Феликс размышлял над этим даже в машине по дороге домой. За рулем сидел Аса, изредка перекидывавшийся словом с Кэрол, расположившейся рядом с ним. Феликс и Ленни сидели на заднем сиденье, не касаясь друг друга.

— Я хочу, чтобы ты присутствовала на этом балу в Тэнглвулде, — проговорил он, стоя перед входной дверью в дом, окутанный теплым вечером. — Несколько человек интересовались твоим регулярным отсутствием на вечерах. Я не могу не обращать на это внимания, мне далеко не безразлично, что они подумают.

— А что они подумают? — спросила Ленни.

— Что мы разошлись. Или иную чушь в этом роде.

— Но ведь мы никогда не были вместе, Феликс. Как такое может быть чушью?

— Ты моя жена. Я всегда предоставлял тебе полную свободу, поскольку тебя это устраивало…

— И тебя тоже.

— Устраивало нас обоих, — сказал он.

— Ты игнорировал меня до тех пор, пока не возникала нужда. Тебе важна лишь форма отношений. Так гораздо проще, нежели иметь дело с реальными людьми и настоящими эмоциями.

— Проклятье! Я всегда знал чего хотел: я хотел тебя. Это ты первой отвернулась прочь, надменная всю жизнь, как и вся твоя семья.

Ленни вставила ключ в дверь, но он, положив свою руку сверху, остановил ее. Феликс почувствовал раболепный страх от этого прикосновения, но затем его прорвала ярость.

— Ты не посмеешь уйти от меня! Ты будешь делать так, как я скажу! Я ни черта от тебя не прошу, но хочу, чтобы ты была на этом мероприятии в Тэнглвуде, и ты скажешь мне, сейчас, что ты будешь там.

Паника охватила Ленни. Его прикосновение вызывало отвращение; ей было противно чувствовать его рядом с собой. «Но я замужем за ним, — без всякой связи подумала она, — до тех пор пока я… почему бы ему так не думать?..»

Почему я все еще здесь? У меня есть свой дом в Нью-Йорке и хорошие друзья; у меня есть Эллисон и ее семья, Томас, Барбара и Уэс…

В то же время все это привычно, знакомо; оно составляет часть ее нынешней жизни. Иное же было неизвестным и пугающим: развод, одиночество, не жена. Утрата места и статуса, признаваемого обществом, утрата границ, удерживавших жизнь от превращения в нечто бесформенное и открытое.

«Я слишком стара для этого», — подумала она.

Однако и другие женщины поступают так; не я одна. Тысячи, сотни тысяч женщин предпочитают идти на риск, чем жить наполовину… Она вспомнила умные слова о супружестве, которые говорила Эллисон в то утро на Кейп-Коде. Почему она не может следовать собственным словам, чтобы построить другую жизнь для самой себя?

— Я обращаюсь к тебе! — Ярость Феликса проступала сквозь стиснутые зубы.

Ленни не слышала произнесенных им слов, его рука удерживала ее, и они стояли близко друг к другу в белом круге света от входного фонаря, почти как влюбленные.

— Отстань от меня, Феликс. Отстань от меня.

Услышав собственные слова, она почувствовала, как внутри ее что-то освободилось: теперь она могла говорить, могла действовать, она смогла вырваться из пут собственной трусости.

— С этого мы начинали, давай не будем так же заканчивать.

— Что за чертовщину ты мелешь?

— Мы начали с того, что ты грубо схватил меня за руку и вытащил из дома Джада. Ты даже ударил меня. Мне не хотелось бы заканчивать подобным образом.

Она вырвала свою руку, и, застигнутый врасплох, он позволил ей уйти. Быстро открыв замок, она проскользнула в дом.

Феликс проследовал за ней в гостиную. Лампа была оставлена включенной, и ее мягкий свет делал украшенную цветами мебель домашней и зовущей: именно в этой комнате должна бы была жить любовь. Вместо этого они разошлись в противоположные концы гостиной. Феликс, выпрямившись как столб, вспомнил, что так, бывало, стоял Оуэн, когда был сильно сердит.

— Никто не говорит об окончании, — резко проговорил он. — Наш брак так же хорош, как и у большинства других людей. Откуда, черт подери, набралась ты этих сентиментальных идей, что люди счастливы и любят друг друга? Пусть все остается как есть; ты пользуешься большей свободой, чем другие. У тебя есть любовник в Нью-Йорке…

— Что?

