Через несколько минут немцы выбили «тройку», которая на базу не пошла, а поспешно села – на очередном заходе Скрипач успел увидеть бегущие к «Лисе-2» фигурки, пилот и стрелок успели выскочить из пылающего самолета, и сейчас у них появился шанс вернуться домой с боевой группой… если, конечно, боевики сумеют вернуться…

По ком звонит колокол?

По тебе. Он всегда звонит по тебе.

Ирин переформировал группы, а на земле тем временем разворачивался бой, удалось втянуть отряд Альянса в перестрелку. Скрипач мельком подумал, что Киру, стосковавшемуся по настоящей работе, это, скорее всего, в радость…

Наверху тоже шел бой, но они, занятые своей задачей, не имели возможности обращать на него внимание.

До того момента, как Ирин вдруг не произнес:

– Нет. Кай…

Пластина и Скрипач, как раз вышедшие из атаки, как по команде подняли головы. Но понять ничего толком не успели.

…Уже позже, многим позже Дикий Дим объяснил, что произошло – и под это объяснение опростал двухсотграммовый стакан водки, ничем не закусывая. Один из «мессеров» по какой-то неизвестной никому причине вдруг перешел на пактовый двигатель и атаковал истребитель Кайде, работая на скорости, в десяток раз превышающей допустимый пактом предел.

Можно сколь угодно долго рассуждать о подлости или низости, о хорошей или плохой реакции, о долге, о совести… Но это все досужие слова.

Кайде в тот момент работал честно.

Его противник – нет.

Это была даже не схватка, потому что схватка – это когда соперники равны. Как можно назвать бой, в котором равенства нет, как класса?

В тот момент они не поняли, они могли только слышать. Даже смотреть можно было лишь на обломки, горящим дождем падающие с неба.

– Я иду, Кай, – голос Ирина прозвучал буднично, словно не падали в море куски раскаленного металла, словно Кайде был еще жив, и просто позвал его, Ирина, из соседней комнаты. – Я сейчас. Катапульта, Сергей.

Стрелок не раздумывал, он катапультировался сразу. Десять или сто процентов – останься в самолете, и ты покойник с гарантией, уйди – и у тебя будет малый шанс не попасть под пули, и все-таки спастись.

По ком звонит колокол?..

Штурмовик Ирина молнией рванул в небо, тоже на пактовом движке.

…Это очень скучно, и очень быстро – таран, когда скорость рассыпающейся машины, не предназначенной для такой скорости, возрастает за долю секунды в сотню раз…

– «Двойка», перестроиться в прикрывающую группу, – приказал Дикий Дим. – Не отставать.

«Не отставать» – это был код, расчетное время.

Двигатель задымил – имитация попадания. Скрипач повел машину вниз.

– «Двойка» – аут! – приказал Дикий Дим. – «Двойка», выходите из боя!

Двигатель дымил все сильнее, скорость падала.

…На репетициях получалось, вопрос, получится ли сейчас…

– «Двойка» – аут! Рыжий, сажай машину, сгорите к чертям!..

На антиграв – и вертикально вниз, рядом с уже горящим самолетом. «Тройка» горит до сих пор, и дыма от нее, черного, грязного – предостаточно. Славно, славно…

– Ит, что бы ни происходило, всегда помни…

– Ты тоже…

Тридцать секунд, и «двойка» взорвется. И тут же сработает аппаратура, которую протащил десант, – звуковое шоу.

А дальше…

Как повезет.

…Закат этого бесконечного дня входил в комнату через распахнутое настежь окно. Дверь тоже была открыта, но Кир все-таки стукнул костяшками пальцев по косяку, предупреждая.

– Входи, – отозвался Скрипач.

Кир вошел.

Скрипач стоял у окна и смотрел. Кир уже знал, куда он смотрит. Подошел, встал рядом.

В сторону каменной арки шли те, кто имел право туда идти – П’кем приглашал их лично. Их было совсем немного, идущих: четверо летчиков, он сам, трое боевиков.

Только те, кто знал и кого знали.

Только они сейчас шли по узкой каменной тропе к арке, к медно блестящему в лучах заходящего солнца колоколу…

Скрипач говорил едва слышно.

– Откуда это? – спросил Кир. Просто потому, что хоть что-то, но надо было спросить.

– Не знаю, – безучастно отозвался Скрипач. – Ит откуда-то приволок. Он же у нас гуманитарий… да еще и священник. Правда, бывший.

– Да? – удивился Кир.

– Да. Я не знаю, откуда эти стихи. – Скрипач, не отрываясь, смотрел в окно. – Вернется, спросишь сам, если интересно.

– А он вернется?

– Вернем. – Скрипач глянул вдруг Киру прямо в глаза. – Или верну. Уж как получится.

– Жаль ребят. – Кир отвернулся.

– Жаль, – кивнул Скрипач. – Но когда вместе, это не так уж и мало.

Кир промолчал.

Когда над плато раздался первый удар колокола, низкий, литой, глубокий, они тоже молчали.

Что тут можно было сказать?..

Первая попытка пошевелиться успехом не увенчалась, что-то мешало. Пластина приоткрыл глаза, совсем немного, и подождал – ничего не произошло. Вокруг тишина, это значит, что никого нет. Хорошо. Еще раз осторожно пошевелился, и тут же понял, что руки и ноги стянуты. Впрочем, весьма деликатно. Боли при движениях не возникало. Он снова открыл глаза, уже нормально, и принялся потихоньку осматриваться.

Комната, в которой он находился, была совсем небольшой, максимум метров десять площадью. Окна не имелось, зато имелась бронированная дверь. По всей видимости, карцер. Хорошо обстоят дела у Альянса, если у них такие карцеры.

Итак.

Первое – все получилось так, как планировалось. Не может не радовать.

Второе – какое-то время придется пробыть тут, чтобы немного усыпить бдительность тех, кто сейчас за Пластиной наблюдает. Что наблюдают, сомнений нет.

А это значит… Это значит, что можно будет немножко с ними поиграть для начала. Тем более, что больших усилий для этого не потребуется.

Тело побаливало, голова тоже – во время захвата Пластина был контужен. Ему эта контузия была как слону дробина, но ее вполне можно было использовать.

«Позови их, – попросил Ит. – Если считаешь нужным, пожалуйся на боль».

– Тут есть кто-то? – спросил Пластина на всеобщем. – Мне больно!..

Тишина, потом – слабый шорох. Ага, это из динамика. А где сам динамик? Судя по звуку, где-то на стене сзади, сейчас его не видно.

– Назовите себя, – приказал голос.

Человек говорил на немецком. Ответить? Ну уж нет.

– Мне больно, – повторил Пластина. – Развяжите меня.

– Назовите себя, – снова произнес голос.

– Я вас не понимаю, – Пластина несильно дернулся. – Помогите мне!..

Человек ничего не ответил, затем раздался слабый щелчок – динамик отключили. Хорошо. Скорее всего, сейчас должны позвать кого-то, знающего всеобщий – своеобразный аналог эсперанто, только, конечно, более сложный. Ладно, подождем.

Иту сейчас нужно было только одно – чтобы в комнату что-нибудь вошел. Нападать он не собирался, освобождаться тоже, но ему необходимо было разобраться с системой запоров карцера. Без этого все последующие действия были бы лишены смысла.

Минут двадцать прошли в тишине, затем динамик снова ожил.

– Представьтесь, – говорил другой человек, и уже на всеобщем: – Назовите ваше имя, звание, и локацию.