на спины пролетающих чаек, понежиться на нагретом солнцем уступе рядом с галками и глупышами, понаблюдать за жителями Камнепада, ни о чем неподозревающими. Она одновременно училась контролировать свои малейшие внутренние движения и давала волю самым необузданным эмоциям.

Как только жизнь становилась слишком скучной или, напротив, чересчур насыщенной треволнениями, Катла взбиралась на гору. Она чувствовала в этом живую потребность. Двигайся осторожно, держись крепко, не упади — когда Катла карабкалась вверх, ей приходилось думать только об этом, и тогда все тревоги отступали. Но охватившая ее теперь ощутимая волна магии Земли превратила простое уединение в нелегкие размышления о природе мира.

«Море, — думала девушка, вглядываясь в необъятные синие дали. — Море — вот ответ. Я чувствую магию, исходящую от рифов и скал, но над морскими глубинами она должна оставить меня в покое. Нужно идти к отцу и заставить его взять меня с собой в плавание…»

Ноги Арана заныли задолго до того, как он достиг вершины горы, хотя тропинка, бежавшая по земле, была гораздо ровнее, чем путь, каким пользовалась его дочь. Немало времени прошло с тех пор, как хозяин Камнепада в последний раз поднимался на вершину Зуба Пса. Он с некоторым неудовольствием осознал, что это было целых двадцать лет назад, еще до того, как остров перешел в его владение после гибели отца в войне с Истрией. Все это время Аран посылал сюда для дозора молодых парней. После войны они опасались вражеских кораблей, которые было трудно распознать. Истрийские суда не годились для долгих плаваний по морям, и Южная империя использовала против Севера захваченные корабли эйранцев. Потом, когда наконец удалось достичь перемирия, нужно было смотреть за судами чужеземцев, склонных к грабежам, а еще дозорные поглядывали, не появится ли купеческий корабль с новостями из королевского двора в Халбо.

Во времена его отца дозорные считались уважаемыми людьми на острове, но с тех пор как угроза войны исчезла, обязанность эту переложили на совсем зеленых юнцов — вторых, третьих и четвертых сыновей тех, у кого не было собственной земли. Сейчас дозорными служили Вигли Младший и Ярн Форсон, люди бестолковые и бесполезные. Случись война, нужно искать им замену.

— Привет, пап.

Катла помахала ему рукой — правой, той, что была искалечена. Он заметил, что бинты, которыми Бера хотела скрыть увечье от глаз людей, куда-то делись. Никто еще не успел предупредить Катлу не снимать их.

С некоторой тревогой — Аран не разделял беспечного отношения дочери к отвесным скалам — он присел рядом с ней на каменистый выступ, подальше от края, и взял ее за руку. В его мясистых ладонях она казалась тоненькой, почти прозрачной. Аран внимательно рассматривал ее. Он вытащил дочь из костра, который истрийцы разложили для нее на Большой Ярмарке. Они собирались сжечь Катлу за святотатство, которое, по их мнению, она совершила, взобравшись на священную скалу, а еще за участие в похищении Селен, дочери лорда Тайхо Ишиана. Огонь не успел целиком охватить девушку, но правая ее рука сгорела до мяса, пальцы превратились в культяшки. Все думали, что Катла уже никогда не сможет выковать ни одного меча, не украсит ни один кинжал, не взберется ни на одну гору. Но вот она здесь, на вершине, с новой, здоровой рукой, сидит на самом краю обрыва.

Аран никогда особенно не верил в чудеса, однако то, что он видел за последние дни, дало ему пищу для размышлений.

— Ну, — усмехнулась Катла, блестя глазами в лучах солнца, — раз уж я опять здоровая, могу я ехать вместе с Фентом и Халли в Халбо за королевским корабельщиком?