Этот план я вынашивал всю неделю. Не хочется спрашивать, хватает ли им с матерью на жизнь, но ясно, что в деньгах они не купаются. Я очень хочу что-нибудь сделать для Николы. Что угодно.

— Нет, по магазинам не получится, — вздыхает она. — День рождения у меня только в мае, и потом, что я маме скажу?

— Ты права, но и то, и другое я уже обдумал. Давай сделаем так. Посмотрим на витрины, приглядим какую-нибудь вещь, которая тебе понравится, а ближе к делу вернемся и купим ее. Что ты об этом думаешь?

— По-моему, здорово. А ты как же?

— Что я?

— Я ведь тоже должна дарить тебе подарки. И на день рождения, и на Рождество, и на День Отца.

День Отца я до сих пор не отмечал. По-моему, этот праздник изобрели фабриканты открыток, чтобы повысить продажи. Вот День Матери — другое дело, такой день не осмелишься пропустить, а День Отца — просто жалкое подражание. И оправдание для отцов, которые мечтают хоть один день в году поваляться перед телевизором с чистой совестью. Но, слушая Николу, я вдруг начинаю верить, что День Отца — самый важный день в году.

— Милая, мне не нужны подарки, — отвечаю я. — Ты — мой лучший подарок.

— Раз уж ты мне что-то даришь, — непреклонно отвечает она, — то и я должна тебе что-то подарить. Пообещай, что примешь от меня подарок, иначе никуда не пойду.

Мы с Николой встречаемся, как договорились, и едем на метро в Вест-Энд. Я сказал Дженни, что сегодня поработаю дома. Никола сказала маме, что проведет день у Кейши, а Кейшу попросила в случае чего ее прикрыть, объяснив, что тайно встречается с одним мальчиком. Какой сложной паутиной лжи мы оплетаем наши встречи!

В этот день я понимаю, чем живет и о чем мечтает подросток. Никола к своей задаче относится серьезно: заглядывает в магазины электроприборов, спортивных костюмов, мобильных телефонов и даже в продовольственные, пока наконец не обращается к своей заветной цели — магазинам одежды. Ее любимый — большой магазин возле Оксфордской площади. Здесь долго меряет юбки — на мой взгляд, совершенно одинаковые, но Никола объясняет, что в деталях они очень сильно различаются. Потом переходит к топикам, шляпкам, туфлям — и явно наслаждается самим процессом.

Пока она надевает одну вещь за другой, а затем с презрительной гримаской откладывает в сторону, я оглядываюсь вокруг. Мимо проходят девушки с кольцами в носах, девушки с пурпурными волосами, высокие девушки, низенькие девушки, девушки со скейтбордами, стильные девушки, не очень стильные и совсем не стильные, девушки в таких широченных джинсах, что я не понимаю, как они вообще передвигаются — словом, девушки всех видов и сортов, но одна черта у них общая: все они носят одежду, в которой выглядят старше. К некоторым приходится долго приглядываться, чтобы понять, что они, в сущности, еще дети. И Никола тянется туда же. Однажды она пришла на встречу в мешковатых штанах и обтягивающем топике и спросила, как она выглядит. Выглядела она лет на семнадцать, и от этого мне сделалось не по себе. Не хочу, чтобы она так быстро выросла. Я ведь едва успел узнать Николу-ребенка.

Мне подарок выбрать куда легче. Я веду Николу в гипермаркет «Эйч-Эм-Ви» на Оксфорд-стрит, захожу в отдел популярной музыки, нахожу букву «М» и через несколько секунд показываю то, что мне нужно.

— Вэн Моррисон, «Звездные недели», — читает она надпись на обложке. — А кто это?

— Певец такой.

— Всего шесть фунтов девяносто девять пенсов, — замечает она. — И это все, что ты хочешь?

— Честно говоря, Вэна Моррисона я терпеть не могу, — признаюсь я. — Ничего личного, просто ненавижу даже землю, по которой он ходит, — не говоря уж о песнях, которые он поет. Никола смеется.

— Но Иззи — и это единственный ее порок — его обожает. По крайней мере, ранние вещи. Когда мы только познакомились, «Звездные недели» были у нее на кассете, и эту кассету она крутила беспрерывно. Я просто готов был на стенку лезть. А потом пленка то ли порвалась, то ли потерялась, а новую Иззи так и не купила, потому что, в отличие от меня, не слишком-то увлечена музыкой. Но время от времени она восклицает: «Ах, где же мои «Звездные недели»! Как мне их не хватает!» «Купи себе еще одну», — говорю я ей. Но она все время забывает, а я просто не могу.

