А любовь Антары становилась все сильнее. Мысли его теперь постоянно были заняты Аблой, а лицо выражало смущение и растерянность.
А все рабы племени Бену Абс боялись и уважали Антару за его силу и справедливость. Но был у Рабиа ибн Зияда раб имени Даджир, известный своей наглостью. И когда он увидел, что все рабы в племени почитают Антару и подчиняются ему, он чуть не сгорел от зависти, и с этой поры у него было только одно желание: погубить Антару, поймав его на каком-нибудь проступке, Он рыскал по степям и пустыням и следил за Антарой, и вот однажды он вошел к эмиру Шаддаду, поцеловал его руки и сказал:
― О эмир, знай, твой раб Антара каждый день берет твой скот и твоих верблюдиц и уходит с ними в дальние степи, подвергая твое имущество опасности набега. А делает он это для того, чтобы никто не помешал ему гарцевать там на твоих конях и упражняться в воинском искусстве. Он целыми днями мечет копьем в листья деревьев и гоняет твоих коней по степи, не давая им спокойно пастись, есть и пить, и их мясо становится жестким. Я говорил ему, чтобы он не делал этого, но он стал ругать и бить меня, и если бы я посмел сказать еще слово, он наверняка убил бы меня.
И когда Шаддад услыхал эти слова раба, он сказал:
― Клянусь Аллахом, сын мой, ты верно говоришь! Ведь и вправду с тех пор, как я поручил Антаре пасти моих коней, они не набрали ни мяса, ни жира. Значит, он гоняет их весь день по холмам и долинам, и от этого они худеют и их мясо тает.
И Шаддад очень расстроился и не знал, что ему делать. А тут Самийя, услыхав слова Даджира, тоже решила пожаловаться на Антару и высказала все, что накипело у нее на сердце. Выслушав жену, Шаддад совсем разгневался. Едва дотерпев до прихода Антары с пастбища, он схватил его за руку, связал и стал избивать бичом, так что кожа полетела клочьями под его ударами.
А мать Антары Забиба стояла рядом и все видела, но она не осмеливалась сказать ни слова своему господину, потому что не знала, за что Шаддад наказывает своего сына. Потом она выбежала из палатки и расспросила невольниц, и они рассказали ей и о жалобе раба Даджира и о жалобе Самийи. И когда Забиба услыхала все это, она села на землю и решила дожидаться утра. А наутро, когда рабы погнали скот на пастбище и когда все разошлись, Забиба пошла к своему сыну и рассказала ему, за что его наказали. Она сказала:
― О сын мой, не нарушай наших законов и веди себя как подобает рабу. Воздавай должное уважение супруге своего господина и не смей заглядываться на свою госпожу Аблу, иначе ты погибнешь!
И когда Антара услыхал эти слова, его сердцем овладел гнев. Он расправил плечи так, что порвал веревку, которой был связан, потом вскочил на ноги и произнес стихи, в которых поклялся отомстить рабу Даджиру за его донос.
А после этого Антара бросился в степь искать Даджира. Отыскав его среди пастухов, Антара схватил его за пояс, поднял высоко над землей и ударил оземь так, что разбил ему все кости, превратив его тело в месиво. А когда Антара увидел, что Даджир испустил дух, он испугался и побежал к своему другу эмиру Малику, который заступился за него, когда он убил раба Шаса Даджи. И когда он рассказал Малику о том, что произошло, эмир сначала удивился, а потом улыбнулся и успокоил Антару, пообещав все уладить. Оставив Антару в своем шатре, он оседлал коня и направился к становищу Бену Зияд, но застал там одних женщин. Он спросил у них о Рабиа, и ему сказали, что он находится у царя Зухейра. Тогда Малик направился к дому своего отца и нашел всех знатных людей из племени Бену Абс и Бену Зияд за пиршественным столом вместе с царем, а Рабиа сидел ближе всех к царю Зухейру. А рабы прислуживали им стоя, и никто не смел произнести ни слова из почтения к царю Зухейру. И когда Малик вошел и приветствовал пирующих, все встали из почтения к нему. Потом Рабиа сказал:
― Сядь, Малик, ведь все стоят и будут стоять, пока ты не сядешь.
Малик ответил ему:
― О дядя, если ты хочешь, чтобы я сел с вами, успокой меня и сделай мне приятное.
И тот ответил, что сделает все, чего Малик пожелает. Тогда Малик сказал ему:
― Я не сяду с вами за стол до тех пор, пока ты не подаришь мне своего раба Даджира.
Рабиа спросил:
― А на что он тебе понадобился, почему ты вдруг захотел этого раба?
