— Яков Григорьевич! Жив-здоров?! Ну что там? Взяли? Что у вас произошло?
— Взяли, товарищ полковник. Думаю, того самого. Скрывался под фамилией Картуз. Атаджан узнал его. Мальчишка признался, что в тот день был дома и только чудом остался жив. Потому-то он из интерната убежал и от всех скрывался... Задержанного отправили в штаб отряда.
— Молодцы! Дай-ка я тебя расцелую! Честно сказать, и не надеялся, что можно этакую птицу на столь многолюдной стройке найти.
— Разрешите спросить, товарищ полковник, — сказал Яков.
— Конечно, спрашивай...
— Хотел бы я знать, старшего лейтенанта Ястребилова предупреждали или нет, что мы ведем поиск на строительстве дороги?
— А зачем его предупреждать, если он уже не нашего ведомства? Увидел тебя, должен понимать что к чему... Не маленький небось... А теперь нашел свое...
Артамонов взглянул на дожидавшихся в стороне Астояна, Лаллыкхана и Амангельды.
— Ну а вы что за делегация, почему дорогу загораживаете?
— Товарищ полковник, разрешите доложить, — браво взяв под козырек, выступил вперед Астоян.
— Докладывай! В чем дело? Почему дорогу перебегаешь?
— Как же, товарищ полковник, когда хорошего человека, — Астоян посмотрел на Якова, — оклеветали?..
— Это капитана, что ли? — спросил Аким Спиридонович. — Откуда вы взяли? Вот он цел и невредим, в полном здравии.
Амангельды и Лаллыкхан, обрадованные, что видят Якова живым и здоровым, хлопали его по плечам, пожимали руки.
— Да что вы, братцы, будто с того света меня встречаете? — тронутый таким вниманием, спросил Яков.
— Товарищ полковник, — вступил в разговор Амангельды, — мы виноваты... Барат позвонил Лаллыкхану, говорит, Ёшку забрали, надо выручать. А тут знакомая авторота. Мы — к лейтенанту. Астояну командир разрешил ехать к вам. Приехали в отряд, а дежурный говорит: полковник только что на своей «эмке» уехал. Мы скорее за вами...
— А как вы узнали, что я на стройку поехал?
— Так по следам, товарищ полковник! Ваш шофер правую заднюю покрышку вулканизировал, отпечатки дает...
— Ишь ты, и покрышку разглядели, от вас не спрячешься, — проговорил полковник, довольный дотошностью следопытов.
— Товарищ полковник, надо скорее ехать, а то Барат со своей армией собрался Ёшку выручать.
Полковник чертыхнулся, с озабоченным видом полез в «эмку».
— Да что он, с ума спятил, ваш Барат?
— Барат за Ёшку на пулеметы пойдет, товарищ полковник, — сказал Лаллыкхан.
— Мы — тоже, товарищ полковник, — выдержав взгляд Артамонова, добавил Амангельды.
— Сдурели вы все, что ли, — уже с нескрываемой тревогой произнес Артамонов. — Давай гони к ближайшему КПП! — сваливаясь на сиденье машины, скомандовал он шоферу.
— Товарищ полковник, еще один важный вопрос, — подскочив к нему, проговорил Астоян. — Передавал ли вам письмо...
— Потом, солдат, потом, — остановил его Аким Спиридонович. — Давай пристраивайся в затылок и не отставай. Приедем — спросишь...
— Товарищ капитан, — Астоян повернулся к Якову, но тот, усадив к себе в машину Амангельды и Лаллыкхана, уже занял место рядом с водителем, коротко приказал «маленькому армянину»:
— Заводи...
«Эмка» резво взяла с места. Вслед за нею в клубах пыли помчался газик Кайманова, вдогонку им устремился «студебеккер» Астояна.
Не проехали они и десятка километров, как, вывернувшись откуда-то с проселка, путь им преградило войско Барата. Беэсовцы ехали верхом на лошадях, на подводах и двуколках — все аксакалы и юноши, с ними — демобилизованные после ранений фронтовики, солдаты, прибывшие в краткосрочный отпуск, вооруженные карабинами и винтовками. Впереди — пограничники, не больше двух-трех отделений во главе с Галиевым.
Спешившись, Амир строевым шагом направился к полковнику, лихо доложил:
— Товарищ полковник, сводный отряд вернулся из похода в пески. Задержано... — Галиев назвал внушительную цифру, — неизвестных лиц. С ними подручный Клычхана калтаман Аббас-Кули. В боевом поиске особенно отличился командир сводной бригады содействия Барат Агахан.
— Благодарю за службу, дорогой Барат, — крепко обняв Барата, сказал полковник. — А зачем по дороге все свое войско ведешь? Поди, твои воины по семьям соскучились?
— Для авторитета, товарищ полковник, — хитро подмигнув Якову, ответил Барат. — Слыхал, Ёшка тоже свой поиск закончил. Ай, думаю, будем как следует Ёшку встречать...
Полковник только головой покачал. Прибывшие с гомоном и шумом обступили Кайманова.
Миновала короткая весна, и сразу же навалилось тяжкое лето, которое и в Лоук-Секире оказалось почти таким же невыносимо-знойным, как на равнине в Ашхабаде.
После задержания Картуза, его очной ставки с Атаджаном и разоблачения, казалось бы, должны были кончиться злоключения Якова. Но не тут-то было.
Расследование всего происшедшего в ауле Карагач и Змухшире продолжалось, потому что главный враг Якова — Флегонт Мордовцев оставался на свободе, а это означало, что он опять собирал в песках всякое отребье. Банду, какой бы малочисленной она ни была, предстояло еще выловить и обезвредить. Эту задачу никто с Якова не снимал.
С утра до вечера занятый службой на горячем Лоук-Секире, Кайманов относился к визитам следователя Вартанова, как к досадной необходимости: все, что он мог сказать, Яков уже сказал, и не один раз. Добавить к своим показаниям было нечего.
Сегодня Якова вызывали на Дауган для встречи с каким-то задержанным, то ли бандитом, то ли свидетелем.
Полковник Артамонов, приказав Якову отбыть по месту своей прежней работы, высказался на этот счет довольно неопределенно:
— Поезжай на Дауган. Там какой-то твой старый знакомый пришел с повинной. Надо разобраться...
Яков ответил привычным «слушаюсь». Полковник немного помолчал и добавил:
— По пути заедешь ко мне, есть разговор насчет твоего рапорта.
Встретил его Артамонов в обычном деятельно-озабоченном состоянии, и Яков порадовался за него: держится, не сдает позиции Аким Спиридонович.
Спрашивать, что там за повинившийся «свидетель» объявился на Даугане, Яков не стал, догадываясь, о чем будет с ним говорить начальник отряда. И хоть Аким Спиридонович начал издали, почувствовал, что в предположениях не ошибся.
— Сводка-то, сводка сегодня какая, а? Считай, победа под Курском еще грандиознее, чем под Сталинградом.
Артамонов остановился у карты фронтов. Курский выступ весь был утыкан флажками, расчерчен красными и синими стрелами.
— Ты уразумел, что означает эта победа? Она означает, что война достигла самой своей вершины! Большей битвы не может быть! С обеих сторон участвовало в ней около шести тысяч танков, четырех тысяч самолетов. Страшнее и грандиознее этого сражения не было...
Яков молчал, догадываясь, к чему такое предисловие.
— Интересно получается, — продолжал Артамонов. — Все норовят на фронт... Вот и ты в который раз рапорты подаешь. Ну а здесь, у нас, разве не фронт? Кто здесь-то будет разбираться во всей нашей путанице? Работать до последней крайней черты, хватать ящериц за хвосты, которые тут же отрываются, вслепую запускать руку в мешок и ловить там гюрзу или кобру за голову и надеяться, что она тебя не ужалит. Всю жизнь ходить под дулом пистолета и знать, что за такую голову, как, к примеру, твоя, назначена врагами немалая награда?.. Нет, обидел ты меня, Яков Григорьевич, вот как обидел!.. Если бы не отряд на плечах, может, я тоже ушел бы на фронт! — неожиданно признался полковник.
Яков понимал Акима Спиридоновича, хотя нетрудно было понять и тех, кто уезжал от него туда, где шла невиданная битва за саму жизнь на земле.
— А мне чего ждать сегодня, товарищ полковник? — спросил Кайманов.
— Ты о чем? Опять о своем рапорте? Я что, не ясно сказал?..
— Да нет, насчет рапорта ясно. Я насчет задержанного. Что там за свидетель объявился?
— А вот поезжай на Дауган, там и увидишь, — ответил Артамонов. — Вартанов и председатель суда ждут тебя. Только не веди себя так, будто тебе абсолютно все равно, что с тобой будет.
