Директриса оказалась теткой отвратительной, в чем собственно я не сомневался, когда услышал ее голос по телефону. Почти все директрисы, с которыми я имел несчастье общаться, на редкость уродливые, некрасивые женщины: либо иссохшие, как мумия фараона, либо располневшие, как страшная ведьма из диснеевского мультфильма про русалочку.

На общем фоне других директрис, подруг и коллег моей мамы, которых я имел несчастье видеть иногда на «корпоративных» празднествах, моя мама выглядела белым лебедем в стае ворон. Если бы мне когда-нибудь поручили снимать фильм про черную магию и колдуний, то кастинг я проводил бы именно среди работников средних и среднеспециальных учебных заведений. Одна моя хорошая знакомая, которая не выдержала работы в школе и двух лет, сказала, что в школе могут работать только два типа людей: либо абсолютные, законченные злодеи, либо святые, а третьего не дано. Потому как человек просто нормальный оттуда очень быстро сбежит. Так что, руководствуясь этой, надо сказать, оригинальной теорией, я могу смело записать мою маму в ряды святых, а многих (к счастью, не всех) ее коллег по директорскому креслу и подчиненных в разряд злодеев и служителей зла.

Так вот эта самая директриса была на редкость отвратительным существом. Причем, как мне кажется, изначально-то она была недурна собой. Но, видимо, черная магия, боль и страдания, которыми пропитаны стены, где дети проводят «самые прекрасные годы своей жизни», изменяют облик работников образования, как бы уравнивая то, как они выглядят в глазах окружающих, и то, как они выглядят в глазах Бога. Директриса была высокая, худая, на редкость неуклюжая и мужеподобная.

При этом на ее лицо был наложен толстый слой макияжа, но, пожалуй, самая для меня отталкивающая деталь ее облика — это отвратительные волосатые как у кабана ноги, которые она не стыдилась показывать всем окружающем. Лет ей было около пятидесяти и в целом, если ее вытянуть из этой обители зла, то, может, что-то еще можно было бы исправить, хотя и очень маловероятно. Когда я вошел в кабинет, она небрежно со мной поздоровалась, спросила что мне надо с таким видом, будто я у нее денег пришел в долг просить, и, узнав, что это «тот самый добрый мальчик, сын Нины Ивановны», тут же сменила тактику поведения.

Голос ее мгновенно стал елейным, она стала задавать кучу ненужных и вообще не относящихся к делу вопросов, естественно спросила, как мне нравится ее школа, я тут же соврал (как она со мной, так и я с ней), что школа очень уютная. Она, похоже, осталось довольна ритуалом приветствия. И тут я понял, что мне еще не нравилось в ней помимо волосатых ног. У этой директрисы были, уж простите — не помню уже ее имя-отчество — отвратительные, почти мужские усы. Да, с растительностью на своем теле она явно бороться не желала. Интересно, замужем ли она? Я скосил взгляд на ее руки, с отвратительными кривыми пальцами и длинными, крашенными в ярко-красный цвет ногтями. Обручальное кольцо у нее на пальце было. А еще удивляются, почему наши мужики столько пьют. Да я бы с такой женой из запоя ни за что не согласился выходить.

Наконец, закончив пустую, ни ей, ни мне абсолютно не нужную болтовню, она сказала, что компьютер надо настроить их психологу. Зачем, правда, был нужен психологу компьютер, мне было не ясно. Хотя какое мне дело? Побыстрее бы настроить и покинуть эту обитель зла, лжи и лицемерия. Волосатая директриса позвонила по внутреннему телефону и сказала, что психолог спустится за мной. Я же сел на диванчик, положил руки на колени и стал чинно ждать, втайне надеясь, что она не спросит у меня еще о какой-нибудь ерунде.

Ждать пришлось недолго. По паркету застучали каблучки, и в комнату вошел, ой простите, вошла психолог. Мгновенного взгляда, брошенного на психологичку, было достаточно, чтобы понять, что зашел я удачно. Она была высокой, чуть полноватой, с длинными каштановые волосами, заплетенными в толстую косу. Но, пожалуй, самым примечательной, что собственно сразу и бросилось мне в глаза, была огромная грудь. На вид психологичке было что-то около 23–24 лет.

