— Это то же самое. Не качай головой. Говорю тебе, это одно и то же: пять лет мы были вместе. Я приходил сюда, когда ты была нужна мне, и ты давала мне то, в чем я так нуждался. По своему желанию ты получала от меня все, что я мог тебе дать. Я рассчитывал на тебя, а ты могла рассчитывать па меня. Ты можешь рассчитывать и до сих пор.
Он пододвинулся и взял ее руку в свою. Хотя это не вызвало никаких чувств, он продолжал держать ее руку.
— Послушай. То, что ты испытываешь ко мне — это своего рода любовь. Ты не могла быть со мной такой, какой была, если бы не чувствовала ничего. Ты не можешь отрицать это.
Наступила тишина.
— Ты ведь не отрицаешь? Ты же чувствовала что-то!
— Конечно, — ответила Лора очень тихо, но это нельзя назвать…
— Не говори мне, как мы могли бы назвать это. Если я хочу назвать это любовью, я назову. Но что бы это ни было, ты все еще это чувствуешь. Чувства не умирают за одну минуту, — он заметил, как меняется ее лицо, — тебе это слишком хорошо известно. А если ты все еще продолжаешь чувствовать это, а я все еще хочу заботиться о тебе, мы вполне можем оставить все как есть. Мы могли…
— Не надо говорить так, — она освободила свою руку. — Ты просто… Зачем тебе привыкать… Ты заслуживаешь большего. Ты заслужил любящую женщину и желающую принять твою заботу, даже если это будет означать, что ты будешь принимать за нее решения. Кто-то будет одаривать тебя вниманием, когда этого захочется тебе. Зачем тебе оставаться со мной? Из-за того, что я для тебя неоконченная история? Женщина, не желающая соответствовать твоему сценарию?
— Потому что я люблю тебя, — торопливо произнес он. — И потому, что даже если ты не любишь меня или, как ты это называешь, не всегда подходишь под мой сценарий, ты даешь мне больше, чем любая из любимых мной когда-то женщин.
— Уэс, что я могу дать тебе? Что в этом такого особенного?
— Господи! Даже сейчас ты не знаешь этого. Я от тебя получаю компанию независимой женщины с собственными победами, с мыслями о своей жизни, но все-таки позволяющей мужчине помочь тебе. Ты даже просила меня о помощи. Ты не была слишком принципиальной. Ты чудесно действовала независимо от того, что чувствовала. Мы были партнерами в полном смысле этого слова. Я все еще хочу этого. И мне кажется, ты тоже. Ты не хочешь принимать серьезные решения одна.
— Почему не хочу? У меня есть партнер.
Он засмеялся:
— Я заслужил эго. Конечно, мы все еще партнеры
— Надеюсь, мы ими и останемся, — сказала она, — Для меня это единственный способ быть честной.
Она встала и подошла к двери:
— Уезжай, Уэс. Я хочу этого, прошу тебя.
Он застыл на месте:
— Ты живешь воспоминаниями о тени из прошлого. И это можно назвать честным?
— Я живу сама с собой и не хочу притворяться. Для меня это достаточно честно. Я не притворяюсь, когда вижу тебя в офисе, когда мы работаем вместе, мы нравимся и уважаем друг друга. Я предлагаю тебе нежную дружбу. Надеюсь, тебе будет этого достаточно, мне бы этого хотелось. Уэс, это больше, чем имеет большинство людей.
В какой-то момент он почувствовал себя пристыженным. Он считал себя более мудрым и более настойчивым, чем Лора.
Уэс встал и подошел к ней:
— Я позвоню тебе через пару дней. Мы ведь еще не закончили наш квартальный отчет.
— Ох, — она была немного разочарована его отношением. «Может быть, мне хотелось, чтобы ты попался еще раз», — подумалось ей. Нет, ей этого не хотелось, она была уверена в этом. Она была довольна — по крайней мере, на эту ночь. Может быть, через неделю, пару недель или месяц, лежа одна в пустой постели или сидя в полном одиночестве в ресторане, ей больше всего захочется быть с ним. Но это будет через некоторое время. Сейчас эта мысль принесла ей облегчение.
— Уэс, дорогой, спокойной ночи. Спасибо тебе за все. Большое спасибо.