— Вас видели несколько раз вместе. Но это не имеет значения. До тех пор пока ты ведешь себя в рамках приличий и поступаешь должным образом, пока ты здесь, со мной — все останется как есть. Нет причин менять; я не буду менять…

— А я буду.

Ее голос был низок, и это было более убедительным для Феликса, чем если бы она кричала на него.

— Я хочу развестись, Феликс. Я позволила всему этому слишком затянуться. Наши отношения не брак — у нас вообще нет никакого брака — и я не могу представить себе, почему ты так думаешь, почему ты терпишь все, что бы ни произошло, даже неверную жену. Откажись, Феликс, пора положить конец; не заставляй меня бороться с тобой; между нами нет ничего, за что стоило бы бороться.

— Ты не уйдешь от меня. Ты моя, и ты останешься…

— Нет, нет, нет, нет. Я попалась на эту удочку однажды; я действительно верила, что принадлежу тебе. Но теперь — не верю. Мне сорок восемь лет. И я не собираюсь и дальше жить наполовину.

— Это более жизнь, чем то, что ты имела прежде! Я вытащил тебя из грязи и дал тебе все…

— Ты вытащил меня из кровати человека, которого ты ограбил и уничтожил!

Наступила неожиданная тишина.

— Бен, — прохрипел Феликс. — Он рассказал тебе. Негодяй! Чтобы настроить тебя против меня. Вот для чего он проник сюда. Но он лжец, и что бы он ни говорил тебе…

— Он не лгал! — набросилась на него Ленни. — Он не рассказал мне о тебе ничего, чего бы я уже не знала.

— Когда? Сколько времени?

Он ждал ответа, но она хранила молчание.

— Значит, тебе рассказал Джад. Ты виделась с ним после нашей свадьбы, и он рассказал тебе. Слабовольный сукин сын… Забрал мои деньги и нарушил свое слово.

— Он сдержал свое слово, — мягко проговорила Ленни, — я никогда больше не видела его.

— Ты лжешь. Откуда же ты узнала? Это один из них…

— Какая разница? Если бы я действительно прислушалась к вам двоим в тот день, я бы знала, что происходит, и все сложилось бы по-другому. Но теперь это не имеет значения. Важно, что я больше не живу с тобой.

Она сжала руки перед собой, желая знать, почему так страшилась произнести эти слова.

— Нет ничего, что бы мне в тебе нравилось, Феликс, что могло бы оказать на меня влияние. Долгое время я находилась в плену светских обязанностей, и мне казалось, что это означало любовь, или восхищение тобой, или уважение. Но все оказалось ложью. Ты меня не интересуешь.

— Пропади ты пропадом за свое распутство и ложь! — взревел он. — Трахалась в Нью-Йорке, а теперь притащилась сюда обратно, словно ты принадлежишь этому…

— Ты же сам говорил, что я принадлежала тебе!

Ее рука взметнулась вверх и прикрыла рот, как бы останавливая гнев. Ленни Сэлинджер должна оставаться спокойной и контролировать свои эмоции; она никогда не повышала голос.

— Ты прав. Мне не следовало возвращаться. Зачем ты впустил меня? Зачем я тебе теперь нужна? Что ты за мужчина, Феликс, раз хочешь женщину, которая не хочет тебя?

Он посмотрел на нее, и лицо его стало болезненным; вспомнились моменты, когда она уклонялась от его поцелуев, вырывалась из объятий. Однако тогда он был абсолютно уверен в себе: он одолел Джада и знал, что получит Ленни в свое полное распоряжение. Сейчас ни в чем не было уверенности, и впервые в жизни Феликс начал понимать, что теряет жену. Его охватил ужас.

— Ты мне нужна, — почти неслышно проговорил он. — Происходит столько неожиданных событий. Мне нужен человек, на которого можно положиться. Черт побери, у меня нет никого, на кого можно положиться!

Ленни смотрела на него. Ему шестьдесят один год, и за все эти годы он не приобрел ни одного друга, не сохранил ни одного родственника, на которого можно было бы положиться. Он стоял, ссутулившийся, с поседевшими волосами, отросшими по бокам, с усами, все еще темными, стараясь походить на Оуэна Сэлинджера, которого любили абсолютно все.