– На сколько, на сколько? – потрясенно взвыла я. – Вы что, с ума сошли? Да за такую прорву времени, только гоблин знает, сколько всякого приключиться может!

– Вот именно! – наставительно провозгласила Хаос, поднимаясь с кресла. – Так что заруби себе на носу, дорогая принцесса, – она угрожающе помахала кистью с разбухшими от артрита суставами перед моим вытянувшимся от разочарования лицом, – мы хотим как лучше. Заботимся о тебе. Предупреждаю, ослушаешься нас – тебе же хуже будет. Так что считай, будто ты находишься на принудительном лечении в санатории!

Она вежливо пропустила сестер вперед, вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь. Ключ повернулся в замке с негромким скрежетом, напомнившем мне звук захлопывающейся крышки гроба. Я в растерянности стояла около кровати, недоуменно хлопая ресницами.

– Они это серьезно? – недоверчиво произнесла я вслух, задавая скорее риторический вопрос. – Но ведь у меня итак никогда ничего значимого в жизни не было, кроме свободы. И кто же дал им право лишать меня моей личной, персональной свободы?

Толстый кот бочком выбрался из–под шкафа, сел на упитанный зад, и сожалеюще развел лапы, намекая – теперь уже ничего не поделаешь, смирись, принцесса.

– А–а–а, – скандально заголосила я, бросаясь к запертой двери и исступленно молотя кулаками в крепкую створку, – откройте, падлы!

За дверью царила могильная тишина.

– Бабушка, помоги! – жалобно позвала я. Но мне никто не ответил.

Я тихонько сползла вниз по гладкой, лакированной доске, упрямо сжимая трясущиеся губы и пытаясь не разрыдаться в голос. С ума сойти можно – они меня наказали как непослушное дитя, отлучили от жизни, лицемерно мотивируя тем, что делают это для моей же пользы. Они меня заперли, это же просто произвол какой–то!

Черный кот уселся около меня, сочувственно и успокаивающе мурлыкая, нежно утирая мое зареванное лицо своими мягкими, бархатистыми лапами.

– Замуррровали! – явственно звучало в его утробном мурчании. – Мурррррзавки!

Я строптиво усмехнулась и злорадно шмыгнула распухшим носом. « Ну и пусть! – вертелось в голове. – Все равно – убегу! И не в таких ситуациях бывала. Сумасшедшая принцесса я в конце то концов, или кто!»

Хан Исхаган боязливо выглянул из–за перевернутого трона. Испуганно зыркнул вправо, влево и успокоился, осознав, что его венценосному благополучию уже ничего не угрожает. Облегченный выдох сотряс щуплую фигуру владыки, более всего подходившую под саркастичное определение язвительного Лансанариэля «и на груди его могучей – три волоса казались кучей». Правитель опечаленно опустился на истоптанный ковер и сокрушенно помотал седой головой. И ведь было от чего. Праздник сорвался, гости разбежались, первый визирь – позор государства, валяется обеспамятовав, кверху задом, в прозрачных бабьих штанах. Вобщем, монарший авторитет рушится на глазах, а принцесса так и лежит в своем гробу не расколдованная. Причем, тридцать лет уже лежит, не ворохнется. И хан вздохнул еще печальнее и протяжнее.

Огвур с любопытством наблюдал за картиной вселенской скорби, талантливо исполняемой престарелым повелителем. Железное сердце непоколебимого орка кольнул острый приступ жалости:

– Гляди! – он потянул за рукав Ланса, сосредоточенно перезаряжающего арбалет. – Как старик то убивается! Помог бы ты ему, а?

Полукровка кисло воззрился на гроб с принцессой:

– Целовать женщину? К тому же – мертвую? Огвур, ты в своем ли уме? Да я еще со времен штурма Нарроны мертвяков до икотки боюсь!

Хан Исхаган поднял на полуэльфа заплаканные глаза:

– Да не мертвая она, господин эльф. У нее это – летаргия. Сделайте божескую помощь, помогите! Все равно у нас сегодня нет никого отважнее и доблестнее вас! Да и пророчество…

– Ну уж дудки! – попятился Ланс, на всякий случай прикрывая рукой лекарство, должное исцелить спящую красавицу, а именно – свои алые губы. – Брехня это все, про поцелуи. Про эффект плацебо слышали? Так вот, это все – самообман!

