— Да. У нее специфический подход.

— И поэтому вы вложили средства в ее корпорацию? Мне было интересно узнать, где она взяла средства на все то, что сделала. Вы давно с ней знакомы?

— Нас несколько инвесторов; мы все ей доверяем. Вам нравится жить в Манхэттене?

— Да, но в действительности для меня это не ново. Я жила здесь несколько лет. Почему вы редко посещаете свою квартиру?

— Большую часть времени я путешествую. — Они прокладывали свой путь сквозь толпу, наблюдавшую игру в наперстки на небольшом столике: игрок, не переставая, говорил, а его руки передвигали три стаканчика с непостижимой быстротой; затем они обогнули вагончик, где продавали горячие сосиски, и молодого парня, сильно запрокидывавшего голову во время еды.

— Он похож на шпагоглотателя, — рассмеялась Ленни. — Думаю, сосиски доставляют гораздо больше удовольствия, чем шпаги.

— И несомненно, лучше на вкус.

— Вы разъезжаете по делам или ради удовольствия? — спросила она.

— Работа. Хотелось бы относиться к поездкам как к удовольствию, но пока не получается. Удивительно трудно оказывается организовать все так, как нам хочется, даже в том случае, когда мы достаточно взрослые, чтобы суметь выбрать варианты, и достаточно состоятельны, чтобы приобрести их.

Ленни остановилась.

— Это мне нравится. Вы сказали как раз то, над чем я думала, но не могла сформулировать так четко.

Она взглянула вверх; они стояли перед одним из зданий Рокфеллер-центра.

— Вот здесь у меня встреча. Мне было очень приятно прогуляться.

— Когда вы закончите? — спросил Карриер.

— Вероятно, около шести часов.

— Давайте встретимся наверху в Радужной комнате? Немного выпьем и что-нибудь придумаем насчет обеда.

— Хорошо, — без колебаний согласилась она. — В шесть.

Карриер проследил, как она вошла в здание, затем поймал такси и поехал в деловую часть города. Он был настолько поражен ею, что потребовалось некоторое время, чтобы привести в порядок свои чувства. Он сам не знал, чего ожидал от сказанного ему Лорой, но он не ожидал увидеть этот ореол холодной ясности, мягкой, размеренной речи и столь разительно контрастировавший с этим обликом неуверенный взгляд ее глаз; казалось, она начинала что-то новое, не нанесенное на карту, но не имела ни малейшего понятия, к чему готовиться или как себя вести.

Теперь я провожу большую часть времени в Нью-Йорке.

Это могло оказаться той самой terra incognita — быть одинокой. Карриер знал, что без особых проблем может выяснить, в чем дело; у него были люди в Бостоне, которые знали все местные слухи и которые сообщили бы ему, что там происходило, но ему не хотелось прибегать к их услугам. Ему хотелось, чтобы Ленни Сэлинджер рассказала сама.

Глядя в окно такси и ничего не замечая, он вспоминал ее улыбку и почувствовал влечение, толкнувшее его к ней еще до того, как он узнал ее имя. Он предупредил себя не действовать как юноша, продвигаться вперед медленно, высчитывая, чего он хотел достичь. Его отношения с женщинами продвигались медленно, после того как семь месяцев назад они с Лорой разошлись. Он приглашал женщин на обеды, с некоторыми из них проводил ночь, но никогда не предпринимал усилий, чтобы узнать или хотя бы влюбиться в них. Он уже переживал аналогичные периоды в жизни, наступавшие после разводов, но после лет, проведенных с Лорой, хотелось большего, не хотелось ждать. Он был одинок и поэтому раздражен. Несмотря на свою силу и средства, не удавалось построить простейших из человеческих взаимоотношений, хотя он знал: в супружестве мало простого. Теперь он состоятелен и достаточно энергичен, чтобы наслаждаться всем тем, что раньше откладывал до лучших времен.

С какой стати медлить в отношениях с Ленни Сэлинджер? Его влекло к ней, а ее к нему; ему хотелось проводить с ней время и знать о ней все; ему хотелось с ней спать. В ее глазах таилась та неопределенность, которая говорила ему, что она вполне созрела для нового мужчины, так же как и он для новой женщины; что она также готова начать все заново. Ее отношения с Феликсом не имели никакого значения. Если они и были еще женаты, то их отношения мало походили на брак. Карриер никогда не позволял столь мелким неувязкам беспокоить себя; их всегда можно было решить быстро и эффективно, конечно, при наличии достаточного желания.

