«Ох, отец, как ты мог оставить меня в таком положении?» — спрашивала у себя Августа, хотя понимала, что иного выбора у него не было. Предоставить Августе единолично распоряжаться имуществом значило бы оскорбить жену, однако, оставь он всё на Шарлотту, и это стало бы полной катастрофой. Поэтому он изобрёл прекрасно работающий метод сдерживания и противовесов, возложив обязанности весов на Августу.

Но должен же быть какой-то выход из этой смехотворной ситуации, способ погасить пылающий факел её светской жизни.

А потом ей пришло в голову одно единственное решение.

Потеря репутации.

Августа придвинула к себе стопку приглашений и стала перебирать их в поисках одного, которое обеспечит ей самые лучшие декорации для осуществления её плана. Оказалось, что нужное ей приглашение лежало на самом верху.

Брат лорда Ноа и его жена. Там соберется весь Лондон — себя показать и на других посмотреть. Идеальный вариант.

Мысленно продумывая свои действия предстоящим вечером, Августа внезапно поняла, почему она не разделила ужаса Шарлотты перед последствиями связи Пруденс с её молодым любовником. Следствием её поступка стало то, что теперь эта девушка обладала невиданной роскошью: она могла больше не беспокоиться о расположении оборок своего платья и о впечатлении, которое производит каждое её слово. Кроме того, это предоставило Пруденс свободу, с той лишь разницей, что действия Пруденс привели к вынужденному браку — у её поклонника не осталось иного выбора, кроме как поступить благородно и жениться.

При нынешнем своём затруднительном положении Августа могла завести любое количество ухажёров, готовых поспособствовать её падению, но не получится ли конечный результат таким же, как у бедной Пруденс? Брак Августе был сейчас никак не нужен. Нет, ей нужно совсем другое, ей нужен джентльмен, который на самом деле вовсе таковым не является, человек, способный вытворить нечто невообразимое, например, бросить собственную невесту.

Существовал лишь один человек, который, по её мнению, мог бы совершить что-то подобное.

Лорд Ноа Иденхолл, урожденный Девонбрук.

«Использование цвета может составить даме замечательное преимущество, выделяя её в толпе. Подобно тому, как сад без цветов — всего лишь грязь и трава, а дождь без радуги — не более чем мгла и тьма…»

Августа захлопнула номер «La Belle Assemblee», принесённый по её просьбе Миной. Это был лишь один образчик из несметных залежей маленьких книжечек, припрятанных Шарлоттой в комоде спальни. Вдохновляемая звучавшими у неё в голове словами мистера Белла, Августа поднялась со стула и подошла к своему простому платяному шкафу красного дерева, стоявшему в противоположной стороне комнаты. Она заглянула внутрь и нахмурилась: её внимательному взгляду предстала серо-коричнево-бежевая масса.

Плохи дела. Как ни неприятно ей было это признавать, подобная одежда не годится — по крайней мере, не для её цели. Сегодня вечером она должна одеться иначе. Сегодня ей придётся стать другой. Этим вечером ей ни в коем случае нельзя, как обычно, сливаться с окружающей обстановкой. Августа должна одеться так, чтобы её заметили, «выделиться из толпы», как писал мистер Белл. Ей необходимо попытаться превратиться в цветок. Всё проще некуда — Августе надлежит сыграть роль, которую она почти всю жизнь избегала.

Чтобы подготовиться к вынужденному перевоплощению, Августа почти всё утро провела за перелистыванием бесчисленных номеров дамских журналов, изучая всевозможные модные фасоны и помня при этом прочтённое в «La Belle Assemblee» изречение. К этой задаче она отнеслась столь же тщательно, сколь и к любому делу, за которое бралась, внимательно читая всякую найденную статью и досконально изучая в окружающем то, что служило подтверждением прочитанному. Последнее включало в себя тщательное исследование всех деталей туалета встреченных ею за последние несколько дней дам, от дебютантки до дряхлой вдовушки. Августа продумала, что в них считалось удачным, а что нет, мысленно перечисляя для сравнения полученные результаты. Она даже забросила свои античные книги и перешла на куда более популярное чтиво — среди которого самыми достойными оказались произведения миссис Рэдклифф[48] и Марии Эджуорт[49].

Теперь Августа поняла, почему Шарлотта всегда так странно на неё смотрела, даже когда она делала что-нибудь вроде бы незначительное, например, надевала удобные полусапожки, отправляясь на прогулку.

«За исключением выездов верхом леди, — утверждал мистер Белл, — должна носить туфли[50], более приличествующие её изящным ножкам». Но мистер Белл не указал, что должна носить леди, ножки у которой несколько крупнее «изящных», тем более что эта леди провела своё детство, карабкаясь по стеньгам и всему корабельному такелажу[51].

Зато теперь Августа имела, по крайней мере, хоть какое-то представление о женской роли, что было совершенно необходимо для исполнения поставленной ею перед собой задачи.

Подготовившись теоретически, теперь она могла приступить к практическому воплощению своего нового образа на предстоящий вечер. Однако, как же ей применить полученные знания, когда она столь ограничена в выборе имеющихся средств?

Совершенно очевидно, что ей не помешала бы чья-то помощь.

— Миледи?

Августа взглянула на дверь и увидела там непонятно откуда взявшуюся личную горничную Шарлотты. Очевидно, она настолько погрузилась в размышления, что не заметила, как та вошла.

— Да, Лизетт?

— Мадам Трекасл приказала мне спрашивать у вас, будто бы ей нужно обеспечивать карету к восьми часам.

Августа улыбнулась. Горничная была совсем юной, хорошенькой, и ко всему прочему, француженкой. Настоящая парижанка, Лизетт появилась в штате прислуги Трекаслов вскоре после того, как Шарлотта стала маркизой. Девушке не было равных в умении делать прически и шитье, однако её навыки в обращении с английским языком оказались куда менее обнадёживающими.

— Благодарю, Лизетт. Передай, пожалуйста, маркизе, что я буду готова.

Горничная тряхнула покрытой чепчиком головой и повернулась, намереваясь уйти.

— Лизетт, — окликнула её Августа, прежде чем та скрылась в коридоре.

— Oui[52], миледи?

— Что ты сделала с новым платьем леди Трекасл?

В ответ Лизетт смущённо посмотрела на неё:

— Платье, миледи? О каком платье вы говорить?

— Платье, что ей вчера днём доставили от модистки. То самое, что ей так не понравилось. Я полагаю, она приказала тебе выкинуть его. Верно?

Лизетт закусила губу, не зная, соврать ли Августе, рискуя, что та раскроет правду, или рассказать, что припрятала платье для себя, вместо того, чтобы его выбросить, как она, очевидно, и поступила. Августа избавила её от необходимости делать выбор.

— Лизетт, если платье всё ещё у тебя, я хотела бы предложить сделку.

— Сделкать, миледи?

Августа постаралась подобрать французские слова и повторила:

— Oui, un arrangement.[53]

Лизетткивнула.

— Oui, un arrangement, Qu'est-ce que c'est que ga?[54]

— Сегодня вечером мне хотелось бы надеть платье леди Трекасл. Но это только на один вечер, а потом ты получишь его обратно. Я знаю, что леди Трекасл велела тебе выкинуть платье, но я не могу поверить, что она и в самом деле хотела, чтобы ты избавилась от такого красивого наряда. Даже если и так, она не расстроится, если я объявлю ей, что решила взять его себе. А после того, как я сегодня вечером надену его, я скажу леди Трекасл, что отдала его тебе, так как решила, что оно мне больше не нравится. Таким образом, она не станет сердиться, что ты его оставила у себя. Ты понимаешь?