Джоза Медвежью Руку, Дого и Дока, сопровождавших Эрла Бардсона, мертвецки пьяных, в компании двух полногрудых шлюх, видели направлявшимися в один из притонов в районе доков, и после этого о них не было ни слуху ни духу; Мэм и Персо остались вдвоем. Эрно наблюдал за ними, сидя в задымленном верхнем зале «Головы истрийца» — постоялого двора, чуть более приличного, чем «Вражья нога», расположенного выше на холме и дальше от пристаней, в том месте, где, по слухам, скатилась на землю голова короля Стена, когда его постигло возмездие. Уже в сотый раз он удивлялся, до чего эти двое не похожи друг на друга. Командирша наемников даже по мужским меркам обладала могучим телосложением, а Персо был хрупким и гибким, как и все жители его горной страны; она — белокура, он — темноволос; она заплетала пышные волосы во множество кос, украшая их косточками и ракушками, он — коротко стригся спереди и по бокам, а сзади носил хвост, спускавшийся до середины спины перехваченный у основания и на конце узкими золотыми лентами. У Мэм было широкое лицо с грубыми чертами, Персо же обладал красивым точеным профилем; у нее глаза были цвета неба, у него — темные. Вдобавок ко всему он являлся самым вежливым убийцей, каких когда-либо встречал Эрно.
Персо положил ладонь на бедро Мэм, а она наклонила голову и слушала, что он говорит ей на ухо, перекрывая гул, царяший здесь. Раньше Эрно думал, что если кто-нибудь позволит себе подобную фамильярность по отношению к Мэм, то лишится если не жизни, то по крайней мере пальцев; но раньше никому и в голову не приходило сделать это. Грозная, вечно сквернословящая, скалящая острые белые зубы, вряд ли Мэм могла соблазнить хоть кого-нибудь. Однако Персо, казалось, был без ума от нее. Через пару недель после приплытия в Халбо они сняли комнату на двоих, и с тех пор Мэм часто хохотала и улыбалась, шутила и была склонна к несерьезным выходкам, которые, как определил Дого, напоминают игру акулы, когда она готовится тебя сожрать.
Будто почувствовав его взгляд, Мэм внезапно подняла глаза. Она осклабилась и что-то сказала горцу, который откинул голову и захохотал так весело, что Эрно ощутил беспокойство и смутное раздражение: что он такого сделал, чтобы над ним смеяться? Потом командирша наемников поднялась, уперлась рукой в дубовый стол и, мощно оттолкнувшись, перепрыгнула через него. От сильного удара ног об пол доски застонали, а на столах подпрыгнули кружки с элем, забрызгав пеной сидящих. Никто не вымолвил ни слова, не выразил недовольства, хотя в воздухе появилось некоторое напряжение; только один человек, сидевший к Мэм спиной, громко выругался и повернулся, сжав кулаки, готовый к драке. Эрно видел по его лицу, что он осознал свою ошибку, и боевой запал в момент исчез. Отвернувшись, мужчина сел и принялся усердно трясти стаканчик с игральными костями, всем своим видом показывая, что для него сейчас это занятие — самое главное в мире.
— Не сидеть же здесь весь день, — весело провозгласила Мэм. — Надо дела делать.
Она подмигнула Персо, потом подняла бровь, дернула щекой. Эрно видел, как горец ответил каким-то сложным жестом, а затем, словно змея в траве, скользнул к лестнице. Вернувшись взглядом к Мэм, он обнаружил, что та уже исчезла. Его не переставала удивлять способность этой крупной женщины двигаться быстро и бесшумно — несомненно, большое преимущество для наемника и в деле, и в уходе от слежки.
Эрно направился к двери, ведущей к комнатам, пробираясь мимо столов и сидящих за ними гораздо более осмотрительно, чем Мэм. Он был не то чтобы слаб — на полголовы выше большинства мужчин в таверне, — однако наемником стал отнюдь не по велению сердца и предпочитал избегать драки, пока это возможно. Когда он наконец вошел в комнату Мэм, она обвешивалась оружием, а на лице ее читалось нетерпение. Не дав ему и слова сказать, она запустила в него валиком, служившим подушкой. Он уставился на нее, как идиот.
— Собирайся, — велела она. — У нас есть работа.
Внизу, в доках, их уже поджидали остальные члены отряда: Джоз Медвежья Рука, Персо и ещё дюжина наемников, среди них — одна женщина. Они были заняты тем, что грузили на две посудины провизию и оружие, очень много оружия для такого небольшого отряда.
— Что происходит? — спросил он Мэм подозрительно.
— Узнаешь, когда отчалим, — ухмыльнулась она.
— Отчалим? Кто сказал, что я вообще собираюсь покидать город — пешком, верхом или на чертовой посудине?