– Да ты чего, дурашка, – мягко упрекнул его добросердечный Огвур. – Какой может быть самообман у заспавшейся бабы? Ну, поцелуй ты ее разочек, от тебя не убудет…

– И это ты мне предлагаешь? – горестно возвел очи к небу щепетильный красавец. – Ты!

– Да ладно тебе, – орк словно невзначай подталкивал сердечного дружка к хрустальному саркофагу. – Я не стану ревновать, я даже отвернуться могу…

– Не хочу! – принципиально уперся привередливый полукровка.

Народ, привлеченный второй частью увлекательного зрелища, начал стягиваться обратно к помосту. Несостоявшиеся женихи выползли из своего надежного, коврового укрытия.

– Поцелуй принцессу, Аолой заклинаю! – униженно умолял хан Исхаган, молитвенно складывая сухонькие ручки.

– Нет! – продолжал отказываться Ланс.

– Целовать – не воевать! – натужно кряхтели стражники, предусмотрительно сдвигая крышку гроба.

– Эй, красавец, не робей и целуй ее скорей! – громко скандировала толпа.

– Ты целуй ее везде, восемнадцать ей уже! – дружно подбадривали женихи.

– Целуй, а то меня целовать придется! – угрожающе пообещал очухавшийся визирь Бухтияр.

Ланс обреченно застонал и рефлекторно нажал на спусковой крючок арбалета, до сих пор находившийся в его судорожно сжатых руках. Тетива звонко тренькнула… публика ахнула. Короткий болт просвистел над крупом серого ослика дервиша Али–Бабы, который, полуприкрыв глаза, блаженствовал в тени шелкового навеса. Ощутив обжигающую молнию, мимолетно царапнувшую его итак уже порядочно поношенную шкуру, несчастное животное заорало дурным голосом и взвилось на дыбы. Подкованное копыто, с жирным чавканьем, метко опустилось прямиком на спину едва приподнявшегося на четвереньки визиря. Бухтияр надсадно взвыл и ухватился за свисающий с помоста ковер. Пестрое полотнище поползло вниз. Стоявшие на нем стражники взмахнули руками, словно птицы – крыльями, и рухнули на своего повелителя. Хан выпустил из рук вставший на ребро трон и, гремя костяком, покатился вниз по лесенке. Резной, деревянный, напоминающий барабан стул, плавно подбил под колени растерянного Ланса. Полукровка коротко вскрикнул и упал точно в гроб, прямо на принцессу Будур. Послышалось смачное чмоканье. Народ на площади испустил вопль восхищения и настороженно затих…

– Судьба! – философски уточнил мудрый Али–Баба, довольно поглаживая седую бороду.

Мертвую тишину разорвал пронзительный, возмущенный девичий визг и звонкий звук пощечины. Ланс резво отпрыгнул в сторону, держась ладонью за лицо:

– Стерва! – обиженно выкрикнул он, и торопливо застучал каблуками вниз по ступенькам лесенки.

Темное полотнище, прикрывавшее саркофаг, отлетело на пару метров. Из гроба поднялась разгневанная красавица и встала на помосте, эффектно упирая руки в бока, хозяйским взором окидывая притихшую в ожидании площадь. Ланс и Огвур, открыв рты, потрясенно рассматривали наследную рохосскую принцессу.

Принцесса Будур, несомненно, вполне подходила под определение – красавица. Высокая, как ханский янычар, мощная словно молодой дубок, она угрожающе поигрывала рельефными бицепсами, демонстрируя широкие плечи молотобойца, и тонкую талию, весьма аппетитно смотревшуюся в сочетании с ядреными бедрами. На круглом, луноликом лице гневно сияли огромные черные очи и сердито кривились сочные уста, пикантно оттененные темными волосками над верхней губой. Сросшиеся на переносице брови сурово хмурились, десяток толстых кос спускался почти до пят.

– Вот гоблины такие–разэтакие! – выразительно выдал Огвур, не сводя расширившихся глаз с прекрасной богатырши.

– Пери, гурия! – с неприкрытым вожделением выдохнул субтильный принц Али–Мангут, эротично облизываясь.

– Слава госпоже нашей, принцессе Будур! – верноподданнически возопила толпа, падая ниц.

– И где мой жених? – требовательно вопросила пери, негодующе топая ножкой сорок второго размера. Жалобно затрещал устланный коврами помост.

– Да вот же он! – хан с видом доносчика указал дрожащим пальцем на побледневшего Ланса.