Я вытянула с моста обрубленную цепь, одним концом так и оставшуюся прикрепленной к опорному столбику, предпочитая не думать о том, что произойдет, если крепление не выдержит моего веса. Старательно, звено за звеном я обмазывала длиннющую цепь волшебной розовой помадой, а затем разделась догола и извозилась ею сама – с головы до пят, заледенев чуть ли не до смерти. Любимая косметика Ланса оказалась воистину термоядерной штукой, доведя до того, что у меня зуб на зуб не попадал от холода. При себе я оставила только подаренный Логрином флакончик, оплетенный в серебро и предназначавшийся для хранения мертвой воды, да еще дагу Алатору в напоясных ножнах. А затем я опустила покрывшуюся инеем цепь в расселину и полезла по ней вниз, стараясь тщательно контролировать свои плохо гнущиеся, почти одеревеневшие от мороза пальцы…

Титановая цепь вертко скользила под моими ладонями, намокшими от испаряющейся из–за жары помады. Я с превеликим трудом протискивалась между каменными стенами узкого лаза, до крови обдирая локти и колени. Температура внутри жерла вулкана оказалась настолько высокой, что при каждом вдохе раскаленный воздух обжигал мне гортань так, будто я глотала расплавленный металл. Мои брови и ресницы тлели, губы пересохли и потрескались, но я упорно перебирала звенья цепи, метр за метром приближаясь к потаенным глубинам Купели.

И все–таки – цепи не хватило… Я зависла на самом ее конце, стараясь не расплакаться от разочарования и тщетно напрягая отказывающиеся соображать мозги, превратившиеся в бесполезную, размягчившуюся от жары массу. Я безрезультатно протягивала руку, крепко ухватив раскупоренный флакон за удерживающую его цепочку и пытаясь дотянуться до вязкой массы, вяло бултыхающейся на дне Купели. До нее оставалось еще около полуметра. И тогда, словно придя извне, во мне родилось удивительное воспоминание: Астор играет моими длинными волосами, обматывая их вокруг собственной шеи и создавая некое подобие любовных уз, должных соединить нас в одно нерасторжимое целое… Я осененно вскрикнула, выхватила Алатору и безжалостно отсекла свои волнистые локоны, а потом скрутила из них тонкий жгут, привязав его к цепочке флакона. Опущенный вниз сосуд погрузился в черную жижу, зачерпнув некоторую толику мертвой воды, состоящей из пепла сожженных человеческих тел. Я закупорила флакон и заторопилась обратно, стремясь побыстрее выбраться наружу.

Огонек встретил меня восторженным писком, когда, покрытая волдырями многочисленных ожогов, я, напрягая последние силы, выползла из расселины вулкана и измученно повалилась рядом с дожидающимися меня вещами. Немного передохнув, я отбрела в сторону и обтерлась снегом, смывая остатки розовой помады Ланса, защитившей меня от губительного дыхания Купели посмертных слез. Растрескавшиеся губы болели нещадно, все тело ломило, мою кожу почти сплошь покрывали пузыри с водянистой жидкостью, а на ладонях вспухли чудовищные мозоли, но все равно – я улыбалась, прекрасно понимая, что еще на шаг приблизилась к Астору. Я и на этот раз сумела обыграть коварную судьбу, вырвав победу из ее загребущих лап.

– Волосы, где же ваши прекрасные волосы, госпожа? – горестно причитал огонек, заполошно мечущийся возле моей вкривь и вкось обкромсанной шевелюры.

– Да гоблин с ними, с волосами, – равнодушно отмахнулась я, закладывая за уши короткие пряди, сейчас едва достигающие плеч и назойливо лезущие мне в глаза. – Руки и ноги в целости–сохранности остались, голова на месте – значит, все хорошо. А волосы и вовсе не беда – отрастут снова…

– Ну и видок у тебя, дорогая! – Неожиданно прозвучавший насмешливый голос застал меня врасплох. – Краше в гроб кладут!

Я сердито подняла взгляд, на всякий случай одновременно нашаривая рукоять меча…

Чуть выше своей головы я обнаружила славное облачко, неподвижно зависшее в сером небе, а на нем, устроившись так же удобно, как на пуховой подушке, в вольготной позе восседал мой давний знакомец – белый Единорог, нахально разглядывающий меня иронично прищуренными глазами…

– Ты за мной подглядывал! – сердито констатировала я, грозя ехидной твари обвиняюще вытянутым пальцем. – Извращенец!

