Но Ноа не сделал ни одного движения, чтобы достать её бумаги. Вместо этого он отступил и направился к серванту.

— Прежде чем вы уйдёте, позвольте мне, по крайней мере, предложить вам бокал кларета[84]. Решительно, взламывание домов должно неизбежно вызывать жажду.

Пока он шёл к серванту и наполнял для них бокалы, единственное, на что была способна Августа, это просто стоять и ждать. Ноа вернулся с двумя бокалами — один с кларетом, другой с виски. Он протянул ей тот, где было вино, но вместо того, чтобы принять его, Августа подняла руку и взяла другой, вызвав на лице Иденхолла лёгкую улыбку. Прижав бокал к губам, она сделала небольшой глоток, пытаясь не обращать внимания на тот пожар, который вспыхнул у неё внутри. И когда Ноа потянулся к её бокалу, она не пошевелилась. Но он не стал забирать его у неё. Вместо этого он обхватил рукой бокал поверх её пальцев, поднял его к своим губам и сделал глоток. Интимность этого жеста заставила её странным образом задрожать. Закончив пить, Ноа не убрал руку с её руки. И так ни разу и не отвёл глаза.

— Вы совсем не боитесь пить из того же стакана, что и ведьма? — спросила Августа поддразнивающим ехидным голосом. Она пыталась подавить те странные чувства, которые вызывала в ней его близость, но ощущение его рядом было почти непреодолимым.

— Не знаю, — ответил Ноа. — Возможно, мне следует попробовать и выпить ещё. Мне действительно нравится жить, подвергая себя опасности, — сделав новый глоток, он взял у неё бокал и поставил его на столик. Затем медленно шагнул вперёд и, обхватив подбородок Августы большим и указательным пальцами, начал нежно его поглаживать. У неё участился пульс, перехватило дыхание, и она стояла как вкопанная, пока он неторопливо склонялся к её губам.

Его губы источали вкус бренди, а весь он само желание. Стоило Ноа прикоснуться к ней, как Августа стала совершенно беспомощной, способной только отдаться его обжигающей ласке. Чувства, испытанные ею той ночью, когда она оказалась наедине с ним в кабинете его брата, тотчас же вспыхнули с новой силой. И неважно, что она пыталась убедить себя, мол, необходимо остановиться, необходимо бежать отсюда так быстро, как только могут её унести ноги. Августа знала, что не могла сделать этого, так же как не могла расправить крылья и улететь. Она хотела быть с этим мужчиной. Так или иначе, она должна была узнать его. Ни один другой мужчина не заставлял её чувствовать себя так — такой соблазнительной, такой желанной, такой невероятно женственной. В тот самый миг, когда в саду на балу Ламли она обернулась и увидела его, когда он обнял её и впервые поцеловал так, как мужчина целует женщину, Ноа разбудил в ней нечто новое. Разбудил чувства, о существовании которых она не смела даже мечтать.

И сейчас Августа хотела, чтобы он — только он, и никто другой — утолил её желания.

Неуверенная, чту должна делать женщина, Августа подняла руки к его плечам и провела пальцами по шее, пока они не запутались в его волосах, притягивая Ноа ближе. Ближе. Пока, наконец, она инстинктивно не прильнула к нему всем телом и, уловив губами исторгнутый им стон, поняла: она сделала что-то, что доставило ему удовольствие, и ей захотелось порадовать его ещё больше, хотелось понять его желания так же, как она начала понимать свои. Медленно её пальцы скользнули вниз по его шее, ощущая там пульс, отбивающий яростное стаккато[85], а затем проследовали по груди к животу.

Опустив руку ниже, она почувствовала его возбуждение и начала гладить напряжённую плоть по всей длине через ткань брюк. В ответ на эту ласку Ноа на секунду покачнулся, а затем одним быстрым движением обхватил Августу ещё крепче и опустился вместе с ней на ковёр, где начал исступленно бороться с застёжками её платья, пытаясь расстегнуть их. Пока он трудился над крошечными пуговичками, Августа быстро расстегнула его рубашку, развязала галстук и неторопливым тянущим движением сняла его. Через несколько секунд они оба преуспели в своих действиях.