— Александра Николаевна, — приторный голос директрисы вырвал меня из сладких грез о большой женской груди и довольно-таки больно ударил о реальность. — Этот молодой человек, сын моей коллеги, поможет вам настроить компьютер. Его зовут Андрей.

— Очень приятно, — девушка улыбнулась. — Саша! Ой! — Она скосила взгляд на директрису, — То есть, Александра Николаевна, — поправилась она, поймав одобрительный взгляд директрисы.

Уже через три минуты мы с Сашей (никаких александр николаевн) шли по пустым в летнее время школьным коридорам и весело болтали. Оказалось, что Саша совсем недавно закончила педагогический институт по специальности детский психолог и должна отработать в школе сколько-то там лет, что она делает с большой неохотой, потому как местные порядки ей уже надоели. На что я резонно заметил, что везде есть свои правила, по которым надо играть, нравятся они тебе или нет. И никто не даст ей гарантии, что в другом месте не будет еще хуже.

— Зато там будут платить больше! — резонно заметила Саша и игриво показала мне язык, чего я от нее не ожидал и даже остановился.

Она же, как ни в чем не бывало, продолжала идти дальше, виляя свой пухлой попой, которая в общем и целом мне нравилась. Пройдя некоторое расстояние, она остановилась, медленно развернулась на высоких каблуках и, улыбнувшись, поманила меня пальчиком. Я состроил недовольную гримасу и пошел за ней. Однако играть роль серьезного компьютерщика мне отнюдь не улыбалось. Тем более в компании с такой соблазнительной девушкой.

Сашин кабинет представлял небольшую каморку с двумя составленными вместе столами, четырьмя стульями и большим, типично школьным шкафом. Окна каморки, она же — «кабинет психологической помощи», выходили на школьный двор. Чудо техники стояло даже не распакованным на одном из столов.

— Почему не распаковала? — спросил я.

— А его только утром завхоз привез. Но ты ведь поможешь мне? — Она обольстительно улыбнулась, и мне почему-то сразу показалось, что она хочет не только, чтобы я ей настроил компьютер.

Я надел на лицо маску озадаченного и в тоже время очень скучающего человека и начал распаковывать коробки.

— Слушай, а зачем вообще психологу компьютер? — спросил я.

— Ну, как? — усмехнулась Саша. — Чтобы тесты всякие с детьми проводить. Я тут диск купила, на нем несколько сотен тестов всяких разных, в том числе для школьников.

— Слушай, а случайно твоя директриса не просила протестировать всех учителей, а результаты отдать ей лично в виде отчета?

— А ты откуда знаешь?

— Да так, — я сделал смущенное лицо, — У меня мама тоже директор школы, только она до такого никогда не опустится.

— И очень зря, — усмехнулась Саша. — Вон в любой американской фирме есть психологическая служба.

— Которая все про всех вынюхивает, выворачивает душу наизнанку и стучит начальству о комплексах подчиненных. Чтобы победить врага, нужно узнать, чего он боится.

— Это ты откуда цитируешь?

— Да неоткуда, — пробурчал я, подключая в розетку монитор и системный блок. — Это из русских народных сказок. Там всегда герой чтобы победить Кощея или Змея Горыныча пытается выведать его слабые места, что в общем-то логично.

— Ты сказки любишь?

— Сказки? — Я задумался. — Пожалуй, я вообще литературу очень люблю.

— А ты где учишься?

— На журфаке МГУ, — гордо ответил я и, подключая клавиатуру, скосил глаза на Сашу, гадая, какой будет реакция.

Однако Саша сделала вид, что не очень удивлена. Затем, пока я заканчивал пуско-наладочные работы, в нашем общении возникла некоторая пауза. Саша подошла ко мне сзади и положила руку на плечо.

— Ты не сердись, — сказала она. — А насчет всех этих психологических служб, то так и будет, поверь мне. Сейчас это только начинается, но в году эдак 2003–2004 это будет само собой разумеющимся.

— Все равно не правильно это как-то, — проворчал я, усаживаясь перед монитором, — Человек к тебе душу излить пришел, а ты его сдаешь.