– Да ничего подобного! – уперто заржал жеребец, опуская облачко к самой земле и приглашающе похлопывая по нему рядом с собой. – Поговорим?

Но я демонстративно повернулась к нему спиной, всем своим видом недвусмысленно давая понять – ну уж нет, я с плохо воспитанными личностями не общаюсь!

– Ну подумаешь, посмотрел немножко! – пошел на попятную Единорог, впрочем не выказывая ни малейшего раскаяния. – Что я, не мужчина разве?

– Хм! – демонстративно усомнилась я. – Много там небожители в женской красоте понимают!

– А вот и понимают! – На этот раз Единорог действительно оскорбился всерьез. – У тебя, кстати, вполне есть на что посмотреть. После родов ты стала намного женственнее, жаль, если столь роскошное тело зачахнет без мужской ласки…

– Это ты на что намекаешь! – Я угрожающе выставила вперед обнаженный меч. – Хам беспардонный!

– Кто тут хам? – потрясенно икнул жеребец. – Я хам? Ну знаешь ли, дорогая, твоя наглость переходит все допустимые границы…

Облачко заволоклось серебристой дымкой, а когда она растаяла – передо мной сидел уже вовсе не конь, а молодой симпатичный мужчина с грустинкой во взоре ласковых серых глаз, золотисто–пшеничными волосами и царственной бородкой. Его удлиненное лицо я узнала бы из тысячи других, сразу припомнив и изображения на колодце Пустоты, и плитки у родника в девственной долине Пустоты.

– Логрус! – ошеломленно воскликнула я. – Зачем же ты столь долго скрывал от меня свою истинную сущность?

– Ну – немного виновато развел ладони сверхдемиург, – скучают даже те, кто не имеет души. Мне очень хотелось знать, каких сумасбродств ты еще способна натворить…

– И как, развлекся? – обиженно буркнула я. – Что же вы все так стремитесь превратить меня в свою игрушку?

– О нет, – бурно запротестовал Логрус, – наоборот, я хотел понять, способна ли ты научить этот мир жить самостоятельной жизнью. Ибо кто еще может стать лучшим наставником в подобном вопросе, чем Поправшая судьбу!

Если он хотел мне польстить, то это у него получилось! Я покраснела и смущенно захлопала ресницами:

– И теперь ты предлагаешь мне себя?

– Что? – Он посмотрел на меня недоуменно расширенными глазами, а затем ойкнул и расхохотался, словно мальчишка, безудержно и заливисто. – Нет, дорогая! Хотя не скрою – я немало пленен твоим обаянием и храбростью. Намазать цепь охлаждающей помадой… М–да, тебя не зря называют сумасшедшей! – Он восхищенно прищелкнул языком. – Бесподобный поступок!

– Тогда о какой мужской ласке ты говоришь? – нетерпеливо перебила я, замирая от волнения.

– О Генрихе, милая девочка! – Логрус сконфуженно потрогал пальцами свои целомудренно зарумянившиеся щеки. – Пророчество надобно исполнить: ты должна с ним, – он выразительно сложил ладони и с намеком потер их одну об другую, – ну, в общем, сделать это самое… Поверь, сие эротическое деяние чрезвычайно важно для всего наземного мира…

– Никогда! – холодно отрезала я. – Я любила и продолжаю любить Астора. А с бароном де Греем, если он тебе так приглянулся, можешь сам… – И я ввернула на редкость скабрезное словечко, нимало не заботясь о том, что подумает обо мне великий демиург.

Логрус брезгливо поморщился:

– Ну зачем так грубо–то сразу? Не любишь Генриха – значит, не любишь, делов–то! – Его излишне спокойные интонации вызывали у меня сильнейшие подозрения в неискренности демиурга. – Сама все поймешь со временем!

– И не собираюсь! – мрачно набычилась я. – Отдавай мне Астора, немедленно!

Логрус проказливо показал мне пальцы, сложенные в откровенно издевательскую фигуру, и гаденько хихикнул:

– А если не отдам?

– Весь мир по кирпичикам разберу! – мстительно пообещала я, угрожающе поигрывая желваками. – Да, кстати, еще и Эткина верни в придачу!