Малик ответил:
— Я увидел, что он прилежный раб, и захотел получить
Тогда Рабиа воскликнул:
― Садись же, я дарю тебе Даджира, а если хочешь, я подарю тебе еще двух рабов кроме него.
Тогда Малик сказал:
— Я беру свидетели этих благородных абситов в том что ты подарил мне этого раба и отступился от него.
И Рабиа сказал:
― Клянусь тем, кто создал высокие небеса и растянул обе земли, это мой подарок тебе.
Тогда Малик сказал:
― Так знай же, о Рабиа, что твоего раба Даджира убил раб Шаддада, а потом, увидав, что дело грозит ему гибелью, он попросил у меня помощи и убежища, и я дал ему убежище и пообещал ему свое покровительство.
И когда Рабиа услышал это, он разгневался и у него стало тяжело на сердце. Тогда царь Зухейр спросил своего сына, из-за чего Антара убил Даджира. И Малик рассказал ему обо всем, а царь Зухейр улыбнулся и успокоил Рабиа, подарив ему двух своих сильных рабов, и помирил Рабиа с Маликом. А когда весть о том, что произошло, разнеслась по становищу, все рабы прониклись еще большим страхом перед Антарой и уважением к нему.
А вечером того же дня, когда кончился пир, Малик вернулся к себе в шатер радостный и довольный. Он успокоил Антару, накормил его и напоил вином, и они провели всю ночь, беседуя о своих делах. И когда Малик рассказал Антаре о том, как он поступил с Рабиа, Антара вскочил в великой радости, стал целовать его руки, осыпать его всяческими похвалами и произнес стихи, в которых превозносил доблесть и благородство Малика, а Малик, услыхав эти стихи, полюбил Антару еще сильнее. Он понял, что перед ним настоящий герой, наделенный невиданным красноречием.
ГЛАВА ПЯТАЯ
А тем временем эмир Шаддад, услыхав на пиру о поступке Антары, еще сильнее разгневался на своего сына и, придя с пира, приказал позвать к себе своих братьев Малика, Отца Аблы, и Захму аль-Джавада и сказал им:
О братья, я устал от всех волнений, которые мне причиняет Антара, и не вижу способа избавиться от него. Этот черный раб совершает все новые и новые злодеяния. Я боюсь, что он убьет какого-нибудь знатного эмира и посеет смуту между арабами, а мы подвергнемся из-за него преследованиям и мести. Нам надо его уничтожить, если мы хотим сами уцелеть.
На это Захма аль-Джавад сказал:
― О брат, я согласен с тобой. Клянусь Аллахом, если бы разум и покорность этого черного раба были столь же велики, как его сила и храбрость, ему не было бы равных ни среди рабов, ни среди свободных. Но после всего того, что он натворил, мы не хотим, чтобы он служил нам. Нужно его погубить, иначе он подвергнет нас величайшей опасности. Но его нельзя убить при свидетелях, так как он находится под покровительством эмира Малика, сына царя Зухейра. Лучше убить его на пастбище и оставить там его тело так, чтобы никто об этом не узнал и чтобы не было из-за него никаких ссор.
Эмир Шаддад согласился со своим братом, и они порешили так и поступить.
Наутро Антара выгнал скот на пастбище, а его отец и оба дяди отправились следом за ним, чтобы тайно убить его. А в этот день Антара долго гнал скот по широкой степи и ушел далеко от становища. Он хотел остаться один и слагать стихи об Абле, находя усладу в звуке ее имени. Он долго шел и остановился, только когда солнце поднялось высоко в небе. Тут ему вспомнились все несчастья, которые выпали на его долю, и он произнес стихи о своей горестной судьбе. А накануне ночью ему приснилась Абла, которая улыбалась ему, и при мысли о ней слезы полились из его глаз.
Потом Антара снова пустился в путь и дошел до места, которое называли Львиная долина, потому что там водилось множество львов и пантер. Он пустил верблюдов и коней на тучное зеленое пастбище, а сам уселся под деревом. Антара выбрал эту долину, потому что знал, что никто из пастухов Бену Абс не решается прийти туда, опасаясь львов и пантер. Он же забрел сюда в надежде встретить большого льва и убить его. И вот он пришел в эту долину, пустил коней и верблюдов на пастбище и сел, озираясь по сторонам. И вдруг из глубины долины появился огромный, устрашающего вида лев — он потрясал пышной гривой, глаза его сверкали ярче молнии в темную ночь, а от его рычания долина содрогалась, как от раскатов грома. А лев шел, гордый своей силой, неся в своих широких лапах бедствие, а в острых когтях— смерть.