— Но ты только что это сказал! — отвечает она и извлекает из раковины руки, покрытые густым слоем жирной плодородной грязи.

— Что сказал? — невинно интересуюсь я, будто и в самом деле ничего не понимаю.

— Слово, которое мы договорились не произносить. На тему, которую договорились не обсуждать.

— Вот черт, а ведь верно! — Молчание. — Ну, раз так… Не хочешь ли поговорить о нашем будущем малыше?

В пятницу после полудня, на рабочих местах, по телефону

— Леви, — говорю я.

— Максвелл, — отвечает Иззи. — Вторая попытка?

— Дейв, — говорю я.

— Ну ладно, — говорит она. — Теперь моя очередь. Болдуин.

— Слишком уж похоже на «болвана», — отвечаю я. — А для девочки?

— По-прежнему Джасмин, — говорит Иззи.

— А у меня — по-прежнему Лоис, — говорю я. — Вторая попытка?

— Адель, — говорит она.

— Иззи, — отвечаю я.

— Как мило с твоей стороны! — говорит она.

— А я вообще очень милый, — скромно отвечаю я.

В субботу утром, у моих родителей (Стритхем, южный Лондон)

— Мама, папа, — говорю я, — мы с Иззи хотим кое-что вам сообщить.

Мы с Иззи приехали к моим отцу и матери, чтобы поделиться с ними новостью.

— Мы… — Я бросаю взгляд на Иззи и сжимаю ее руку. — У нас будет ребенок.

— Поздравляю! Молодцы! — громогласно басит отец.

— Как чудесно! — восклицает мама. — Давным-давно я не слышала таких прекрасных новостей!

Все в комнате встают, принимаются пожимать руки, обниматься, целоваться и поздравлять друг друга. Моих родителей переполняет радость — и я счастлив, глядя на них. Они настаивают, чтобы мы остались на обед. Не успеваем мы согласиться, как мама уволакивает Иззи на кухню — будто бы помочь с готовкой, хотя я прекрасно понимаю, что к плите она Иззи и близко не подпустит. Я остаюсь с отцом в гостиной: мы смотрим телевизор и степенно обсуждаем события дня.

Днем в воскресенье, у матери Иззи (Оксфорд)

Время подходит к полудню: мы с Иззи в Оксфорде, у ее матери, топчемся на кухне. Поначалу мы рассчитывали, что Иззи позвонит матери в субботу и все расскажет по телефону: несколько раз она набирала номер — и клала трубку. Я спросил, в чем дело. «Хочу видеть ее лицо», — ответила она, и я сразу понял. Вот почему мы отправились в Оксфорд — якобы просто проезжали мимо и решили заскочить, — и она тоже уговорила нас остаться на обед. Иззи не знает, когда лучше преподнести матери эту новость, и просит меня не отходить от них, чтобы, когда настанет подходящий момент, быть рядом. Подходящий момент наступает, когда Иззи чистит картошку, а я торчу сзади с чайником в одной руке и замороженным цыпленком в другой и внимательно изучаю инструкцию. Мать Иззи, согнувшись в три погибели, заглядывает в духовку, где уже жарится второй цыпленок. И тут Иззи говорит:

— Мама, у меня новость. Я беременна.

И как вы думаете, что делает ее мать? Выпрямляется и начинает рыдать. И говорит сквозь слезы: «Твой отец… он бы так гордился…» Тут и у Иззи слезы проступают, а ее мать принимается рыдать еще сильнее и обнимает сперва Иззи, потом меня, а потом нас обоих сразу — так она счастлива.

Итак, мои родители и мать Иззи уже все знают. А остальным пока говорить не стоит — разве что ближайшим друзьям, двум парам: Дженни с Тревором и Стелле с Ли. Честно говоря, я предпочел бы немного подождать. Но Иззи говорит: «К этим людям я пойду за помощью, если случится беда — так почему же не поделиться с ними радостью?» На это мне ответить нечего, но все же как-то неловко. Не всегда друзья радуются таким переменам. Особенно если вспомнить, что у наших друзей отношения далеки от идеальных, и о том, чтобы обзавестись потомством, у них даже речи не идет.

