— Что это за обстоятельства? Мне кажется, что Данев чересчур много занимается следствием по делу Янева.

— Вы что-либо имеете в виду?

— Пока ничего конкретного нет, но, по всей вероятности, здесь не обошлось без вражеской руки.

— Отсечем ее! — резко тряхнул волосами Чугун.

— Не опоздать бы, — многозначительно покачал головой Розов и после короткого молчания продолжал: — Когда речь шла об аресте генерала, Данев спросил, не лучше ли будет ликвидировать его по дороге.

— Думаете, что Данев сводит старые счеты?

— Ничего определенного сказать не могу. Где Санди?

— Только что звонил. Позвать его?

— Нет.

— Вот показания Янева. Я их как раз просматривал. — Чугун подвинул толстую папку к краю стола.

— Я их возьму домой. Случай с убийством Румена до сих пор покрыт мраком неизвестности. Данев мне представил показания той женщины, соседки Румена. Она признала, что работала на полицию и следила за квартирой. В ту ночь она, заметив, что в квартиру вошел незнакомый человек, сразу же сообщила об этом в полицию.

— Да, именно это знаю и я.

— Но Санди знает показания одного агента, который находился в засаде. Полиция окружила дом примерно за час до прихода Румена. Тогда что же получается? Выходит, что эта женщина знала о намерении Румена навестить мать и они были предварительно уведомлены, кого им ждать. Я попросил Санди сохранить это в тайне и продолжать свои наблюдения…

В тюрьме Матейчо провел несколько месяцев. Впервые дни пребывания там ему казалось, что он находится среди чужих и враждебных ему людей. Но они его не оставили, особенно когда поняли, что слабовольный деревенский паренек готов подписать капитулянтскую декларацию. Тогда его «обработкой» занялись Божин Шопский и Цоньо Крачунов из общей камеры. Ободренный их словами о том, что в тюрьме им осталось находиться считанные дни, Матейчо оказался очень прилежным и послушным учеником.

Первые дни свободы в Камено-Поле не принесли ему никакой радости. Ему ли было тягаться с Калычем, Чавдаром, Чугуном и Данчо Даневым, на которых было обращено главное внимание! Тогда Матейчо злился на всех, требовал наказать Йончоолу, Денчо Чолаку, Ристо Шишманя и никак не мог понять, почему любой его намек вызывает насмешку.

Но в один теплый солнечный день после короткого колебания Цоньо Крачунов по просьбе и ходатайству Данчо Данева и Божина Шопского подписал приказ о назначении Матейчо милиционером в Камено-Поле.

Это стало некоторой отдушиной для оскорбленной души Матейчо. Он постоянно ходил по селу из конца в конец, встречал и провожал все поезда. В ночное время допоздна скитался по улицам, подслушивал разговоры жителей под дощатыми заборами и воротами.

Из-за Танаса Йончоолу и Денчо Чолаку, которые были активными членами местного земледельческого народного союза, Матейчо стал преследовать и всех остальных членов этой организации.

В один из дней в полдень земледельческий народный союз под бой барабана оповестил жителей, что вечером в зале клуба-читальни состоится собрание, на котором будет выступать Цветков, член областного руководства и секретарь областного комитета Отечественного фронта.

Вечером перед клубом-читальней до начала собрания крестьяне покуривали и говорили о том, о сем, а Матейчо расхаживал среди них и прислушивался к разговору то одной, то другой группы.

— Эй, сват, солдат что пишет? — спросил пожилой крестьянин, очищая перочинным ножиком тонкий прутик. — В газетах написали, что ребята наступают.

Сват с обвисшими усами и небритой щетинистой бородой высекал кремнем огонь, придерживая грязным ногтем отсыревший трут.

— Эх, сват, нас бы на их место, мы бы разнесли этих швабов в пух и прах!

— Наши парни тоже не посрамят нас. Слева от них озабоченно говорили:

— Опять будет реквизиция. Две недели назад уже отвел телку, так теперь требуют еще и двух овец.

— Будем давать, пока можем, — почесывал затылок преждевременно состарившийся крестьянин в изношенном кожухе и замусоленной шапке.

— Все в дядиных руках, — гнусавил тонким голосом тридцатилетний безбородый мужик, весь в морщинах, как стареющая женщина. — На днях я говорю Калычу, что из нас и так уже все жилы вытянули, а он мне опять: давайте да давайте, мол, мало осталось, потом, говорит, до богачей доберемся, из них будем жилы тянуть.