Он легонько поцеловал ее в губы:
— Я скоро позвоню.
Он спустился вниз по ступенькам, вышел во двор, прошел по дорожке и растворился в темноте улицы.
Лора прислушалась к его затихающим шагам. Она повернула голову и наблюдала за тем, как погружали на тележку остатки еды и дополнительные стулья и катили их по той же самой дорожке, где минуту назад шел Карриер. Она пожелала им спокойной ночи, перекинулась парой слов с организатором и заперла за ними дверь.
Дом был чист. Он полностью погрузился в тишину. С улицы до нее не долетало ни единого звука великого города. Она прошлась по опрятным, затененным комнатам, постояла в саду на крыше. Долетающие до нее снизу звуки уличного шума напомнили ей о Нью-Йорке, а затем и о необходимой работе и о ее собственной строящейся империи. Потом она опять спустилась вниз и вошла в спальню. В камине лениво доплясывали последние языки пламени. Она присела и… и стала наблюдать за ними.
Опять начинать сначала. Быть одной и опять начинать новую жизнь. Не забавно ли это?
Ответа не было. Сколько раз за жизнь человек может начинать новую жизнь?
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ГЛАВА 25
Четвертая кража случилась в апартаментах Карлоса Серрано, расположенных высоко над заливом у пляжа Акапулько. Многие знали, что он собрал одну из лучших коллекций мексиканских импрессионистов, и когда, навестив друзей в Нью-Йорке, Майами и Палм-Бич, в ноябре возвратился домой, оказалось, что шесть картин аккуратно вырезаны из рам и украдены. Полиция не обнаружила следы взлома и вообще никаких улик. Допросили его служащих, всех работающих в здании, а также разносчиков, доставлявших покупки богатым жильцам, однако это ни к чему не привело. К этому времени, однако, расследование вела не только полиция: за несколько месяцев до случившегося после ограбления апартаментов Бритта Фарлея был вызван особый следователь страховой компании.
Сэм Колби ушел на пенсию четыре года тому назад, в возрасте шестидесяти пяти лет. Он давно был разведен, дети выросли, и он переехал в поселок пенсионеров в Фениксе, в поисках компании и солнца. Но он скучал и с каждым месяцем чувствовал себя на год старше; он даже начинал разговаривать сам с собой. Его утомляло то, что он видел только своих ровесников, внутри у него все кипело от спертой энергии, он завидовал каждому, кто мотался по свету и был чем-то занят. И поскольку в мире страхового бизнеса все еще говорили о его легендарной карьере, которую он сделал, разыскивая украденные произведения искусства, сберегая компаниям миллионы долларов на возмещение убытков, он позвонил своему бывшему помощнику, а теперь начальнику и сказал, что хотел бы время от времени получать задание, чтобы не превратиться в сушеный гриб, который развевается на ветру. Вскоре ему позвонил директор объединения страховых компаний и попросил приехать в Нью-Йорк.
Здесь ему дали два дела: одно о краже трех полотен Тулуз-Лотрека из апартаментов Флавии Гварнери в Нью-Йорке и другое о более чем годичной давности краже статуэток из апартаментов Бритта Фарлея в Париже.
— Да ты просто смеешься, — сказал Колби, перелистывая дела, — между ними больше года и целый океан, в одном картины, в другом — статуэтки. Что я должен с этим делать?
— Поможет только система, — сказал директор.
— Система? Ты хочешь сказать, дела без улик? И это система? Это чушь собачья, если кто в этом разбирается.
— Возможно. Но если мы достаточно тупы, чтобы платить тебе деньги, ты ведь не будешь воротить от нас нос?
Колби ухмыльнулся и махнул рукой:
— Я позвоню тебе
Он был маленький и сгорбленный, пальцы рук искривлены артритом, все лицо в мелких морщинках, карие глаза смотрели на мир проницательно, как если бы он знал, что мир полон потенциальных нарушители закона, которые если и остаются честными, так только из страха перед подобными ему. Каждую ночь он молился, чтобы это дело не рассыпалось, чтобы оно оказалось достаточно большим, чтобы он был все время занят и чтобы он сумел расследовать его столь же блистательно, как в свои лучшие годы, и таким образом получил бы еще дела, и чтобы у него была работа до тех пор, пока он не умрет.