— В Халбо ничего не случается. Здесь ты можешь только наблюдать за сборищем разодетых, тщеславных, властолюбивых лордов и искателей приключений, которые увиваются вокруг нашего дорогого и влюбленного до безумия короля и его выживших из ума советников.
Он поднял брови. Да, надо называть вещи своими именами: искатели приключений не то же самое, что наемники и убийцы.
— Кроме того, — продолжала она, — я думаю, тебе следует побывать на Камнепаде и увидеть Катлу Арансон, а не околачиваться здесь.
Эрно смотрел на Мэм пристально, не мигая, пока не заслезились глаза. Вдруг лицо ее стало расплываться; оно сделалось смуглым и привлекательным, а вместо оскала появилась застенчивая улыбка. Взъерошенные светлые волосы превратились в тугие огненно-рыжие косы. Он почувствовал головокружение, потом его наполнила надежда, и вдруг он испугался, что она затеяла какую-то злую шутку. Наконец испуг перерос в ярость. Он закричал:
— Катла Арансон погибла в Аллфейре. Я любил ее и если бы не оставил, она сейчас была бы жива. И ты ещё можешь так насмехаться надо мной! Я всегда знал, что ты жесткая женщина, Мэм, но не думал, что жестокая!
Командирша наемников была поражена этим взрывом гнева. Эрно всегда казался спокойным, мягким, вежливым человеком, который хорошо владеет мечом, но предпочитает уклоняться от схватки, даже если его ударят. Однако сейчас лицо его стало пунцовым от ярости, глаза горели, и видно было, что он сам сейчас может ударить. Мэм отступила на шаг, следуя своему правилу — уклоняться от того, от чего можно уклониться; вряд ли ее авторитет станет больше, если один из членов отряда при всех даст ей пощечину, тем более новичок. Она вынуждена будет ответить; при том, что мастерство нанесения легких повреждений не состояло в числе ее достоинств. Если уж Мэм вступала в драку, ее противник лишался по крайней мере руки или ноги…
— Подожди! — Она подняла руку ладонью вперед, растопырив пальцы. — Кто сказал, что Катла Арансон погибла? Конечно, ей досталось, но когда я видела ее в последний раз, она чирикала, как воробышек, и вместе с нами пила «Тухлую трюмную воду» во «Вражьей ноге».
Эрно замер.
— Как? — спросил он потрясенно и, немного погодя, подозрительно: — Когда?
Мэм прикинула в уме.
— По ее словам, она приезжала в Халбо повидаться с родственниками, но я этому не очень-то поверила. Вскоре после ее отъезда пропал королевский корабельный мастер. Если для тебя это имеет значение, то прошло уже месяца два с тех пор.
Глаза Эрно стали круглыми, как у потерявшегося ребенка. Его начало трясти. Мэм подумала, что он сейчас разрыдается.
— Она жива, — выдохнул он. — Жива.
Кнут хлестнул раз, другой, и человек пронзительно закричал. Когда бич отскакивал от его спины, в воздух взлетали капельки крови и падали на доски. Галеру, принадлежавшую отцу капитана Гало Бастидо, подготовили к войне в соответствии со старыми добрыми традициями, и согласно им палубу покрасили темно-красной охрой; на ее фоне кровь не была видна, а это, как считалось, удерживает людей от паники и пораженческих мыслей. Но, по мнению Бастидо, не следовало покрывать краской всю палубу: вид крови пойдет только на пользу рабам, внушит им мысль о необходимости повиновения.
Однако, несмотря на подобные меры, двигались они не так быстро, как ему хотелось бы. Безветренная и ясная погода не благоприятствовала плаванию — больше подошел бы устойчивый южный ветер, а сейчас приходилось грести целый день и ночь, кнутом заставляя рабов продолжать работать. За все время пути они лишились только двух рабов: один каким-то образом освободился от кандалов и скользнул за борт, когда судно проходило севернее Иксы, а второго потеряли из-за какой-то болезни, проявлявшейся в неудержимой рвоте и поносе. На четвертый день, когда стало ясно, что он не оправится, его выбросили в море, чтобы других не заразил. Потеря двух рабов не радовала. Бастидо подумывал о том, чтобы зайти в Сэру и завербовать пару бродяг, но это значило потерять большую часть следующего дня, задержать плавание, потратить остатки денег, выданных лордом Форента, и в итоге поставить под сомнение всю ту выгоду, которую он, несомненно, получит, если успешно выполнит свою миссию. Поэтому он занял командное место на носу судна, а надзор за частью галеры от кормы до середины палубы поручил Барангету, небольшому коренастому человеку с мускулистыми и волосатыми, как у гигантской обезьяны, руками и отвратительным нравом — опасное сочетание при определенных обстоятельствах. Когда он улыбался, видны были кривые желтые зубы, и весь он становился похож на злобную портовую крысу. У Барангета было несколько кнутов, изготовленных им самим, и он знал много разных приемов битья. Это был отвратительный, подлый, но очень полезный человек.
