– Постараемся, – пообещал Ри. – Слушай, а что у вас с Киром?

Скрипач посмотрел на него округлившимися глазами и расхохотался.

– И ты повелся… – простонал он сквозь смех. – Мамочки… Вот уж не думал… Ох… Ри, спокойно. Ничего у нас с ним нет.

– Все говорят, что есть, – возразил Ри.

– Правильно, так и должно быть. Мы готовим масштабное нападение на Огдена, – объяснил Скрипач. – Вот что получается… Ты вообще в курсе, как нас троих сюда выпускали?

– Ит что-то говорил…

– Ит тебе скажет, как же. Нашел кого спрашивать. В общем, Огден решил доказать, что рауф можно скрещивать как кроликов. Мы типа что на это повелись.

– А тесты?

– Да подделали, конечно, – отмахнулся Скрипач. – Сейчас изображаем роман для публики. Большинство верит, даже ты, как выяснилось. По возвращении у нас будет куча свидетельств о том, что мы тут мило проводили время… а за этим по закону последует отвод от тестов на пять лет. Или даже на больше. Так вот, когда все, что надо, будет оформлено, мы втроем плюнем Огдену в раскормленную харю, и скажем правду. О том, что на самом деле у нас ничего не было.

– Зачем?..

– Затем, чтобы эта скотина знала свое место, – рявкнул Скрипач. – Очень надеюсь, что Гарай в этом случае будет на нашей стороне. Мне совсем не нравится это все, хотя я рауф только наполовину, понимаешь? Мне не нравится, когда унижают до такой степени расу, к которой я принадлежу.

– Допустим. – Ри задумался. – А дальше?

– А что – дальше? – удивился Скрипач. – Дальше пока не решили. Ит предлагает сменить доминанту, право у нас на это есть… будем жить людьми, может быть, переведемся куда-то еще, может быть, удастся продлить контракт тут. Хорошо бы тут, конечно, потому что Берта тут привыкла и вряд ли захочет переезжать.

– Да, дела… – Ри хмыкнул. – А я-то думаю, что это Кир тебя солнышком называет и вы то втроем, то вчетвером шляетесь… Берта в курсе?

– Конечно, – кивнул Скрипач. – Давно в курсе. Вообще, он действительно хороший мужик, Кир, но… Ри, понимаешь, он, как бы так сказать… Он странный.

– А кто из нас не странный, – пробормотал Ри.

– Да все странные, но он – это что-то вообще запредельное. Мне порой кажется, что он ненормальный. Когда мы операцию на Сулине планировали, он сам вызвался идти ко мне стрелком, прикинь? Я-то понятно почему лезу в самую жопу, у меня там этот, который сегодня опять нечесаным ходит, а он – с какой радости? Спросил – тебе это зачем? Он в ответ – десантирования точно не будет, а мне не хватает опасности. То есть все нормальные разумные избегают, а этот лезет туда, где погорячее, и…

– Таких полно. Мне кажется, ты не прав, – Ри нахмурился.

– Полно – среди людей. Рауф осторожнее на порядок. Особенно мужики, надо заметить. Это тебе не гермо в «берсерке», их природа так устроила, что они четырежды подумают, прежде, чем рисковать… Ты дальше послушай. Когда Иту поплохело, он сам вызвался помогать, да еще притащил «Ауру-ноль», на понюхать. Ты знаешь, сколько стоит флакон?

– Сколько?

– Ри, до хренища он стоит! Десять хороших домов купить можно на деньги, которые стоит склянка на двадцать миллилитров, – Скрипач покачал головой. – А этот ненормальный таскает с собой… она использована на треть, мог бы продать, пятьдесят лет жил бы, как король. Понимаешь?

– Не очень, – признался Ри.

– А я вообще не понимаю, – развел руками Скрипач. – Сутки себя вел… слышал о таком понятии – скъ’хара?

Ри задумался, потер подбородок.

– Что-то такое… скъ’хара… нет, не припоминаю, – признался он.

– Распространенное у рауф понятие, переводится и как «оберегающий», и как «проявляющий сочувствие», и как «понимающий смысл», – принялся перечислять Скрипач. – Можно быть скъ’хара по отношению к ребенку, к женщине… для мужчин – к гермо. Его Волк так и назвал – скъ’хара, а этот тут же вскинулся и начал возражать. Но ведь это-то в условия игры не входило! Мы его не просили ни о чем, да и не могли!..

– Ерунда какая-то, – признался Ри. – Как-то у вас все уж больно сложно и запутанно. Он тебе нравится?

Скрипач скривился.

– А пес его знает, – сказал он ожесточенно. – Я как-то и не задумывался даже. Скорее да, чем нет, наверное, но… Мне-то он, может, и нравится, но вот мы ему – точно нет.

