Обостренный интерес Жоссана к бустрофедонной письменности острова Пасхи объясняется тем, что нигде больше в Океании не было известно никакого вида письма. Как явствует из неизданных записок епископа, он немало потрудился, пытаясь найти в Малайском архипелаге письменность, напоминающую ронго-ронго. Другие затем прочесывали острова на западе Тихого океана, и тоже безуспешно. Одна из последних попыток принадлежит Г. фон Кёнигсвальду (1951), который усмотрел внешнее сходство между птицеподобным существом в орнаменте некоторых вышивок Суматры и наделенными чертами птиц символами ронго-ронго. Другие исследователи, которых не удовлетворяло случайное сходство отдельных мотивов, забирались в своих поисках еще дальше, вплоть до Индской долины, расположенной на прямо противоположном конце земного шара. Здесь Д. Хевеши (1938) обнаружил внешнее сходство между символами нерасшифрованной письменности, представленной на открытых незадолго до того древних печатях Хараппы и Мохенджо Даро, и отдельными знаками ронго-ронго. Многие диффузионисты, в том числе Риве, Стефен-Шове, Имбеллони, Хейне-Гельдерн и другие, поддержали гипотезу Хевеши о том, что пасхальская письменность зародилась в долине Инда. Но это подразумевает древние контакты через 180 меридианов, против всех господствующих ветров и течений.
Бак, Скиннер, Лавашери и Метро были среди тех, кто решительно оспаривал такие идеи. Бак (1938 а, с. 235–236) отверг предполагаемое сходство, подчеркнув, что характерный для ронго-ронго бустрофедон неизвестен в долине Инда. Он спрашивает: «Как могли эти знаки преодолеть пространство в 13 тысяч миль и промежуток в 3 тысячи лет и в неизменном виде достигнуть уединенного острова Пасхи, не оставив по пути никаких следов. Не менее критическую позицию занимал Метро (1938, с. 235): «Всякий, кто без предвзятости изучает эти дощечки и письмена Инда, неизбежно заметит огромную разницу не только в системе, но и в типе и начертании знаков».
Чтобы не отправляться к антиподам, некоторые ученые предпочитали видеть в ронго-ронго местное изобретение, ставя остров Пасхи в ряд с единичными центрами мировой цивилизации, где самостоятельно развилась письменность. Бак (1938 а, с. 237–238) предположил, что пасхальские декламаторы ронго-ронго первоначально вырезывали орнаментальные знаки на ритуальных жезлах, а потом перешли на дощечки. Метро (1940, с. 403–405) одно время держался такого же взгляда, причем он даже не был склонен считать пасхальские символы письменностью, но в конце концов современные эксперты по расшифровке убедили его (1957, с. 206–207), что ронго-ронго в самом деле является видом письма. Эмори (1963, с. 567) в поисках еще одного решения предположил, что пасхальцы, увидев, как испанцы Гонсалеса читают грамоту об аннексии острова, надумали разработать свою письменность. Но это звучит не очень убедительно, ведь сами же испанцы (Agiiera, 1770, р. 104) сообщали, что «некоторые из присутствовавших туземцев подписали или утвердили официальную грамоту, начертав на ней знаки их собственной письменности».
