Ноа прошёл через анфиладу комнат, мимо гостей и слуг, устремившись в тишину и уединение личного кабинета его брата. Комната эта располагалась в восточном крыле здания, и попасть туда можно было только через узкую — единственную — дверь, что идеально подходило замыслам Ноа. Внутри богато отделанного кабинета в камине едва теплился огонь. Разбросанные на столе бумаги свидетельствовали, что Роберт уже побывал здесь сегодня вечером, занимаясь делами герцогства, и, без сомнения, намеревается вернуться позже. Пожалуй, Ноа стоило подождать его здесь, надёжно укрывшись от остальных гостей.

Подойдя к буфету, Ноа поспешно налил себе в бокал на два пальца коньяку и одним глотком опрокинул его в себя. Чувствуя, как мягкий напиток облегчает его муки, низводя всё до обычного напряжения, он налил себе ещё один бокал и на сей раз принялся неторопливо потягивать спиртное.

Ноа уселся в одно из двух кресел около окон, откуда он мог видеть огонь и наблюдать за улицей снаружи дома через узкую щель в шторах. Кучера собрались на тротуаре у жаровни, установленной для них Робертом, чтобы они могли погреться, дожидаясь снаружи своих хозяев, и обменивались шуточками, чему немало способствовал горячий сидр[63]. Положив ногу на ногу, Ноа увлёкся созерцанием в камине перед ним языков пламени, извивающихся в медленном танце.

Отныне он мог быть уверен в одном: увидев, как сегодня вечером изменилась Августа, Ноа перестал задаваться вопросом, что в ней нашёл Тони. В сущности, теперь всё стало для него абсолютно понятно. Только посмотрите, что сделал с ним один взгляд на эту даму, с ним — единственным из всех — никоим образом ею не интересовавшимся. Стоило лишь раз взглянуть на неё, и он оказался совершенно сбит с толку. Теперь понятно, почему Тони был абсолютно одурманен — он целый месяц находился под воздействием её чар. Не следует допускать, чтобы женщина выглядела так соблазнительно, так привлекательно. А эта женщина принадлежала к самому опасному сорту — настоящая ведьма.

Ноа закрыл глаза, откинув голову на мягкую бархатную спинку кресла. Оставался главный вопрос: что с ней теперь делать?

Услышав донёсшееся от двери шуршание шёлка, он понял, что нашёл ответ.

Не далее, чем в трёх шагах от него неподвижно стояла Августа. Собственной персоной. Она ничего не говорила, просто молча смотрела на него, а её прекрасные груди, то легонько поднимались, то опадали над лифом её тёмно-красного шёлкового платья в такт с дыханием. Один единственный тёмный локон прижался к её точёной шее, словно маня прикоснуться к нему. Ноа молча воззрился на этот завиток, задаваясь вопросом: а не мог ли он своими мыслями как-то приманить её.

В конце концов, он произнёс:

— Это личная часть дома, миледи.

— Да, милорд, мне это известно.

Её голос окутал его, словно шёлковым плащом, обдав жаром с ног до головы. Августа шагнула вперёд, прикоснувшись рукой в перчатке к письменному столу.

— Ваш брат и его жена — очень красивая пара.

Глядя, как она изучает висящий над камином портрет Роберта, Катрионы и малютки Джеймса, Ноа спрашивал себя, какую игру она ведёт.

— Да, это так, — ответил он.

— Они кажутся очень счастливыми.

— Им повезло найти друг друга.

Августа, кивнув, ещё раз посмотрела на него, а потом скользнула взглядом по стоявшему рядом с Ноа на столе недопитому стакану.

— Это коньяк?

— Да, — Ноа продолжал, не отрываясь, наблюдать за ней. «Зачем она сюда пришла? Чего она хочет?»

— Хотите выпить?

Августа кивнула, любезно улыбаясь, будто он только что раскланялся с ней на улице. Ноа поднялся с места и, подойдя к бару, плеснул немного коньяка в бокал. После этого он повернулся и протянул его Августе, наблюдая за девушкой. Она сделала маленький глоток, а её зелёные с поволокой глаза тем временем, не отрываясь, смотрели на собеседника поверх края бокала. Ноа всё никак не мог свыкнуться с произошедшей в ней переменой. Как же ей удалось скрыть от людей столь многое? И, что важнее, зачем она это сделала?

