Доктор Кирпатрик обворожителен. Кажется, я говорила, что люблю Бена, и это действительно так. Но вышесказанное не мешает мне восхищаться другими людьми и, более того, страстно желать, чтобы они оценили меня по достоинству. Знаю, это звучит красиво: доктор Кирпатрик и я обречены на то, чтобы никогда не быть вместе. Первым, что он сказал, было:

— Вы уже приходили сюда раньше, не так ли? Мне знакомо ваше имя.

Черт возьми. Медсестра смотрит на меня так, будто во мне постоянно застревают презервативы. Я заливаюсь краской и не могу произнести ни слова. К сожалению, о докторе этого нельзя было сказать.

— Не стоит смущаться. Снимайте трусы и ложитесь на кровать.

О-х-х… Я готова была убить себя. Как это унизительно! И что теперь делать моей лучшей подруге? Хороший вопрос. По-видимому, она тоже онемела от его абсолютной красоты и не была готова во всем признаться. Интересно, как далеко все могло бы зайти, если бы она не призналась?

За это время я не произнесла ни единого слова. Я смотрела на нее такими злыми глазами, будто хотела ее испепелить. Не стоит и говорить, что в эти несколько секунд наша дружба висела на волоске. Лиззи прекрасно осознала, что означает мой взгляд. Меньше всего в нем читалась просьба типа: «Ты не могла бы помочь мне забраться на кровать?», он означал только одно: «Признайся во всем сейчас же!»

Положение ухудшилось. Между мной и медсестрой разыгралась маленькая битва. Она старалась подтолкнуть меня к кровати со словами «Давайте, давайте. Доктор не может ждать целый день», и я вдруг обрела дар речи. Мое лицо все еще пылало красным. Я прорычала:

— Лиззи, скажи им все сейчас же!

В это мгновение у Лиззи вместе с совестью проявилась способность говорить, и она рассказала им, что помощь нужна не мне, а ей. Совершенно измученная, я опустилась на стул у кровати. Не каждый день медсестра пытается стянуть с тебя трусы.

Медсестра прочитала нам лекцию о вреде подобных шуток и напрасно растраченного времени врача. Она быстро переключилась на министерство здравоохранения, перед которым, как оказалось, мы с Лиззи сильно провинились. Милый доктор Кирпатрик засуетился; вероятно, он не видел такого безобразия со времен моего последнего посещения этой больницы. Конечно, нам предстоит разговор в ординаторской. Я стану участницей одной из историй, которые начинаются со слов «А помните тот день, когда…». И далее хриплый смешок.

Наконец он похлопал плачущую Лиззи по руке и сказал:

— Не все так плохо.

Было такое чувство, будто у меня в голове ревел водопад. «Нет, мсье доктор, это как раз-таки плохо. И не надо ее так похлопывать, она не заслужила поддержки».

Все это могло бы показаться немного жестоким. Почему я была так обеспокоена тем, как отреагирует на эту ситуацию доктор Кирпатрик, я не знаю.

Извините, но я не хочу больше говорить об этом. Сейчас только одиннадцать часов утра, но я уже успела побывать в перепалке с офицером полиции и столкнуться с медсестрой, твердо уверенной в том, что у меня внутри презерватив.

Черт бы побрал эти пирожные. Надо срочно выпить бренди.

«Бристоль газетт» — не первое место моей работы. Окончив университет четыре года назад, я планировала поселиться в Лондоне и очень хотела устроиться в одну из государственных газет, но для того, чтобы попасть туда, требовался большой опыт работы. Единственный опыт, который у меня был, — это собирание клубники по выходным (должно быть, из всех людей только я одна получала от этого занятия истинное удовольствие) и работа официанткой. Я поняла, что мне стоит умерить свой пыл, распечатав двенадцатое письмо с отказом, и к тому времени, когда мне подвернулась работа в Бристоле, уже была согласна на все. Я очень обрадовалась этому предложению. Вы не представляете, сколько мне пришлось лгать, чтобы добиться должности спортивного корреспондента. Правда. Однако не стоит вдаваться в подробности.

Когда Джо просек, что я абсолютно ничего не знаю о спорте, он перевел меня в отдел новостей. Я самая младшая из всех сотрудников отдела новостей. Это означает, что я выполняю работу, до которой никто другой не снисходит.

