— Знаю. — Она поворачивается ко мне. — А ты тоже об этом думаешь?
Я не отвожу взгляд.
— Да, конечно.
— Странно, мне казалось, что нет.
— Почему?
— Ты больше об этом не заговариваешь. Хотя нет, не в этом дело — я ведь тоже стараюсь об этом не говорить — но раньше я чувствовала, что тебе тяжело молчать, а теперь… Теперь нет. Как будто и не было этого.
— Хочешь об этом поговорить?
Она, не отрываясь, смотрит в пустоту за окном.
— Да нет… просто спросила. Скажи, ты еще хочешь детей?
Я киваю, спрашивая себя, куда заведет этот разговор.
— Я тоже, — говорит она. — Как ты думаешь, каково это — планировать ребенка?
— Хочешь попробовать?
Она мотает головой.
— Нет. Просто размышляю вслух. Интересно, что чувствуешь, когда занимаешься сексом не просто так, а с целью забеременеть? Какие при этом ощущения?
— Да, думаю, такие же, как обычно.
Она вдруг сжимает мне руку, затем отпускает.
— Откуда нам знать? Среди наших знакомых нет ни одного, кто бы завел ребенка сознательно.
— Знаешь, я тоже об этом думал.
— Странно, тебе не кажется? Почему люди больше не хотят иметь детей?
— Люди не перестают хотеть детей. И никогда не перестанут. Наверно, дело в том, с какими людьми мы общаемся. Наши знакомые по большей части живут в маленьких квартирках или активно делают карьеру, или личная жизнь у них неустоявшаяся…
— Да, наверно, ты прав. Все мы ждем какого-то подходящего времени… А знаешь, это ведь должно быть очень страшно.
— Что?
— Объявить миру, что хочешь ребенка. Постараться забеременеть. Знаешь, многие пары так и говорят: «Мы стараемся» — и все понимают, что они имеют в виду. Но ведь у того, кто старается, может ничего и не выйти, верно? А когда просто забываешь пить таблетки, неудача тебе не грозит. Странно, правда? Чуть не всю сознательную жизнь ты больше всего боишься беременности и молишься об одном — чтобы секс прошел без последствий. И вдруг понимаешь, что бояться нечего. Какое счастье! Не надо больше высчитывать дни, таскать в сумочке презервативы, пичкать себя всякой гормональной дрянью… Можешь любить свободно, не опасаясь никаких последствий. Думаю, большинство людей не хотят «стараться» именно потому, что боятся неудачи. Представь себе пару, которая больше всего на свете хочет ребенка: они стараются и стараются, и ничего не выходит, они проходят разные исследования, лечатся от бесплодия — для таких людей, наверное, ничего нет страшнее секса без последствий.
Она смотрит на меня, словно ждет ответа. Но мне вспоминается Никола и наша с ней недавняя беседа о сексе. «Все делают вид, как будто это ничего не значит — а ведь на самом деле это очень важно». Только сейчас я понимаю, насколько она права. Можно называть его «случайным», или «безопасным», или как угодно еще — но однажды он переворачивает вверх дном всю твою жизнь. Я смотрю на Иззи и отвечаю ей:
— Ты права. Секс без последствий может стать страшнее всего на свете.
— Так вот, — продолжает она, — я не представляю, что смогу пережить все эти мытарства. Как бы мне ни хотелось ребенка, но такого я просто не вынесу.
— Ты так говоришь, словно неудача неизбежна.
— Разве?
— Да.
— Я не это имела в виду. Просто хотела сказать, что пока не готова рисковать. А ты?
— Не знаю. Мне кажется, бывают случаи, когда узнать, готов ты или не готов, можно только одним способом — рискнуть.
— Ты считаешь меня трусихой?
— Нет, — отвечаю я. — Конечно нет.
— Не стесняйся. Говори, что думаешь.
— Я тебя никогда не стесняюсь. Нет, я не считаю тебя трусихой. После того, что с нами произошло, трудно оставаться спокойным.
— И все-таки я трусиха, — говорит она так тихо, что я едва различаю ее голос в шуме колес. А потом, не отводя взор от окна, спрашивает: — У тебя есть любовница?
— Что?
— Любовница. Очень простой вопрос, Дейв. Так есть или нет?
Меня словно вышвырнули из сна. Я резко поворачиваюсь к ней, тело напрягается от страха.