– Откуда ты это можешь знать?

– Ха, – парировал Скрипач. – Нет, друг мой, ты не рауф. Поверь, я знаю – что это такое, когда ты кому-то действительно нравишься. Мы все-таки замужем за Фэбом были очень долго. А Кир, в отличие от Фэба, не монах ни разу. Если бы мы ему понравились, поверь, мы бы про это узнали в ту же секунду.

– Ах да, феромоны же… В таком случае я вообще ничего не понимаю. Хотел тебе раньше рассказать, но как-то все время было не до того. О Гревисе очень интересно говорил Рокори.

– И что поведал наш гениальный молчальник? – вскинул брови Скрипач.

– Он сказал, что в жизни не видел, чтобы какой-то эмпат настолько тщательно и наглухо закрывался. Что он, видимо, очень одинокий, но… ему так лучше. Почему-то. Он не объяснил почему. Зато объяснил, что вообще не видит ничего. Совсем ничего. Темнота.

– Да уж. – Скрипач посерьезнел. – В любом случае сейчас важно одно – работать с ним более чем можно. Во всем, что касается дела, он себя показывает с самой лучшей стороны.

– Согласен. И группа хорошая. Очень толковые ребята, согласись.

– Да я еще в Херсонесе с этим согласился. Ри, ладно, хватит про эти дела, тем более, что все равно ничего не понятно. Давай про площадку, что ли. Что мы делаем?

– Спать надо меньше, что делаем.

Скрипач в этот день тривиально проспал утреннее совещание, потому что накануне «повелся», по его собственным словам, на предложение Кира попить пива. Ну и попили. От души попили. На двоих – десятилитровую канистру. Это при том, что закуски было – буханка черствого серого хлеба, украденная из столовой, да соль в солонке, которую Кир спер там же, где и хлеб.

Что сказали утром Берта и Ит, Скрипач не озвучивал. Во избежание. На всякий случай. Полдня Скрипач приводил себя в относительный порядок, а теперь вот нагрянул к Ри, чтобы тот ввел его в курс дела.

– А все-таки?

– Сначала снимаем все данные без Ита, – начал Ри. – Снимаем все по алгоритму, заодно проверяем кое-что. Потом ему придется провести на площадке какое-то время.

– Долго?

– Час, ну два. Я набросал схему, по которой ему надо будет эту площадку пройти, и примерное время и места остановок. Знаешь, Рыжий, это чем-то похоже на лабиринт, – Ри оживился. – Вот только проходить до конца в этот раз его не нужно. Ит сказал, что готов рискнуть, но я лично против. Пока что не время.

– Ясно… – покивал Скрипач. – Потом сворачиваемся, и по домам?

– Ну да.

– Код Ит вам отдал?

– Отдал. А Берта сказала, что даже разгребла бардак.

– Там не было никакого бардака! – обиделся Скрипач.

– А матрасы на полу?!

– Блин, Кир же ночевал, а я и забыл… Вот скотина какая, мог бы убрать. Ладно, я ему скажу. Еще как скажу. Он у меня будет знать, как вещи где попало раскидывать!

Вышли, разумеется, очень рано – работа предстояла нешуточная. Утренняя река являла собой сейчас совершенно сюрреалистическую картину. На низком берегу стоял туман, густой и плотный, и над водой тоже был туман, и Ри хотел было даже отложить выход, видимость была почти нулевая, однако Ит уговорил его не ждать. Потихоньку тронулись, и вскоре выяснилось, что опытный Ит оказался прав. Туман рассеивался, поднялся легкий ветер, а затем, уже когда взошло солнце, туман и вовсе растаял, причем за какие-то минуты.

– Жарко сегодня будет, – заметила Берта. – Хорошо, что там хотя бы тенек, под деревьями…

Ит рассеянно улыбнулся, подмигнул ей – она улыбнулась в ответ. Одета Берта сейчас была по-походному: синяя застиранная футболка, польские джинсы, кеды. Правильно, не в платье же по буеракам лазить? Ит снова исподтишка посмотрел на нее – ладная крепкая фигурка, коротко подстриженные, выгоревшие на солнце волосы… от привычки близоруко щуриться она так и не избавилась, и сейчас тоже смотрит вдаль, снова прищурившись, приложив ладонь ко лбу. И во всей позе – какое-то напряженное, зовущее вдаль движение. И в этой руке, и во взгляде. Ит подумал, что она, сегодняшняя, очень сильно отличается от себя же несколько месяцев назад – тогда это было затравленное, сгорбленное существо, боящееся собственной тени, а сейчас – в ней была сама жизнь, словно за спиной выросли крылья.