Траян заметил их из окна канцелярии. Он сразу же узнал и Луканче, и фельдфебеля Станкова. Ноги его сразу подкосились. Он огляделся, открыл шкаф с инструментами, но там невозможно было спрятаться. Тогда он отодвинул раму зеркала в углу, но там можно было спрятать разве что только голову. И пока он метался по палате, дверь широко отворилась и на пороге появилась смущенная и очень испуганная полная пожилая сестра.

— Господин капитан, тут вас спрашивают…

Не успел Траян сказать, что его нет или что он очень занят, потому что он уже знал, кто его спрашивает, как через плечо сестры выглянул фельдфебель Станков и по старой привычке при виде офицерской формы и погон чуть было не поднял руку, чтобы отдать честь.

— А-а, Траян, иди-ка сюда, бродяга, я тебя научу, как красть одежду у господ офицеров и красоваться в ней.

Траян отступил назад, к стене. Он прижался к ней и продолжал давить на нее, как будто хотел пройти сквозь нее.

Луканче стоял между сестрой и фельдфебелем и, ухмылялся, глядя на побледневшего Траяна. Он и не заметил, как вошел фельдфебель-завхоз и взял Луканче за плечи, прося посторониться.

— Господин фельдфебель, кого вам надо? — спросил он у Станкова, но, заметив Траяна, стоящего у стены, сразу все понял. «Пропал, теперь все будут смеяться надо мной! Я больше всех увивался около него, — подумал он. — Зарплаты не жалко, бог с ней, война сейчас, никому нет дела до моих комбинаций, но как это могло получиться?

Не таких прибирал к рукам, а этот облапошил меня как мальчишку».

— А вы кто? — спросил его с чувством превосходства Станков, считавший всех тыловиков людьми второго сорта. — Где начальник?

— Я завхоз.

— Позовите главного врача! — Станков посмотрел на, него еще более пренебрежительно и подумал про себя: «Ну и жулье! Наверно, сами крадут, что могут, вот потому их и обвел вокруг пальца этот авантюрист».

Сестра только теперь подала голос:

— Господин главный врач на операции.

Фельдфебель-завхоз наконец пришел в себя. Он подумал, что было бы лучше, если бы Станков обыскал Траяна сейчас, пока не собрался весь персонал, и с мольбой в голосе обратился к Станкову:

— Прошу вас, обыщите его, я вчера дал ему взаймы всю свою зарплату.

— Вот как! — злорадно засмеялся Станков и подумал: «Так тебе и надо. Было бы лучше, если бы ты отдал ему не одну зарплату, а целых пять. Знаю я, как такие вот, как ты, увиваются вокруг разных начальников». Он хотел ударить Траяна, но его что-то остановило, и он только сорвал у Траяна погоны, считая такой шаг обычным при задержании делом. — Да у тебя и пистолет есть! — Он достал из кобуры пистолет и подал его Луканче.

Фельдфебель-завхоз переступил с ноги на ногу и обратился уже к Луканче:

— Пистолет числится за мной, я ему его дал.

— Не бойся, не потеряется, — ответил ему Станков.

За каких-нибудь две-три минуты старшая сестра собрала больше половины персонала госпиталя. Для уставших от каждодневной больничной работы людей это событие послужило поводом для разговоров, догадок и предположений.

Широколицая санитарка злорадно засмеялась, глядя на завхоза, которому втайне завидовала, потому что ему первому удалось подмазаться к «помощнику командира».

— Дайте-ка на вас полюбоваться! — ехидно прошипела она, сжимая свои тонкие обветренные губы. — Вы, кажется, если бы могли, то и ноги бы ему мыли…

— Занимайся своим делом, — огрызнулся на нее завхоз, смущенно озираясь то на дверь, то на Станкова, который снял с Траяна ремень и подал его Луканче, а сорванные погоны положил к себе в карман, предварительно аккуратно завернув их в носовой платок. Произведя эту операцию, он приказал Траяну:

— Доставай все из карманов!

Траян покорно начал выкладывать самые разнообразные вещи: пуговицы, несколько расчесок, записные книжки, румяна, губную помаду, резинки для чулок, а из пакета вытряхнул несколько фотографий.

