Но ведь ночь темнее всего перед рассветом…

– Я так больше не могу. – Марвин без стука ворвался в комнату старшего друга. – Я с ним поговорю…

– Поговори, – хитро прищурился Саймонариэль, утирая со лба испарину усталости, вызванную сложными магическими манипуляциями. Он выглядел озабоченным, в чем–то виноватым, но вместе с тем весьма довольным собой. Таким, словно совершил какую–то тяжелую повинность, наложившую на него ответственность за чью–то судьбу. Все это сильно отразилось на внешности почтенного архимага и не ускользнуло от внимания бдительного некроманта. Но Марвин так и не сумел распознать, чем именно была вызвана сия чересчур явственная метка печали, омрачившая ясное чело мудрейшего из эльфов. – Уговори его потерпеть еще чуть–чуть…

– А что произойдет потом? – Марвин жадно впился глазами в утомленное лицо мага. – Ты нашел выход, способный спасти жизнь малютки Мириам?

– Возможно, – сварливо закряхтел Саймон, недовольно кривясь. – Возможно… Время покажет… Напомни ему про Ульрику…

– Ясно! – Молодой волшебник исполнительно кивнул, интуитивно понимая: друг не склонен сейчас к проявлению излишней откровенности, а посему ему придется удовлетвориться уже услышанным и увиденным. – Я с ним разберусь! – И, взметнув полами своего широкого одеяния, он торопливо выскочил из комнаты. Саймонариэль проводил его хмурым взглядом, не зная, куда деваться да спрятаться от отвращения к своей суровой, но справедливой сущности, только что заставившей его содеять сей далеко не благовидный поступок. Он знал: обмануть можно кого угодно, но не себя самого.

Марвин вихрем мчался по дворцу, переживая за оставленного без присмотра Генриха, в состоянии опьянения способного на самые безрассудные деяния. А ну как этот дурачок удумает на себя руки наложить? Но, к счастью, если, конечно, это определение подходит для описания столь напряженной ситуации, за время отсутствия некроманта в покоях барона ничего не изменилось. Под дверью запертой комнаты по–прежнему сидели добровольные охранники – Ланс и Огвур, радевшие о благополучии овдовевшего барона не меньше, чем сам некромант. Орк сосредоточенно хмурил брови, полируя и без того зеркально сияющее лезвие Симхеллы, а прекрасный полукровка, правда сегодня довольно растрепанный и поблекший, методично раскачивался и постанывал, держась за припухшую щеку.

– Ты чего? – участливо осведомился Марвин, косясь на уродующий полуэльфа флюс. – Конфет объелся?

– Зуб болит, – невнятно прошепелявил страдалец, – жутко… – Он приоткрыл рот и указал куда–то пальцем. – Там, в самом заду…

– Я, конечно, не спец в стоматологии, но не уверен, что зубы находятся конкретно в том самом месте! – не удержавшись, хихикнул волшебник, на секунду забывая обо всех навалившихся на них несчастьях. Уж очень забавно описывал Ланс прискорбные симптомы постигшего его заболевания.

– И нечего тут ржать, – сердито огрызнулся Огвур, многозначительно постукивая по рукояти любимой секиры. – Ты лечи его давай, а не то… – Кулаки тысячника сжались, огромные бицепсы угрожающе взбугрились.

– Ладно, ладно, – покладисто выставил ладони Марвин, – сейчас, вот только с Генрихом поговорю…

– Ага, так он тебя и послушает! – пискнул Ланс. – Вон Огвур пытался, так барон в ответ начал посуду бить. А фарфор жаль – он у него в спальне красивый стоит, дорогой, рохосский…

– Но я все–таки попробую! – заупрямился некромант, скромно полагавший, что в искусстве дипломатии он заведомо даст фору десятку прямолинейных и неотесанных орков. Он нагнулся, приложил губы к замочной скважине и закричал: – Генрих, хватит уже пить, открой дверь – ты нам нужен!

Ответом ему стал мелодичный звон.

– Ого, – оценивающе приподнял бровь полуэльф, – никак наш барон супницу вдребезги кокнул!

– Генрих, – повысил голос Марвин, – ты нужен дочери!

После этой реплики за дверью послышался непонятный шум, свист воздуха, разрезаемого увесистым предметом, запущенным сильной рукой, и жуткий грохот, вызвавший осыпание штукатурки со стен… Марвин недоуменно покосился на Ланса.