В данное время я специализируюсь на некрологах о домашних питомцах. Очень трудно похвастать перед начальником своими писательскими способностями, когда пишешь «поэму» о коте: «…и девственно чистая, белая шерстка Персила выглядела так, будто была чуть припорошена снегом…» Да. Именно так.

Сегодня пятница, и я как всегда опаздываю на работу. Даже несмотря на то что редакция газеты находится в десяти минутах езды от моего дома, я совершенно не способна приехать туда вовремя. Стоя в ожидании лифта, который отвезет меня на третий этаж, отчаянно отгоняю мысли о вчерашнем инциденте в больнице. Беглый взгляд на белые костюмы заставляет меня нервно передернуться. Лифт приезжает, открываются двери. Я выпархиваю и сталкиваюсь нос к носу с красавчиком Питом, корреспондентом отдела криминальной хроники. У него в руках большая картонная коробка. Я налетаю на него с такой силой, что у меня перехватывает дыхание.

Красавчик Пит и я не ладим. Я считаю, что он самодовольный и ограниченный, а он считает меня чересчур надоедливой (возможно, довольно справедливо). К счастью, мы не притворяемся, что «нравимся» друг другу.

— Пит! — с содроганием выдыхаю я, борясь с искушением упасть на колени и сложить в мольбе руки. — Что это за коробка? Ты ведь не покидаешь нас, правда? — с иронией прибавляю я.

Красавчик Пит расплывается в довольной ухмылке. Судя по всему, я попала в самое яблочко.

Проклятье.

Он самодовольно улыбается:

— Нашел работу в издательстве «Дейли мейл», так что ухожу.

— Ясно. Ну, удачи тебе, — выпаливаю я.

— Спасибо.

Мы меняемся местами, и он выходит из лифта.

— Кстати, Холли, — говорит он, когда дверь уже начинает закрываться, — Джо хочет тебя видеть.

Он снова ухмыляется, и двери лифта закрываются с глухим стуком.

Я быстро направляюсь к кабинету Джо и стучу в дверь с табличкой «Редактор». Как обычно, в ответ на мой стук слышится рев «Войдите!»

Он разговаривает по телефону, разнося в пух и прах какого-то бедолагу, так что у меня есть минутка, чтобы разглядеть его кабинет. Это самая безликая комната из всех, что мне приходилось видеть. Меня всегда поражало, как такой большой (в прямом и переносном значении слова) человек может находиться в таком непривлекательном месте. На его столе нет фотографий, только груды бумаг. Нет ни картин на стенах, ни хоть каких-либо видимых свидетельств личной жизни. Я с иронией списываю это на большую любовь к работе. Он кладет телефонную трубку.

— Джо, привет!

— Холли! Как поживает твой кузен? Я надеялся увидеть его на чемпионате «Спэниш оупен» вчера вечером.

Когда я старалась получить должность спортивного корреспондента, то придумала воображаемого кузена (суперзвезду спорта) и назвала его Бантэмом. Я чуть было не назвала его Банбери в честь одного из героев Оскара Уайльда, но как только произнесла первый слог этого имени, то поняла, что Джо может обнаружить литературную связь. Бантэм, слава ему, помог мне получить работу. Вся проблема в том, что он участвует в чемпионате по гольфу (как будто у меня нет амбиций).

— Он заболел. Не смог играть.

— Очень жаль. А что с ним случилось?

— Э… грипп.

— Грипп?

Он хочет сказать, что грипп — не настолько серьезная болезнь, чтобы Бантэм не играл в чемпионате.

— Ну, симптомы были похожи на грипп. Вообще-то, это был тифозный грипп, — я решительно киваю.

— Тифозный? В Испании?

— Но заразился он не в Испании, — защищаюсь я.

— Уж конечно, нет!

— Вот именно! Вы ведь знаете про все эти тропические болезни?

Я улыбаюсь. Как жаль, что я не знаю ничего о той болезни, о которой рассказываю. Не знаю даже того, где ею можно заразиться.

— Он заразился… э-э-э… в Африке!

Старая добрая Африка кажется мне достаточно большим континентом, где наверняка есть все виды болезней. Джо понимающе кивает, так что я уверенно добавляю: