И вот снова в отряд прибыл следователь, приглашает на беседу его, замкоменданта Кайманова. По какому поводу?
— Товарищ полковник, может, объясните, в чем дело?
— Придешь от Вартанова, объясню.
— А сейчас?
— А сейчас неудобно заставлять ждать.
«А меня, значит, отправлять на допрос к следователю удобно?» — подумал Яков, но ничего не сказал, вышел из кабинета начальника отряда.
Полковник посматривал на него озабоченно и в то же время весело, что совсем сбивало с толку Кайманова: какое уж тут веселье, когда назначено следствие!..
Пожав плечами, Яков вышел в коридор, постучал в дверь соседней комнаты.
Вартанов — невысокий человек среднего возраста, с внимательными глазами, заметной сединой в густой шевелюре, бледный от работы по ночам, — казался спокойным и доброжелательным.
Ответив на приветствие, он предложил сесть, достал из стола бланк протокола допроса.
— В качестве кого вы меня пригласили, товарищ майор? — спросил Яков.
— Приказано допросить как свидетеля.
— По какому делу?
— Обнаружены документы годичной давности. В этих документах несоответствие в количестве опия, отобранного у контрабандистов, с тем, которое вы сдавали по акту.
— Могу я посмотреть эти документы?
— Для того я вас и пригласил. Вот, пожалуйста, на всех ваша подпись...
Раздраженный нелепым обвинением, Кайманов с ходу увидел, что подпись действительно его. Да и чернила были те, которые запасливый старшина Галиев прихватил в брошенной бывшими хозяевами жандармерии в день перехода наших войск на территорию Ирана.
— Этими чернилами писали не только в штабе нашей комендатуры, чуть ли не на каждой заставе, — сказал Кайманов.
— Дело не в чернилах, а в подписи, — спокойно заметил Вартанов. — Подпись как будто ваша?.. А это акты передачи опия на склад. Если верить актам, от контрабандистов опия поступало чуть ли не в два раза больше, чем уходило от вас...
— Это исключено, — спокойно сказал Яков.
— Я тоже так думаю. Но поскольку поступил сигнал, моя обязанность поговорить прежде всего с вами.
— Давайте поговорим, — ответил Яков, придвинул к себе акты и накладные и стал внимательно вглядываться в каждую букву.
И вдруг его осенило: актов было много, но если их смотреть в хронологическом порядке, что нетрудно было определить по датам, то на двух последних, то ли от времени, то ли по каким другим причинам, средние буквы фамилии «Кайманов» словно бы выцвели.
Напрягая зрение, Яков увидел, что почти на каждом бланке есть подчистка именно в середине его фамилии.
— Товарищ майор, у вас есть лупа?
— Документы смотрели эксперты, а подследственных и свидетелей я в лупу не разглядываю.
— Липовые ваши эксперты, — безапелляционно заявил Яков. — Простите за прямоту, но я вообще сомневаюсь, что вы давали эти акты на экспертизу... Неужели вы не видите и без лупы, что вот же они, синие чернила, кончились, а тут на двух последних актах подбирали колер? Знаете, чья это подпись? Старшины Каплана, а подписывался он «Капланов», наверняка с умыслом, потому что подписи наши схожи. Как же вы можете мне такие обвинения предъявлять?
— Пока я никаких обвинений вам не предъявлял, — заметил Вартанов.
— Значит, решили проверить, как я буду реагировать?
— Да, и приношу извинения, что подверг вас небольшому испытанию. Подпишите протокол допроса.
Размашисто расписавшись, Кайманов проследил за взглядом Вартанова, казалось впившегося взглядом в каждую букву его подписи.
Яков тоже сравнил свою подпись, только что поставленную под протоколом, с теми, которые были на актах. Автографы казались очень похожими.
— Вот теперь можете посылать на экспертизу, — сказал Кайманов.
— Именно это я и сделаю... Прежде всего для того, чтобы оградить вас от нелепых обвинений.
— Тогда я не понимаю, зачем этот театр.
— Не театр, а строгое соблюдение формальностей, а значит, законности.
— И полковник санкционировал это соблюдение?
— Именно он и вызвал меня.
— Да-а... — протянул Яков. — Как сказал бы мой друг Амангельды, от такой клеветы и в соли заведутся черви. А ведь клевета тоже подсудна?
