Тихонько войдя в дом через незапертую входную дверь, Августа взяла свечу и в совершеннейшей тишине поднялась на один этаж, затем на следующий, и только тогда достигла двери, которую искала. Не постучав, она осторожно повернула ручку и вошла в комнату, подобной которой не существовало нигде в целом свете.

Это была маленькая комната, первоначально предназначавшаяся для слуг, одна из четырёх совершенно одинаковых, располагавшихся в каждом углу верхнего этажа величественного особняка. Основной отличительной чертой непосредственно этой комнаты были два высоких смежных окна, каждое из которых располагалось по сторонам дальнего угла, занимая почти всю стену. Их не украшали ни шторы, ни самые простенькие ламбрекены[76]. Когда-то раньше на месте этих огромных окон находились маленькие круглые окошки.

Комната была заполнена различными научными приборами — повсюду лежали альтазимуты, повторительные теодолиты, телескопы, квадранты, секстанты[77]. Стены и стол скрывались под многочисленными схемами и графиками, а позабытые листы бумаги валялись на полу тут и там. И посреди этого вечного беспорядка, повернувшись к ней спиной, разглядывая что-то за одним из высоких окон, стоял граф Эвертон.

Исчезли элегантные шёлковые наряды, накрахмаленные белые галстуки, которые он обычно надевал, выходя в свет. Сейчас на нём был его обычный наряд для этой комнаты — свободный пиджак, больше похожий на рубашку, и брюки. Его седоватые волосы находились в небольшом беспорядке из-за привычки ерошить их, глубоко погрузившись в раздумья. Он не услышал, как она вошла, и, вероятнее всего, не обратил бы на неё внимания, даже если бы Августа бросила на пол один из его толстых справочников. Увлёкшись работой, граф имел склонность ничего не замечать.

Мгновение Августа так и стояла позади него. Ожидая, глядя, наблюдая, гадая, наступит ли тот день, когда она достигнет таких же высот в своей работе. И как бы ей хотелось, чтобы блестящие способности графа были известны всему миру, а не скрывались от него, как это происходило сейчас.

Эвертон, отвлёкшись на секунду, сделал глоток чая, без сомнения, давно остывшего. И только повернувшись, чтобы поставить чашку на чайный поднос, заметил Августу.

— Я начал думать, что вы не придёте, — по своему обыкновению резко бросил лорд Эвертон и отвернулся к окну.

Но Августу не встревожил его тон, ведь она прекрасно знала, что грубые манеры пожилого джентльмена были всего лишь видимостью. На самом деле внутри лорд Эвертон был очень мягким человеком. Она встретилась с графом почти сразу же после своего возвращения в Лондон, десять месяцев назад. Так случилось, что, отправившись к Хатчарду, она села напротив графа в читальном зале. Августа не могла вспомнить, какую именно книгу выбрала в тот день, потому что, едва начав читать, она сразу же стала отвлекаться и заглядывать в его книгу. Стоило ему только отойти (а вот это она прекрасно помнила), как Августа принялась тайком изучать «Философские труды» Королевского общества[78], которые он оставил на столе между ними. Вернувшись через несколько минут, Эвертон поймал её за этим занятием, и в тот день, поняв, что являются родственными душами, они решили, что их встреча предопределена судьбой.

— Шарлотта долго не ложилась. Я должна была убедиться, что она не услышит, как я ухожу.

Вновь повернувшись к чайному подносу, Эвертон только кивнул.

— Чаю? — взяв чайник и подняв крышку, чтобы заглянуть внутрь, спросил он. Выражение его лица стало невеселым. — Но по зрелом размышлении, кларет, пожалуй, будет предпочтительнее, — он налил кларета из хрустального графина, стоящего рядом с чайным подносом, и, протянув бокал Августе, сказал: — Вы, наверное, недоумеваете, почему я вызвал вас так срочно.

— Вы прислали мне очень таинственное послание.

— Я подумал, что вас, может быть, заинтересует разговор, состоявшийся вчера между мной и ещё одним человеком.

— В самом деле? — сделав небольшой глоток кларета, спросила она. Сладкое и очень мягкое вино согрело её изнутри.

— Да, в самом деле. Возможно, вы его знаете — лорд Ноа Иденхолл.

Августа мгновенно нахмурилась, словно вино у неё во рту неожиданно скисло. Каким-то образом она догадалась, что ей не понравится то, что собирается сказать граф.

— Он подошёл ко мне, чтобы показать кое-что. А на самом деле — спросить моего мнения. Насчёт клочка бумаги, который, по его словам, он нашёл в «Уайтс». В «Уайтс», подумать только! — на мгновение Эвертон замолчал в ожидании реакции Августы. Она же скрыла её, сделав очередной глоток кларета. — Августа! Вы были в «Уайтс»?

Неторопливо поставив бокал на стол, она посмотрела на Эвертона.

— Я не смогла придумать иного способа подойти к лорду Белгрейсу. Все наши попытки поговорить с ним в парке ни к чему не привели. Время уходит. И я определённо не могу постучаться в его парадную дверь. Особенно сейчас, когда взгляды всего света прикованы ко мне.

— Ну, ваш визит в клуб также оказался неудачным, потому что, очевидно, ваши записи оказались у лорда Иденхолла. Я даже не буду спрашивать, как вам удалось попасть туда.

Августа хмурилась всё сильнее.

— Я заберу у него бумаги.

— И как вы предполагаете сделать это? — граф сердито посмотрел на неё.

Августа вернула ему раздражённый взгляд.

— Ещё не знаю. Попробую что-нибудь придумать…

— До того, как он поймёт, что в том листке?

Августа побледнела.

— Как он сможет понять? Для записей я использую свой собственный код. Кроме меня, его никто не знает. Даже вы.

— Если бы речь шла о Ярлетте или Мандруме, не было бы причин для беспокойства. Но я не стал бы недооценивать такого человека, как Иденхолл. Он умён и проницателен, как и его брат. Дайте ему достаточно времени, и он разберётся, что к чему, — Эвертон замолчал, но через секунду продолжил: — Однако сейчас нам ничего не угрожает. Первое, что он подумал, совершенно противоположно тому, что есть на самом деле.

— Что вы имеете в виду?

Граф захихикал.

— Помилуй Бог, даже не знаю, как вам это сказать. Видимо, нужно просто произнести вслух. Моя дорогая Августа, боюсь, Иденхолл заподозрил, что вы ведьма.

— Ведьма?

— Да, моя дорогая, в полном смысле этого слова. Ну, вы знаете, дымящиеся котлы, мётлы и остроконечные шляпы. По крайней мере, такая мысль пришла ему в голову, хотя разумная часть его пытается эту идею отвергнуть. И теперь, будь я на вашем месте, я бы сделал всё, что в моих силах, чтобы утвердить его в этом мнении и не дать узнать, чем вы на самом деле занимаетесь. Вы могли бы даже подумать над тем, чтобы прикрепить бородавку на кончик носа. Иначе всё, над чем вы работали все эти месяцы, будет потеряно. Даже если он не сможет сам понять ваши закодированные записи, подумайте — всё, что ему нужно сделать, это отнести их Белгрейсу…

— И какой от этого будет вред? Мы же хотели, чтобы он их увидел. Лорд Ноа окажет нам услугу, показав их Белгрейсу.

— Вы так ничего и не усвоили из того, чему я вас учил? — взорвался Эвертон. — Наше дело требует очень осторожного подхода! Что, если Белгрейс отнесёт их прямо в Общество? Они выслушают его, верно, но ваше открытие станет ещё одной записью в исторических книгах, и честь этого открытия будет принадлежать одному из них! Вы этого хотите?