Тревору тридцать один, работает он в компьютерной компании, поставляющей программное обеспечение для финансовых корпораций. До Дженни он встречался с девушкой по имени Адалия, испанской студенткой, с которой познакомился в клубе в Хокстоне. За кратким и бурным романом последовал — иначе сказать не могу — самый мерзкий разрыв в истории. Дело осложнилось тем, что Адалия была беременна. Тревор согласился делать для ребенка (мальчика, которому она дала имя Тьяго) все, что может, но вернуться к ней отказался. Некоторое время все шло более или менее — пока Тревор не встретил Дженни. Тут выяснилось, что Адалия, видите ли, все еще его любит. И твердо вознамерилась отплатить ему за «измену» самым подлым способом: с помощью ребенка. Чего она только не вытворяла: назначала ему время, а сама уходила из дому вместе с сыном, жаловалась общим друзьям, что Тревор совсем не помогает ей с Тьяго, хотя в этом ни слова правды не было… И наконец нанесла последний удар: уехала в Испанию. Тревор готов был на все, предлагал даже к ней вернуться, но было уже поздно. Поначалу он чуть ли не каждую неделю мотался в Испанию и обратно, но Адалия ясно давала понять, что не хочет видеть его рядом с сыном. В конце концов Тревор принял нелегкое решение и прекратил эти поездки.

Дженни, его нынешняя девушка, — одна из лучших подруг Иззи. Познакомились они лет семь назад, когда Дженни недолгое время подвизалась в «Femme». Теперь ей тридцать один, а нынешняя ее работа служит на приятельских посиделках неисчерпаемым источником веселья: она редактирует «Крутую девчонку — журнал для энергичных девушек». Работу свою любит и воспринимает очень серьезно — в отличие от меня. Я всегда над ней подшучиваю, потому что, по совести сказать, не понимаю, что там вообще делать, разве что обедать с рекламодателями, обсуждать с коллегами новости телесериалов да расхваливать на страницах журнала достоинства какой-нибудь очередной «мальчиковой» поп-группы. Тревор и Дженни вместе уже полтора года, а месяцев восемь назад сняли вместе квартиру в Ледброук-Гроув. Оба они часто (но всегда — когда другой не слышит) признаются, что поторопились съезжаться: надо было сперва получше узнать друг друга. Что же до детей — не удивлюсь, если узнаю, что Тревор и Дженни пользуются тремя методами предохранения сразу.

Стелле Томас из второй пары тридцать три, работает она консультантом по набору персонала в крупные фирмы. Она постоянно чем-то недовольна и свою досаду на окружающий мир по большей части выплескивает на Ли, своего приятеля, с которым встречается уже больше года. Ему двадцать четыре — почти на десять лет ее моложе. Стелла завела с ним роман ради развлечения: захотелось попробовать, каково это — иметь молоденького «ручного» любовника. Но скоро она полюбила его всерьез, и разница в возрасте начала ее беспокоить. Ли мне нравится: открытый, беззаботный парень, которого ничто на свете не может вывести из себя. Жизнь для него — игра, и омрачить его безмятежную веселость способно лишь одно: если, сидя в пабе, он вдруг обнаруживает, что всем на пиво не хватает. Он ведет на кабельном ТВ музыкальную программу под названием «Горячая десятка», а все свободное время смолит «Мальборо лайт» с такими же юнцами, безмерно гордыми тем, что работают «на ящике». Что до детей — к размножению Стелла и Ли склонны не больше папы римского. А может, и меньше.

Следующая суббота, девять вечера. Мы с Иззи сидим с друзьями за столом в гостиной, при свечах. Пустые блестящие упаковки из-под китайского фаст-фуда аккуратно сдвинуты в сторону. По столу разбросаны крохотные пластиковые тюбики из-под множества разноцветных соусов; кое-где на скатерти валяются побеги бамбука и зернышки жареного риса. Иззи стучит вилкой по бокалу, призывая к молчанию.

— У нас есть новость, — объявляет она. — Потрясающая новость.

Взгляд ее обращается ко мне, и я невольно расплываюсь в широчайшей улыбке.

— Право, даже не знаю, с чего начать, поэтому просто скажу… только имейте в виду, пока что это секрет, никому ни слова! Говорят, нельзя никому рассказывать, пока не станет заметно — ну, знаете, чтобы не сглазить, — но мы так счастливы, что просто не можем держать это в себе. Мы ждем ребенка!