— Безусловно...
Якова сбивало с толку то, что у Вартанова был вид человека, не обманувшегося в ожиданиях.
— Я могу быть свободным? — спросил Яков.
— Конечно...
— Желаю успеха.
— Взаимно, — пожав Якову руку, Вартанов проводил его до двери.
В коридоре Кайманов выждал, когда начальник отряда останется в кабинете один, энергично постучал и вошел к нему.
— Товарищ полковник, разрешите спросить, зачем вам понадобилось вызывать меня к следователю? Там ведь и невооруженным глазом видно, что подпись подделана...
— А думаешь, я не видел, что подпись подделана? — сказал полковник.
— Из Капланова делали Кайманова, — продолжал Яков. — А все знают, что Капланов уехал на фронт еще в прошлом году и что на него родным похоронная пришла.
— И это знаю, — подтвердил Артамонов.
— Тогда, может быть, объясните?
— И объяснять нечего.
Яков смотрел на Артамонова выжидающе.
— Враги-то наши оживают, весть о себе подают, — озабоченно и в то же время с удовлетворением сказал полковник. — Я уж думал, спугнули мы их этой историей с Чары Ильясом, ан нет, здесь они, никуда не ушли. Пробные заходы делают...
— А я-то тут при чем?
— Так заходы-то на тебя!.. Письмо я получил анонимное... Дескать, вы Кайманову верите, а он и такой и сякой... Неудобная ты для них фигура, вывести тебя из игры, с их точки зрения, — значит выиграть половину дела. Вот и прощупывают, а не клюнет ли начальство на фальшивый донос? Пока следствие да разбирательство, глядишь, задуманный план и выгорит... Но главное в том, что письмо-то с обратным адресом.
— Ну вот теперь более или менее ясно, — сказал Яков, — только не очень понятно, почему письмо анонимное, а обратный адрес не утаили?..
— Представь, штемпель Карагачского почтового отделения.
— Выходит, Лаллыкхан прав?.. Заманивают?..
— Очень может быть. Теперь понятно, какая тебе роль уготована?
— И дичи, и охотника одновременно, — решительно сказал Яков.
— Вот именно. И не откладывая дела в долгий ящик. А посему давай-ка будем разбираться, что у нас сделано, а что еще предстоит сделать. Малярка тебя все еще треплет? Не подведешь?..
— Она — сама по себе, я — сам по себе. Вроде полегче...
— Тогда рассказывай по порядку...
— Пески само собой, — сказал Кайманов, — но поскольку кое-какие ниточки у нас оборвались здесь, в своих краях их надо и отыскивать.
— Что имеешь в виду? — спросил полковник.
— До сих пор не знаем, где Атаджан, сын Айгуль. Последнее время квартировал он у толстой Эльяр, пирожки продавал... Дал я кое-кому задание его искать, толку пока нет... Кстати, есть у меня сведения, что не только пирожками подторговывает старуха Эльяр. Этим я, товарищ полковник, занимаюсь и вам доложу...
— Так, дальше... — сказал Артамонов.
— Ничем не подтвердились мои предположения, что в Карахаре, — продолжал Яков, — и на Дауганском кладбище побывал Мордовцев. А нутром чувствую: был он там.
— Твое нутро к рапорту начальнику войск не подошьешь.
— Это верно.
— Свои предположения проверишь по возвращении из Карагача. Скажи лучше, как вы там этого муллу или ишана будете искать?
— По обстоятельствам, товарищ полковник. Надеемся на старые связи Лаллыкхана. Он там воевал, остались друзья, они должны знать. Берем с собой Барата, у него там родня.
— Ладно, на этом разговор закончим, а там обстановка покажет. Найдешь этого проклятого имама или ишана, считай, комендатура в Лоук-Секире — твоя. Не найдешь — тоже твоя... Хватит тебе в заместителях ходить.
— Какая комендатура? Мне и здесь дела хватает!..
Замечание Артамонова свалилось как снег на голову.
— Так-то оно так, — ответил полковник, — только слишком жирно двух кадровых офицеров в одном месте держать. Хоть ты и знаешь Дауган, как свою квартиру, но и на новом месте никто скорей тебя не освоится.