— Нет, конечно нет! — говорю я громче, чем нужно. Пара на соседнем сиденье поворачивается в нашу сторону, и я поспешно понижаю голос: — Не понимаю, как ты вообще можешь такое спрашивать!
Вранье, разумеется. Все я прекрасно понимаю. Тысячу раз я думал о том, что наши отношения с Николой напоминают адюльтер: та же ложь, те же встречи тайком. И главное — то, что я всем сердцем и душой люблю кого-то еще, кроме собственной жены. Иззи права, я ей изменяю — не в том смысле, какой обычно вкладывается в это слово, но, когда правда выйдет наружу, последствия будут столь же разрушительны.
Я вижу, как глаза Иззи набухают слезами. Слезы переливаются через край век и катятся по щекам.
— Прости меня, — говорит она. — Прости. Не следовало мне этого говорить.
— Нет, Иззи. Правильно сделала, что сказала, если ты и вправду так думаешь. Но ты должна знать: никогда, никогда я такого не сделаю.
— Знаю.
— Тогда зачем же спрашиваешь?
— Потому что что-то между нами не так. Что-то неладное творится, и уже долго… Не знаю. А может, у меня просто паранойя.
— Но почему? Ради бога, Иззи, откуда такие мысли? Я люблю тебя. Я никогда так с тобой не поступлю!
— Это я во всем виновата. Я все время работаю, а на тебя не обращаю внимания. Я тебя не заслужила, Дейв.
Вот сейчас. Сейчас надо обо всем ей рассказать. Другого такого случая не представится… И снова мне не хватает силы духа.
— Не говори так, детка. Никогда так не говори.
— Но почему? Это же так и есть. Теперь, когда на меня свалилось столько работы, мы теперь почти не видимся, и всякий раз, когда ты меня видишь, я или с ног валюсь, или зла на весь свет, или еще что-нибудь… Это не любовь.
— А что же?
— Не знаю. Но любовь нельзя бесконечно откладывать на потом. Любовь — это когда и принимаешь, и отдаешь. А у меня такое чувство, что я сейчас только получаю и ничего не отдаю взамен. Все черпаю и черпаю из твоей любви, как будто она бесконечна. Но что будет, если она кончится?
Я смотрю на нее, и на миг она напоминает мне Николу в первый день нашего знакомства: такая же потерянная, несчастная, отчаянно нуждающаяся в утешении.
Когда мы входим в дом, Иззи выглядит измученной, как никогда. Я предлагаю уехать куда-нибудь на выходные, но она отвечает, что не хочет больше убегать и прятаться. Лучше остаться дома. Ладно, говорю я, но эти выходные у нас будут особенными.
Мы выключаем телефон, оба мобильника, факс, телевизор и видео, задергиваем шторы и, отгородившись от всего мира, ложимся в постель. Эти два дня мы не выходим из квартиры: отсыпаемся, разговариваем обо всем на свете, обращаемся друг с другом нежно и бережно, словно Джон и Йоко в последние годы жизни. Мы не можем переделать мир: однако в понедельник, когда мы выходим на работу, мир вокруг нас кажется немного лучше.
Возраст
Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Тема: Колонка Настоящего Мужчины
Привет, Иззи.
Вот моя новая колонка. Если понадобится что-то исправить, дай мне знать.
Надеюсь, читая это, ты улыбнешься.
С любовью
Дейв XXX
P. S. Сегодня ужинаем вместе. Хочу накормить свою любимую женщину лазаньей в томатном соусе.
СТАРОСТЬ НЕ РАДОСТЬ
Долгое время считалось, что страх перед приближающейся старостью свойствен лишь обладательницам эстрогена. Женщины говорили о биологических часах, женщины проявляли чудеса изобретательности, когда заходила речь об их возрасте, женщины смертельно боялись остаться у разбитого корыта. Мужчины же, как доброе вино или хороший сыр, с годами только лучше становились. Считалось, чем мужчина старше, тем мужественнее. Стареющий мужчина похож на Шона Коннери в «Золотом пальце» — элегантный, собранный, уверенный в себе и неотразимо обаятельный. Женщины не могут перед ним устоять, мужчины помоложе его побаиваются, и все вокруг ему завидуют. До недавних пор все в это верили. Да что там — до недавних пор и сам я так думал. Но теперь, в тридцать один год, уже не так уверен в блистательности своих перспектив.