Августа отняла бокал от своих губ, и на них, в отблесках пламени, Ноа заметил влагу. Им овладело безудержное желание немедленно притянуть её к себе и слизнуть с губ бренди. Он усилием воли заставил себя отвести взгляд, поскольку в комнате вдруг стало заметно теплее. Ноа отвернулся, будто бы намереваясь навести порядок на столе с напитками, тогда как на самом деле всего лишь пытался унять бешеную пульсацию крови в венах.

— Вы чего-то хотели, миледи?

— Да, — ответила Августа у него за спиной. Ноа слышал, как она движется, подол её платья снова зашуршал. Он похолодел, почувствовав прикосновение её руки к своей.

— Я хочу вбс.

Должно быть, он спит и ему снится сон. Он понял, что ещё минута, и он больше не сможет управлять своими чувствами. Ноа обернулся и торопливо притянул Августу к себе, завладев её губами в голодном, страстном, жадном поцелуе. В отличие от предыдущего раза, когда Ноа поцеловал её в саду под луной, а она сжалась и стала вырываться, на сей раз, Августа оказалась нежной и покорной, она льнула к нему, а её руки тем временем неспешно двигались по его телу. Девушка крепко прижималась к всё сильнее возбуждавшейся плоти Ноа. О, да, он отведал терпкий вкус её губ и даже больше, намного больше. Она опьяняла его. Когда он глубже проник в её рот, поглаживая её язык своим, Августа ответила ему столь же страстно, обвив руками его шею и притянув Ноа ещё ближе к себе.

Желание обладать этой женщиной с быстротой пожара пронеслось по его жилам. Ноа лихорадочно возился с пуговицами на спине её платья, ослабляя корсаж, пока тот свободно не повис перед нею. Он проложил дорожку из поцелуев вдоль её шеи, коснулся губами непокорного локона, горла, спускаясь всё ниже, пока не добрался до холмиков её грудей. Августа ахнула, когда Ноа отклонил её назад, поддерживая одной рукой под спину. Он сражался с ворохами шёлковой ткани, пока окончательно не освободил девушку от платья. Ноа почувствовал, как напряглось её тело, когда он большим пальцем потёр её сосок и крепче прижал Августу к себе. Он стал покрывать её тело поцелуями, выписывая на нём узоры и посасывая до тех пор, пока ему в голову не пришла мысль, что он наверно сошёл с ума.

Эта женщина была настоящей колдуньей, но это его больше не волновало. Ничто не имело значения, кроме его потребности обладать Августой, познать её, взять её целиком и полностью.

И ничто на свете — даже геенна огненная — не способно ему в этом помешать.

Августа почувствовала, как прохладный ветерок коснулся её кожи, едва Ноа отнял свой рот от её губ. Слегка прикрыв глаза и пристально глядя на него сквозь опущенные ресницы, она увидела, что он смотрит на неё так, словно перед ним самая красивая, самая желанная женщина на земле. В его глазах горел неприкрытый огонь желания. Он хотел её. Очень сильно. Так, что она едва могла дышать.

— Мы не должны делать этого, — сказал он, целуя её ухо, согревая своим дыханием. — Это неподходящее место и время… но, помоги мне Боже, Августа, кажется, я не могу остановиться.

Его пальцы выводили круги на её коже, и трепет пробегал по телу девушки от этой лёгкой соблазнительной ласки. Это не было похоже ни на что ранее испытанное ею, и она не хотела, чтобы это кончалось. Августа почувствовала, как ослабло на ней платье, как тесно прижимается к ней его напряженная мужская плоть, и на неё накатило страстное желание почувствовать под своими ладонями его обнажённую кожу.

Ноа скользнул ей за спину, проходясь огненными, влажными поцелуями по её обнаженным плечам, шее, спине.

— Вероятно, нам следует перейти в мой экипаж и…

Уйти?

— Нет, мы не можем… не сейчас…

Ноа замер.

— Что вы имеете в виду, говоря «не сейчас»?

Августа отпрянула, придерживая лиф платья возле своей груди, защищая себя. Нелепый жест, конечно, если учесть, где совсем недавно находились его губы, руки, пальцы, но, тем не менее, она нуждалась хоть в какой-то, пусть только для видимости, защите.