Чуть отпрянув, Ноа начал распускать ленту, которая стягивала ворот её сорочки, шепча одновременно:

— Я бы предпочёл, чтобы мы переместились на кровать, моя сладкая колдунья, но боюсь, что если пошевелюсь, даже если просто вздохну, то вы исчезнете в облаке серы.

— Тогда вы не должны рисковать и разрушать заклятие, милорд.

Ноа дёрнул ленту, и от его поспешности та разорвалась. Он снял сорочку с Августы, отбросил её в сторону, оставляя девушку сидящей перед ним полностью обнажённой. Их губы слились в очередном жарком поцелуе, и в это же время Ноа принялся вынимать скрепляющие её волосы шпильки, освобождая тяжёлые пряди, позволяя им разметаться великолепными тёмными волнами по её плечам. Оторвавшись на мгновение от Августы, он сел на пятки и уставил на неё:

— Господи, какое же вы красивое создание!

Никогда прежде никто не говорил ей таких слов, и, услышав их сейчас, она испытала чувство, не похожее ни на какое другое. Протянув руки, Августа прижала его к себе. Она наслаждалась тем, как его кожа прижималась к её груди, как тёмные волоски на его теле дразнили её соски и заставляли их твердеть. Жадно целуя её, Ноа провел рукой по её щеке и шее, пока не спустился к груди. Мужская ладонь сжалась вокруг нежной округлости, а большой палец начал поглаживать напряжённую вершинку.

Августа задохнулась от тех неконтролируемых ощущений, которые он в ней вызвал. Покрывая поцелуями её шею, Ноа начал медленно спускаться к груди, которую ласкал пальцами. И когда Августа, выгнувшись и прижавшись к его ласкающим губам, откинулась назад, он подхватил её. Он дразнил её, играл с ней, вызывая несдерживаемое возбуждение, а в это время его рука опустилась вниз, развела её ноги и скользнула между. Она почувствовала, как его палец, толкаясь, проникает в неё, погружается в её влажность, а затем отступает, чтобы приласкать припухшие складки плоти. Ноа прекрасно знал, где коснуться, и ласкал её до тех пор, пока, наконец, Августе не начало казаться, что она умрёт от этой сладкой пытки. Затем она почувствовала, что он отодвинулся, и, шепча его имя, осела на ковёр.

Буквально в мгновение ока на смену руке пришёл его рот, вызвав взрыв удовольствия, сотрясший её тело. «О, Боже, — подумала Августа, — я в раю». Это было почти слишком, но она не осмелилась остановить его, потому что ощущения росли, ширились, становились сильнее и ярче. Потерявшись в волнах приближающегося экстаза, она закрыла глаза и, когда это, наконец, случилось, закричала. Её тело содрогалось каждый раз, когда удовольствие гребнем накрывало её, унося за пределы реального мира, за пределы всего, что она когда-либо представляла себе, к самым вершинам наслаждения.

Сквозь лёгкую дымку, окутавшую её сознание, Августа увидела, как Ноа, приподнявшись на руках и вытянувшись на ней, устраивается меж её разведённых бёдер.

Опустив голову, пристально глядя Августе в глаза, он начал медленно входить в неё. Она всё ещё была погружена в собственное удовольствие, её глаза были слегка прикрыты, а тело продолжало беспомощно содрогаться. Ощутив девственную преграду, Ноа остановился, решив, что ему не следует продолжать. Почему-то ему никогда и в голову не приходило, что она может быть невинной, и сейчас он задумался, осознаёт ли она сама окончательность того, что он готов был сделать с ней. Что он почти с ней сделал.

— Августа, я…