Примечательная черта многих женских фигурок Перу — бечевка для подвески, как у моаи кавакава и большинства других деревянных фигурок Пасхи, исключая моаи папа. Л вот у перуанских женских фигурок очень часто, хотя и не всегда, можно увидеть маленькие парные отверстия в верхней части тела, обычно под мышками, реже в верхней части головы. На некоторых экземплярах, в частности Berlin V. А. 6425, V. А. 854 и О. N. (фото 316 а), сохранились даже кусочки старой бечевки. То ли фигурки служили нагрудными украшениями, то ли им полагалось танцевать наподобие марионеток, как это было заведено на Пасхе. У одного экземпляра (Berlin V. А. 854; фото 316 b) в голове по краям просверлено два отверстия, однако остатки бечевки пропущены под мышкой. Толщина бечевки и размеры отверстий такие же, как у пасхальских фигурок.

Высота перуанских плоских женских фигурок обычно от 30 до 40 см, но есть и более короткие. Самые большие измеренные автором экземпляры — Berlin V. А. 4299 (высота 43,5 см, ширина 12,5 см, толщина около 5 см) и Berlin V. А. 4307 (высота 42 см, ширина 13,5 см, толщина около 4,5 см). Самый маленький — Berlin V. А. 24245 (высота 7,8 см, ширина 2,6 см и толщина всего 8 мм).

Сходство этих древних панперуанских и пасхальских фигурок несомненно; еще одним указателем служит название. В древнем Перу главным женским божеством Инкской империи была Пака-мама, (Мать-земля); слово пака (на южном нагорье — пампа) обозначало всю землю или ровный участок земли. В любом полинезийском наречии, включая рапануйское, пампа будет произноситься папа. Соответственно пасхальские плоские женские фигурки назывались папа, или па’а-па’а', моаи означает попросту «статуя» или «статуэтка». По словам Раутледж (1919, р. 269–270), ее информаторы на Пасхе считали, что Туу-ко-иху, создатель мужской фигурки с торчащими ребрами, увидев во сне двух аку-аку женского пола по имени Папа, вырезал первые образцы, и они потом служили моделями для других резчиков. Раутледж видит в этой версии очевидную попытку объяснить феномен, истинное происхождение которого забыто, и добавляет следующее интересное наблюдение:

«Словом «папа» называют также всякий плоский, горизонтальный участок вулканической породы. Двойной смысл можно объяснить, если увязать его с тем фактом, что на Гавайских островах Папа — имя прародительницы народа (или, во всяком случае, линии вождей), а на Маркизских островах, как и на островах Херви, Папа — олицетворение земли, Великой Праматери».

Наличие плоской моаи папа, или моаи па’а-па’а, среди деревянных фигурок, приобретенных на острове экспедицией Кука в 1774 году, исключает вариант постмиссионерского импульса из перуанского приморья. Тем самым добавляется еще одно примечательное звено в художественные традиции, говорящие в пользу древних контактов между Пасхой и расположенным с наветренной стороны континентом Южной Америки.

До нашего времени сохранилось небольшое количество деревянных фигурок моаи тангата, подлинность которых не вызывает сомнения. По типажу они достаточно тождественны, чтобы их можно было отнести к стандартизованным изделиям, хотя эти фигурки играют далеко не такую роль, как мужская с торчащими ребрами или уплощенная женская. Вообще можно сказать, что им присущи все основные черты моаи кавакава, кроме признаков изможденности. Черты лица, как правило, такие же, может быть, чуть ближе к моаи папа, но туловище весьма дородное, и живот обычно большой. В целом фигурка вполне реалистичная, ее можно принять за изображение упитанного ребенка мужского пола. Относительно происхождения этой фигурки не сохранилось ни преданий, ни иных объяснений, но это произведение пасхальского искусства по стилистическому развитию явно родственно фигурке с ребрами. Судя по названию, моаи тангата олицетворяет человечество, в отличие от плоской Матери-земли и изможденного полубога аку-аку.

