– Ой, не надо его пока будить, зачем?! Пусть поспит хоть сколько, он себе все нервы вытрепал за эти дни, я на него смотреть не мог спокойно. Уже думал как-то таблетку ему подсунуть, но не решился. Может, и к лучшему. Ладно, пойдем. Действительно, засиделись мы с тобой тут.

Берта к их возвращению накрыла на стол – вазочка с остатками овсяного печенья и окаменелых конфет и три чашки с чаем. Киру она поставила самую большую кружку, пол-литровую, пивную, глиняную, с надписью «Рига» и аляповатой картинкой. Он заметил – она всегда старается сделать так, чтобы ему досталось всего побольше. И еды кладет чуть не двойную порцию, и эта чашка… Потому что он, Кир, большой, и она так… заботится? А как еще это можно понять?

– Ребята, вы пейте чай, хорошо? Давайте, садитесь. Волк, что ты Иту уколол, он вообще ни на что не реагирует, я его двигала, он даже не проснулся.

– Реланиум, – отозвался Волк. – А зачем ты его двигала, скажи на милость?

– Чтобы плед вытащить, укрыть хотела. Может, им тоже чаю предложить? – спросила она. – Как-то неудобно получается.

– Берта, ты волнуешься. Если ты настолько волнуешься, подойди, постучи, и спроси, что и как. Не надо прикрываться чаем, – строго ответил ей Волк. – Волнуешься, да?

– Да, – она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривая и жалкая.

– Тогда пойди и спроси.

– И я с тобой. – Кир тоже встал. – Врать не буду – потряхивает что-то.

– Сходите вдвоем, а то этак и меня начнет потряхивать.

…На робкий Бертин стук из комнаты раздалось бодрое: «Входите, входите». Они вошли и нерешительно остановились у двери.

– Да проходите вы, не стойте. – Маша повернулась к ним. – Вы же посмотреть хотели? Вот и посмотрите. Все неплохо, мы думали, будет хуже.

В комнате за этот час изменилось многое. Во-первых, начисто пропал запах – Киру почудилось, что теперь тут едва заметно пахнет озоном, словно после грозы. Во-вторых, Встречающие привезли, как оказалось, свой свет, необходимый им для работы, и сейчас над кроватью плавал в воздухе длинный полупрозрачный флаер-лайт янтарного оттенка. В-третьих, стало значительно теплее.

– Он у нас молодец, – улыбнулась Софья. – Умница. Подойдите поближе, мы вам кое-что покажем.

Рыжий лежал на боку, укрытый до пояса тонкой тканью, и, казалось, спал. Лицо его стало спокойным, расслабленным, а днем, когда он просыпался, его не покидали напряжение и боль.

– Ну? Видите? Маш, покажи фокус, – попросила Софья. – А ну-ка, давай…

Та провела рукой Скрипачу по боку, и он вдруг слабо дернул ногой, пытаясь лечь удобнее.

– Никакого паралича, незачет Волку, – усмехнулась Софья. – Мы пока что не работали еще, замечу. Это всего лишь стимуляция.

– А что вы сейчас делаете? – спросил Кир.

– Пока что чистим кровь, поддерживаем, даем ему отдохнуть и решаем, что лучше делать следующим, – объяснила Маша. – Дальше мы восстановим то, что необходимо восстановить сразу, и запустим на восстановление то, что сразу сделать не получится. С ним очень приятно работать…

– Он жить хочет, – объяснила Софья. – Он сам хочет жить, и он нам помогает. Как может, конечно. Но это много, поверьте.

– Вы с ним говорили? – спросил Кир.

– Конечно, – кивнула Маша. – Полчаса назад. Очень волнуется за всех вас, переживает, что вы так нервничаете. Так что вы давайте там все успокойтесь, ладно? Не подводите его.

– Еще просьба. Через пару часов разбудите второго. Мы почитали сейчас их досье, они идентичны, и нам бы неплохо кое-что поглядеть, – попросила Софья. – Ну что? Вы успокоились немножко? – Кир кивнул, Берта тоже. – Вот и молодцы. Идите, пейте чай, а я к вам попозже подойду. Кто-то блинчики обещал, – прищурилась она. – С вареньем.

В коридоре Кир отошел на несколько шагов, потом остановился, и вдруг сел на пол – так же, как сидел все эти дни Ит. Сел, привалившись плечом к стене, потом поднес к лицу трясущуюся ладонь.

– Кир… – Берта растерялась. – Тебе, может, валерьянки дать?

Он отрицательно помотал головой.