— Хоть бы этот год был получше, авось и мы что-нибудь продадим, а то совсем без денег остались.

— У кого есть, тот пусть и отдает, — замахал пустым рукавом уже успевший подвыпить Денчо Чолаку и, натянув безбородому на глаза фуражку, пошутил: — Это у тебя-то нет денег, баба безбородая? Ты бы уж лучше молчал, а то если наши люди разберутся, что к чему, так не миновать тебе фронта. Не так ли, господин старший? — лукаво подмигнул он Матейчо. Безбородый обиделся!

— Чолаку, я служил и еще буду служить, а ты-то на что годишься?

— Я, — вызывающе осклабился Чолаку, — останусь молодух сторожить…

Стоя на пороге клуба-читальни, Йончоолу кричал:

— Эй, люди, давайте заходите!

— Танас, наши здесь! — громко ответил Чолаку и направился к клубу-читальне.

Уступая друг другу дорогу, крестьяне на решетках счищали грязь с обуви и по одному входили в зал.

Матейчо немного задержался, повертелся вокруг здания. Сжимая зубы, он ругался. «На что ж это похоже? — злобно спрашивал он себя. — Кто управляет, мы или они? И чего мы ждем, ведь Калыч и Кунчо дремлют». И он решительно направился через грязную площадь. Поднимаясь на второй этаж общины, он шагал через две ступеньки сразу. Сильно толкнул дверь в комнату старосты.

Калыч сидел за столом, около него, наклонившись, стоял Кунчо. Они рассматривали какой-то список.

— Эй, люди! — Матейчо остановился посреди комнаты, расставив ноги. Постукивая пальцами по кобуре нагана, спросил: — Только мне гореть на этом огне?

— Чего опять с ума сходишь? — спокойно спросил Калыч.

— Еще посмотрим, кто из нас сумасшедший. Дождетесь, что в один прекрасный вечер нас всех как цыплят переловят.

— Если боишься, подавай в отставку, — тихо сказал Кунчо.

— Подам, если вам от этого полегчает. Только скажите мне, когда это в Камено-Поле были сторонники «Звена»? Сходите посмотрите — зал полон земледельцев. Увидите, перед кем выступает Цветков…

— Земледельцы — наши союзники, — прервал его Кунчо.

— В селе нет земледельцев! — скрипнул зубами Матейчо. — Теперь союзников сколько хочешь, раз власть наша. А где они были летом, когда Калыч скитался по лесу, как собака, а мы гнили в тюрьмах и жандармы ломали нам ребра? Тогда они спали с бабами да деньги копили!

— Ну хватит, не заставляй меня отвечать тебе, — сказал Кунчо.

— Нет, уж ответь, ответь! — наскакивал на него Матейчо. — Я не делал гробов для полицаев, вот так!

— Ничего ты не знаешь и не узнаешь. А мелешь об этих гробах налево и направо…

— Завтра же подам рапорт Чугуну и Данчо Даневу. Мы дремлем, а фашисты под нашим носом орудуют. Почему Цветков не провел общее собрание, а собирает этих фашистов и гадов и водит с ними дружбу?

— А мы их приглашаем на наши партийные собрания? — спокойно спросил Кунчо.

— Они нам неровня.

— Действительно, тут ты прав. Неровня таким, как ты и тебе подобные. Вы все делаете для того, чтобы поссорить нас со всеми, — ответил ему Кунчо.

— Разгоню их собрание! — топнул ногой Матейчо.

— Попробуй только! Если сделаешь и эту глупость, я тебя сам так отделаю, что живого места на твоей спине не останется, — поднялся из-за стола Калыч.

— Бай Димитр, я о тебе ничего плохого не сказал, — как-то сразу обмяк Матейчо.

— Ты слушай, что я тебе скажу, чтобы впредь неповадно было…

— И у меня есть начальство, и от меня требуют…

— Ты не знаешь, чего тебе надо! — буркнул Калыч. — Послушай, что я тебе скажу в последний раз: перестань преследовать Йончоолу и Чолаку. Люди эти ни в чем не виноваты, а то, что они не попались вроде тебя и их не били ни за что ни про что, — так это хорошо. Тебя подвел Ристо Шишманя. Если мне попадется в руки эта скотина, буду судить его не за то, что он жандарм, а за то, что он с тобой такую штуку проделал…