Мысль о возможном родстве пасхальских дощечек с письменами ближайшего континента, по-видимому, никому не приходила в голову, пока Нурденшёльд (1928) не опубликовал первый систематический анализ рисуночного письма индейцев куна, обитающих в Панаме и на северо-западе Колумбии. Куна отделяет от Пасхи такое же расстояние, как полинезийцев Таити. Нурденшёльд показал, что письмена куна происходят от более древнего письма, существовавшего в этой части Америке до прихода европейцев. Он отмечает, что «эти индейцы изображали своего рода пиктограммы на деревянных дощечках». Во время празднеств в домах вывешивали дощечки с рисованными идеограммами; кроме того, Нурденшёльд приводит сообщения прежних исследователей о том, что раньше идеограммы вырезывали на дощечках. Он ссылается на американского биолога Харриса, отмечавшего, что куна записывали на дощечках различные песни. По словам доктора Харриса, записи читали «снизу, сначала справа налево, потом слева направо и так далее». Норденшёльд считал письменность куна выродившейся формой пиктографии древней Мексики, однако Э. фон Хорнбостель (1930) вскоре выдвинул прямо противоположную идею, а именно, что знаки на дощечках острова Пасхи и индейцев куна — примитивный предшественник высокоразвитой мексиканской письменности. Он предположил, что через Пасху и Панамский полуостров в Мексику пришли китайские идеограммы; эту гипотезу поддержал Хейне-Гельдерн (1938, с. 883–892). О письменности куна Хейне-Гельдерн говорит: «.. прежде идеограммы вырезали на деревянных дощечках. Вспоминаешь письменные дощечки острова Пасхи. Тот же бустрофедон, и чередование строк снизу вверх также напоминает пасхальскую письменность. Правда, у куна знаки всегда расположены одинаково, не перевернуты вверх ногами в каждой второй строке, как на острове Пасхи». И еще: «Хотя на первый взгляд знаки письменности куна по виду совершенно отличны от пасхальских, сдается мне, что можно установить немаловажные соответствия». Как Хорнбостель, так и Хейне-Гельдерн подчеркивают, что и в Панаме и на Пасхе дощечки играли магическую роль и ни тут ни там население исторической поры не могло по-настоящему «читать» письмена, а «чтецы» просто декламировали нараспев известные им традиционные тексты. Хейне-Гельдерн подчеркивает также важную роль дощечек куна в погребальных ритуалах и следом за Раутледж напоминает, что в 1860 году тело последнего пасхальского вождя несли к могиле на трех дощечках ронго-ронго, которые захоронили вместе с ним. Наконец, он сообщает, что в обеих областях во время погребальных ритуалов втыкали в землю палки с привязанными на конце перьями, а палки и нитки с перьями — важный элемент рисуночного письма куна и пасхальцев.
Пока сталкивались все эти разноречивые гипотезы о внешних контактах и независимой эволюции, все больше распространялся взгляд на ронго-ронго как на мнемонические, символические или чисто декоративные изображения, если не туземные друдлы или бессмысленные каракули. Однако недавние исследования немецкого и русских экспертов, которые проверяли вариации и повторяемость символов, устранили все сомнения в том, что речь идет о знаках некой письменности. Хотя заявления о дешифровке оказались необоснованными, все согласны, что исторически известные пасхальцы переняли от какого-то местного или внеостровного племени рудиментарные остатки утраченного ныне письма. Бартель (1958) попытался выделить и пронумеровать отдельные знаки и пришел к выводу, что всего насчитывалось 790 различных символов. Возможно, цифра эта сильно преувеличена, ведь мы видели, что древние тексты воспроизводились непосвященными имитаторами, которые невольно могли вносить небольшие изменения. Тем не менее знаков сотни, а это говорит о том, что они воплощают не буквы, а сложные звуки (слоги), слова или понятия. Сверх этого наблюдения и того факта, что идеограммы располагались по принципу перевернутого бустрофедона, нам о данной письменности как таковой ничего не известно.
Если еще раз обратиться к начертанию знаков, то очевидно, что многие из них носят абстрактный характер. Некоторые можно назвать реалистичными изображениями; остальные — вероятно, подавляющее большинство — сочетают абстрактную основу с украшениями в виде головы человека, птицы, млекопитающего, конечностей, рыбьего хвоста. Очень похоже, что первоначально знаки ронго-ронго всецело базировались на абстрактных мотивах, контуры которых затем обрастали украшениями согласно местным художественным вкусам или религиозным наклонностям. Мы уже видели, что преобладание птицечеловеков, птичьих голов с изогнутым клювом и большеухих человеческих фигур позволяет считать исторически известную форму пасхальской письменности наследием Среднего периода. Остается предположить: либо эта письменность вообще появилась на Пасхе в Среднем периоде, либо она существовала в виде абстрактных идеограмм в Раннем периоде и была видоизменена рисовальщиками Среднего периода. Но как бы то ни было, художественное оформление само по себе типично для острова Пасхи, и вряд ли ость смысл искать где-то параллели.