Такси миновало Бликер-стрит, и он подумал о Лоре, дом которой находился в нескольких кварталах отсюда. Он собирался позвонить ей сегодня и поговорить: расходов по модернизации отелей оказалось больше, чем они предполагали. Но это может подождать. Он позволил себе вспомнить время, проведенное вместе с Лорой, его надежды, оставшиеся несбыточными, отказ признать поражение. Несбыточные, подумал он. Такие же несбыточные, как и ее попытка построить жизнь, свободную от пут прошлого.

Мечты погасли, как гаснет сон перед пробуждением. Лора была деловым партнером и другом, кроме того, имелся ряд иных вещей, о которых следовало подумать. Он добрался до Уолл-стрит, встретился с клиентами и менее чем через два часа появился в Радужной комнате Рокфеллер-центра, устроившись около окна, откуда он мог видеть вход в зал. Через несколько минут показалась Ленни Сэлинджер. Она шла по направлению к нему. Он встал и пододвинул для нее стул. Увидев Уэса, она улыбнулась.

Пятое ограбление происходило как раз перед рассветом. Стоял июль, самая жаркая его пора, одна из соседок готовилась к ранней утренней пробежке. Она видела Клэя со спины, но ничего дурного не подумала, поскольку он воспользовался ключом, чтобы открыть входную дверь, а ей было хорошо известно, что Феликс и Ленни позволяли членам семьи и друзьям пользоваться домом в свое отсутствие.

Больше никто не слышал и не видел, как Клэй проник в дом. Рядом с дверью находилась панель с сигнализацией; рукой, одетой в перчатку, он набрал шифр, отключающий сигнализацию, затем быстро осмотрелся вокруг в слабом свете уличного фонаря. Он стоял в небольшой прихожей, справа от него располагалась комната для гостей и ванная. Прямо перед ним — лестница наверх, рядом узкий коридор, ведущий в столовую, а под ней — проход на кухню и в огороженный стеной сад. Он поднялся вверх, шагая через две ступеньки, и через мгновение стоял в темной гостиной. Небольшим карманным фонариком он быстро осветил обитые бархатом кресла, резной круглый стол, стоящий посредине комнаты, картины, висевшие на обоях с мелким рисунком. «Поццо, — подумал он, — слишком шикарно для старого Феликса». Но того, что он искал, там не было: он прошел через дверь в библиотеку.

Осветив фонариком стены комнаты, он вздохнул с облегчением. Три картины Роуалтса висели в нише над двухместным креслом. Положив фонарь на стол, он снял их со стены и, свернув в трубочку, засунул в кожаный футляр, которым пользуются художники и который он держал у себя под пиджаком. Затем он развернулся на месте и, освещая комнату фонарем, вновь принялся изучать ее содержимое. Осталась только одна картина, за ней он обнаружил стенной сейф. Достав из кармана бумажку, он набрал записанную на ней комбинацию цифр, списанную им с листка, обнаруженного в сумочке Ленни как раз рядом с кодом, отключающим охранную сигнализацию у входной двери. Открыл дверцу сейфа и пошарил внутри. Сейф был пуст, только несколько документов, касавшихся покупки дома. «Вот невезуха, — с горечью подумал он, — для чего ему сейф, если в нем нечего хранить? Ни одной чертовой вещицы для меня». Расстроенный он закрыл дверцу и замок, машинально поправив картину, скрывавшую сейф. Затем замер от резкого звука, нарушившего тишину.

Звук донесся снаружи — с внутреннего двора дома или, может быть, от соседей. Похоже, что-то захлопнули. Может быть, ставни. Может быть. Он ждал. Он стоял не шевелясь, едва дыша, в течение пяти минут. «Какое-нибудь окно, — подумал он. — Очень похоже. Кто-то в соседнем доме открыл окно, распахнул его настежь, отсюда и этот резкий звук.

«Звук не из дома; я в безопасности. Глупо паниковать, однако Бен учил меня никогда ничего не принимать на веру. Никогда не знаешь, когда опасность может оказаться реальной. Вот чему он учил меня. Надо же, как прочно усвоил! Пора выбираться отсюда». Он подхватил футляр с картинами, затем остановился, разглядывая стол. Почему бы и нет? Снаружи все еще было темно; для беглого осмотра времени достаточно; вдруг удастся найти немного наличных.