— Почему не можешь?

— Ты будешь смеяться, но я физически не могу тратить деньги на музыку, которую ненавижу.

— Да ладно тебе, Дейв! — смеется Никола. — Даже ради Иззи не можешь?

— Даже ради Иззи. Однажды она попросила меня купить для ее мамы сборник хитов «Аббы». Что же ты думаешь? Не смог.

— Почему?

— Да потому что это «Абба»! Вот сборник хитов «Blondie» я бы ей подарил с радостью. Или полную коллекцию Ника Дрейка на пяти дисках. Или даже «Непорочное зачатие» Мадонны. Но «Аббу» — ни за что! Будь я проклят, если хоть одно пенни из моих тяжелым трудом заработанных капиталов уйдет в Швецию, на поживу Бенни и Бьорну! Вот так же и теперь. Если ты купишь «Звездные недели» на свои деньги, подаришь мне, а я подарю Иззи, то не буду чувствовать себя так, словно предал свои идеалы и помог деньгами злейшему врагу.

— Знаешь, ты иногда просто невыносимый! — говорит Никола, ущипнув меня за руку.

Какая обыденная сцена, думаю я: ворчун-отец поддразнивает дочку. Мы не привлекаем ничьего внимания; но, повернувшись к Николе, я вдруг замечаю у соседнего стенда ту, кого никак не ожидал здесь встретить. Иззи. Она стоит к нам спиной, всего в нескольких футах — достаточно руку протянуть. И в то же время — словно в другой галактике.

На мгновение я преисполняюсь надеждой. Сейчас она обернется и увидит меня. Потом посмотрит на Николу, снова на меня — и все поймет. Обман закончится. Правда выйдет на свет. И мне не придется искать в себе мужество, чтобы рассказать ей о Николе.

Но, разумеется, такого везения в жизни не бывает. Решение за мной. Все, что от меня требуется — заговорить: она узнает мой голос, обернется — и дело сделано. Все, что нужно — подать голос. Я стою, словно прирос к полу, и собираюсь с духом, чтобы сделать, что должен. Но духу мне не хватает. Обливаясь ледяным потом, я пригибаюсь за стендом и увлекаю за собой Николу.

— Что такое? — спрашивает она.

— Иззи, — шепчу я. — Иззи здесь. Уходи. Я тебе позвоню, обещаю.

Никола, не оглядываясь, бросается к выходу. Я гляжу ей вслед, и сердце у меня разрывается. Кажется, что я ее унизил. Предал. Отрекся от нее. Но ничего не поделаешь. Никола скрывается, и я мысленно готовлю себя к следующим испытаниям. Передо мной выбор: можно уйти из магазина, не оглядываясь, можно подойти к Иззи и объявиться. Убегать нечестно, думаю я. Это слишком легкий выход — а легкого выхода я не заслужил. Так что делаю глубокий вдох, выпрямляюсь и, словно ничего не случилось, продолжаю перебирать компакты. Через несколько секунд она меня окликает.

— Привет, детка, — говорю я, подняв глаза. — Ты что здесь делаешь?

Она подходит и целует меня в знак приветствия.

— Ищу подарок для Стеллы. Она что-то не в духе, и я хочу ее взбодрить. А ты как здесь оказался?

— Просто проходил мимо. Сама знаешь, не могу пропустить музыкальный магазин. И что же ты выбрала Стелле?

— Пока не знаю. Нужно что-нибудь такое, что бы ее отвлекло и подняло настроение. У нее на работе проблемы. Что посоветуешь?

— Подумать надо.

Иззи задумчиво кивает и смотрит на мои руки. Тут я соображаю, что все еще сжимаю в руке диск Моррисона.

— Что это я вижу перед собой? Неужели «Звездные недели»?

— Они самые.

— Ты же этот альбом терпеть не можешь! — недоверчиво восклицает Иззи. — Однажды ты сказал, что это «худший в мире образец псевдо-соул-фолк-блюз-рока», а в другой раз — что такая музыка твоим ушам противопоказана.

— Да ну? Так и сказал?

— Именно так. Сам небось прекрасно помнишь.

— Ну… гм… может же человек передумать? Ведь тебе он нравится, а ради тебя я готов поступиться принципами.