Женщины у дверей приподнимались на носки, сгорая от любопытства. Им хотелось увидеть, нет ли здесь фотографии кого-нибудь из их подруг. Станков взял одну фотографию и стал внимательно ее разглядывать. На ней запечатлен был фельдфебель-завхоз, сфотографированный в парадной форме. На обороте была пространная надпись на память.

— Если он дал вам свою фотографию, берегите ее. Вставьте в рамку и храните, — подмигнул Станков завхозу.

— Господин фельдфебель, порвите ее! — умоляюще смотрел на него завхоз.

Женщины в дверях прыснули со смеху, и завхоз повернулся к ним:

— Вы бы помолчали, я про вас тоже кое-что знаю!

Станков поднял руку:

— Господа, спокойно, вы все успеете высказаться! — Он не спускал глаз с Траяна, который выкладывал на стол деньги.

Фельдфебель-завхоз потянулся к пачке денег, но Станков взял его за локоть.

— Не трогать! — властно приказал он.

— Я хочу взять только свое, отсчитайте мою зарплату.

Женщины опять захихикали. Станков почувствовал себя особенно счастливым оттого, что ему представилась возможность показать себя в присутствии стольких женщин.

— Ничего я вам не дам, — заупрямился он. — Все будет запротоколировано и приложено к делу. Ну, — обратился он к Луканче, — если можешь считать деньги, считай, у меня другие дела есть.

Луканче начал слюнявить пальцы и неловко пересчитывать грязные банкноты.

Потом Станков сам проверил сумму и, победоносно посмотрев на всех, сказал:

— Под протоколом подпишитесь как свидетели, а начальство скажет, кому и что вернуть. Ох, — нарочито вздохнул он, — ну скажи, что с тобой делать? — Он поднял руку. Испуганный Траян загородился от удара, но у Станкова не было намерения таким способом проявлять свою власть. При других обстоятельствах, какой-нибудь месяц назад, Станков избил бы Траяна, да так, чтобы негодяй целую неделю не смог вставать.

Поздно ночью Траяна доставили в штаб полка. Еще долгое время он был предметом внимания писарей, связных и порученцев…

Сначала шел мелкий дождь. Потом северный ветер, острый, как лезвие бритвы, усилился. Начался дождь со снегом. Солдаты, промокшие до нитки, измотанные до предела боями и напряжением, вторую ночь не отдыхали. Отрезанные со всех сторон, потерявшие связь с полком, они продолжали отчаянное сопротивление.

Около полуночи наступило временное затишье. Из пустых мешков для сухарей были вытряхнуты последние крошки. Слановский посиневшими от холода руками потрогал рукав шинели. Она стала твердой, как жесть. Рядом с ним дрожал от холода Сава. Не находя слов, он только грустно улыбался:

— До чего же живуч человек, господин подпоручик! В такую погоду хороший хозяин и собаку из дома не выгонит, а мы ничего — выносим все.

— Бывает и похуже, — ответил Слановский и прислушался, потому что справа кто-то позвал его. — Я здесь, — негромко сказал он.

Его разыскивал новый помощник командира роты.

— Садитесь, — предложил ему Слановский, с трудом подбирая под себя отяжелевшую от сырости шинель.

Ганев тут же опустился на землю.

— Женщинам здесь делать нечего, — улыбнулся он лукаво, — да и мужчинам нелегко. Связи с полком еще нет?

— Нет, — вздохнул Слановский.

— Как же это могло случиться, что гитлеровские танки сумели вклиниться? — почти про себя сказал Ганев. — Сейчас делал обход, держатся все молодцом, окапываются — во-первых, таким образом согреваются, а во-вторых, утром будут более удобные укрытия. Только, кажется, патроны на исходе.

— Будем держаться до конца, а если суждено нам здесь погибнуть, то погибнем. Где это громыхнуло с полчаса назад? — Слановский указал на восток в темноту.

— Не понял, но ведь, кажется, как раз в том направлении ушли капитан Тодоров и тот унтер-офицер, с усами, все забываю его имя.

— Антон, — добавил Слановский и вскинул голову, как будто воспоминание о помощнике командира батальона и унтер-офицере вывело его из забытья. — Вы устали, отдохните, теперь я сделаю обход.