– Чайник это, – с видом знатока пояснил тот, – серебряный! Тяжелый он, собака…

– Кто, барон или посудина? – иронично осклабился орк.

Марвин хмыкнул и продолжил:

– Генрих, ты нужен своему народу!

В опочивальне барона установилась напряженная тишина…

Переговорщик с видом превосходства уставился на парочку охранников, предлагая оценить его заслуги, но полукровка выжидательно приложил ладонь к уху, призывая подождать… Из спальни донеслось натужное кряхтение сильфа, непонятное шебуршание и… в двери изнутри бухнуло так, что прочные дубовые створки чуть не сорвало с петель. Затрещал косяк, с потолка рухнула хрустальная люстра, обдав друзей веером осколков. Некромант не удержался и упал на колени, прикрывая голову.

– А это что еще? – шепотом осведомился он у Ланса.

– Самовар! – авторитетно констатировал полукровка. – Был! Подарок от красногорских послов – ведерный, неподъемный, из золота. Ума не приложу, как Генрих умудрился его в одиночку со стола своротить и грыжу себе при этом не нажил…

– Марвин, – душевно посоветовал Огвур, старательно выбирая из прически полуэльфа набившееся туда хрустальное крошево, – отвали–ка ты отсюда подобру–поздорову, не зли барона более. Авось он сам успокоится…

И вдруг маг вспомнил наставление Саймона.

– Генрих, – взмолился он, – угомонись. Ты нужен Ульрике!

Дверь спальни тихонько и зазывно растворилась…

– Заходи! – В образовавшейся щели показалось лицо де Грея, опухшее и крайне недовольное. – Но только ты. – Он жестом пресек слабую попытку Ланса просочиться к себе в опочивальню и с шумом вновь перекрыл доступ на свою суверенную территорию, на сей раз предусмотрительно оставив ключ в замке и тем самым устранив возможность подсмотреть и подслушать.

– Мне нужно с тобой поговорить, – в не терпящей возражений форме изрек маг, едва очутившись внутри спальни, – но я не мог, ибо ты вечно выпивши!

– Странное дело, – косо подмигнул нетрезвый вдовец, пунктирно ковыляя к креслу и облегченно в него падая, – выпивши – я, а говорить не можешь – ты. Парадокс! Ну давай излагай, зачем приперся?

Марвин придирчиво огляделся. Незастеленная кровать, батарея пустых бутылок, блюдо с непонятными объедками. Пол устилают осколки разбитого фарфора, на двери вмятина, а уж запах в комнате стоит…

– Фу! – Некромант рысцой, зажимая нос, добежал до окна и толкнул створки, распахивая их во всю ширь, чтобы впустить в затхлое помещение струю свежего воздуха из дворцового сада, несущую аромат цветущих растений. – Дружище, твои личные апартаменты превратились в логово вонючего упыря. А сам ты… – маг критически оглядел барона с ног до головы, – м–да–а–а…

Беспощадный дневной свет падал прямо на Генриха, с предельной откровенностью подчеркивая и нездоровый цвет его кожи, и сальные нечесаные волосы, и налитые кровью глаза.

– В общем, выглядишь ты вполне в стиле своего логова, – подвел неутешительный итог Марвин. – Силушки–то у тебя полно, – он со смешком указал на помятый самовар, небрежно валяющийся в углу, – да вот сила эта, – он брезгливо повел носом, намекая на исходящее от барона «амбре», – нечистая…

Генрих смущенно покраснел.

– Значит, так. – Некромант повелительно похлопал в ладоши, призывая прислугу. – Придется эту силу из тебя срочно изгонять.

– Заклинаниями? – криво усмехнулся сильф.

– Хуже, – состроил грозную гримасу маг, – намного хуже. Мылом, пемзой да горячей водой с шампунем…

– А мне и так хорошо. – Барон ни в какую не желал добровольно расставаться с милой его сердцу депрессией. – Я себе и таким нравлюсь.

– Себе–то – да, – иронично согласился некромант. – А вот Ульрике?

– Сумасшедшей принцессе? – Де Грей произнес это прозвище настолько безразличным тоном, будто напрочь запамятовал о существовании Ульрики. – Она–то тут при чем?

Но маг не ответил, с деланым равнодушием подняв глаза к потолку и ехидно насвистывая какую–то мелодию…