Ни одна другая деревянная фигурка на Пасхе не равна по важности моаи кавакава, моаи папа и моаи тангата. Однако для полного представления о наборе изделий, играющих существенную роль для нынешних пасхальцев, необходимо остановиться и на демоне-боге или мифическом персонаже тангата-ману (буквально — «человеко-птица»). Докоммерческие изделия этого ряда не тождественны в деталях, поэтому описание сведется к общим признакам.

Для всех изделий этой категории характерна птичья голова на человеческом туловище; часто выполнены обе руки и крылья; стилизованная кисть изображает птичий хвост. Некоторые детали головы, туловища, нижних конечностей очень напоминают моаи кавакава, но не на всех экземплярах.

Более стандартизованный тип тангата-ману стал настолько обычным после коммерсиализации искусства, что большинство изучавших пасхальскую культуру ставят его в один ряд с моаи кавакава и моаи папа. Только тщательное изучение наличных музейных экземпляров показывает, что прототипом послужила переданная в 1826 году русским Адмиралтейским музеем в Кунсткамеру Академии паук скульптура, вероятно вывезенная с острова Пасхи Ю. Ф. Лисянским в 1804 году. Множество имитаций изготовлено на острове для продажи, особенно после того как на Пасху попала иллюстрация ленинградского экземпляра, опубликованная в 1934 году Стефеном-Шове. Но иллюстрация показывает фигурку в профиль, на ней не видно вырезанное на голове и клюве птицы человеческое лицо. Вот почему эта интереснейшая деталь ленинградского образца обычно передается резчиками как непонятный бугор в верхней части клюва. Между тем (смотри фото 38 и 39, а также описание в Каталоге) на ленинградском экземпляре клюв птицы, если смотреть сверху, одновременно является длинной, струящейся бородой. Края бороды обозначены зубцами вдоль приоткрытого клюва. Эти же зубцы часто воспроизведены на клювах других подобных фигур, у которых сверху нет человеческого лица.

У некоторых птицечеловеков туловище изможденное, торчат позвонки, ребра и мечевидный отросток, но другие образцы лишены признаков изможденности, а то, что кажется ребрами, изображает напоминающие перья длинные пальцы, которые берут начало в сложенных на спине крыльях. В нижнем конце позвоночника (или ложбины) вырезан кружок, от него на ягодицы веером спускается кисточка, представляющая птичий хвост. Размерами птицечеловеки мало отличаются от деревянных фигурок, описанных выше.

Метро (1940, с. 256–257) пишет: «Изображение птицечеловека, существа с птичьей головой и человеческим туловищем, одна из наиболее часто встречающихся фигур среди петроглифов. В Оропго, центре культа божества с птичьей головой, этот мотив высечен на скалах больше 150 раз. Многое говорит за то, что изображенный таким способом птицечеловек символизирует бога Макемаке. С другой стороны, деревянные изображения этого бога редки. Изображения птицечеловека — пример того, как традиционные мотивы определяли всю пасхальскую деревянную резьбу. Птицечеловеки на петроглифах совсем непохожи на деревянных».

Действительно, на Пасхе известны три типа птицечеловеков. Идея человека с птичьей головой играла важнейшую роль. У деревянного птицечеловека, в отличие от рельефов Оронго, крылья на месте рук; от птицечеловека в письменах ронго-ронго его отличает длинный и толстый орлиный клюв. Между скорченным птицечеловеком, высеченным рельефом на скалах Оронго (цв. фото VII, вверху), а также на плитах в других местах (фото 179–181, 265–267), и деревянными тангата-ману явно нет стилевого родства. Очень вероятно, как предположил Метро, что птицечеловек на каменных рельефах представлял важное божество, а не героев, которых избирали на год птицечеловеками в честь этого божества, — такую гипотезу выдвинула Раутледж (1919, с. 262–263). Что же касается деревянных статуэток, то они, скорее всего, изображали человека в птичьей маске и, возможно, в наряде из перьев. На лондонском экземпляре (фото 40–41) отчетливо видно, как из-под поднятой птичьей маски выглядывает лицо человека.