– Пока не увидел, не верил, – произнес он еле слышно. – Не надо валерьянку, Берта. У меня просто крыша, по-моему, рванула не в ту сторону.

– Она у всех рванула. – Берта села с ним рядом. – У меня тоже. Кир… а ты какое варенье любишь?

Кир задумался.

– А какое есть? – спросил он.

– Клубничное и абрикосовое, – подумав, сообщила она. – Рыжий больше клубничное любит…

– Тогда абрикосовое, клубничное ему оставим. А Ит?

– А Ит любит сгущенку… Кир, можно я заплачу, а? – попросила Роберта.

– Давай. А я тебя буду утешать. Я сегодня всех утешаю. – Он усмехнулся. – Тебе кто-нибудь говорил, что ты умная, смелая и очень маленькая?

Берта засмеялась сквозь слезы.

– Сегодня никто. Ты первый. Пойдем чай пить, правда. Остынет же…

Ит не поверил, точно так же, как Волк до него. Не поверил, пока его, спотыкающегося от усталости и снотворного, чуть ли не за руку отвели в комнату. Потом минут десять потратили на то, чтобы как-то успокоить, – когда до Ита, наконец, дошло, кто перед ним, и что происходит, он попытался встать перед Софьей на колени… и поднялся только тогда, когда Волк сказал, что если он продолжит в том же духе, получит еще одну дозу реланиума.

– Я не знаю, как благодарить вас… Спасибо… Огромное вам спасибо… Я даже не думал, что… Господи, правда, я не вру, клянусь… я сделаю все, что вы скажете…

– Если что мы скажем, тогда сядь, пожалуйста, – приказала Софья. – Слушайся бабушку. А вы идите, идите пока что, – приказала она Берте, Волку и Киру. – Мы тут сами разберемся. Ит, скажи, где еще одна пара?

– Что? – не понял тот.

– Тут есть еще одна… нет, еще две пары. – Софья нахмурилась. – Одна из них делится не так, как ваша. Там должны быть мужчина и женщина. Где они?

– Ри и Джесс?.. – Ит потряс головой. – Они сейчас на базе, в пансионате.

– Они в большой опасности. То, что произошло с твоим вторым, не случайно. Ты можешь стать следующим. И они могут стать следующими, если уже не стали. Ит, вы шестеро – сейчас не совсем Контроль, но вы все-таки с нашей точки зрения Контроль, понимаешь?

– Софа, он тебя слушать не может, он устал, – заметила Маша. – Ит, давай немножко восстановимся и поговорим. Но нельзя, чтобы Берта и Кир это слышали. Им пока что не надо. Ты понял?

Ит слабо кивнул. Поморщился.

– Простите, а вы случайно не Софья Марковна Кац? – спросил он вдруг.

– Случайно Софья Марковна, – кивнула та. – А что?

– Вы пятнадцать лет назад читали курс у нашей дочери. – Ит поднял голову. – Маден рассказывала о вас.

– Надеюсь, она рассказывала что-то хорошее, – засмеялась та в ответ. – Да, действительно читала. У меня тогда был годовой отпуск – здесь делали новую легенду, прежний «носитель» по сценарию умер от старости, надо было переждать. Помню я вашу девочку, помню. Рыженькая такая, маленькая. Оба мужа там тоже были, но они ребята очень робкие, ни одного вопроса не задали, стеснялись. А она борец у вас, и очень смелая. Правильно так смелая, в нужную сторону.

Ит кивнул, улыбнулся.

– Знали бы вы, что этот борец к тому времени натворить успел… – пробормотал он. – У нас, кстати, уже должен внук родиться. А мы даже увидеть его, скорее всего, не сможем.

Софья покачала головой.

– Не загадывай, – посоветовала она. – Никогда не загадывай. Я вот тоже не думала, что когда-нибудь в жизни буду читать молодежи «Потери и преодоление кризиса», но ведь читала. С полным разбором того, что происходит с Встречающими и Связующими, когда смысл их жизни из нее исчезает… на своем примере в том числе.

Голос ее изменился, на секунду в нем промелькнула тень скорби, и Ит вдруг понял, что она до сих пор носит в себе, что определяет все ее поступки, и в чем она на самом деле живет… уже очень и очень долго. И понял, что в годы реакции Блэки эта пожилая ехидная еврейка была совсем не такой, вовсе не такой – ведь даже ее нынешний облик был смоделирован ею же, намеренно… вот такой, седой, обрюзгшей, сгорбившейся, она видела свою собственную вечную скорбь, и сделала себя такой нарочно.