Альбинос одобрительно хихикнул. Будучи в курсе всех злоключений королевского дома Нарроны, он догадывался, кого именно мог принц–узурпатор так безжалостно презентовать своему магическому покровителю.
– Но мне непременно нужна вторая жертва, – напомнил принц. – Твари просят непорочную девицу не старше двадцати лет, красивую собой и происходящую из благородного эльфийского рода!
Король обрадовано расхохотался. Во всем его облике так и читалось бурное ликование, смешанное с неприкрытым злорадством:
– Я с особым старанием исполню эту просьбу Вашей милости! Вы получите искомую деву через несколько дней.
Принц благодарно поклонился.
« Ну, вот и все, – злопамятно решил Аберон, поднимаясь вверх по лестнице. – Я получил возможность отыграться с лихвой! Теперь–то глупая Лилуилла пожалеет о своем отказе, так недопустимо унизившим мою гордость, и задевшем мое самолюбие!».
Несколько месяцев тому назад, альбинос имел несчастье просить руки и сердца самой завидной невесты острова, очаровательной княжны Лилуиллы, приходившейся единственной дочерью старому князю ил–Рианон, двоюродному брату покойного ныне короля Шеаррана. Княжну по праву называли не только прекраснейшей девой Поющего острова, слава об ослепительной красоте которой распространилась далеко за пределы эльфийского государства, но и самой сладкоголосой его обитательницей. Аберон Лилуиллу не любил совсем, хотя усиленно разыгрывал роль пылкого влюбленного, буквально засыпая мнимый предмет своего обожания букетами шикарных цветов, подкрепленными более дорогими и вещественными подарками. Альбинос вообще оказался напрочь лишен элементарной способности любить, допуская, что любая, даже самая грязная ложь, произнесенная в интересах важного дела – всегда считается политикой. Наивная пустышка княжна как никто лучше подходила на роль будущей королевы. Но все его подношения неизменно возвращались обратно, даже не будучи распечатанными. Лилуилла испытывала по отношению к Аберону только отвращение, смешанное с паническим ужасом. И более того, она благосклонно принимала одновременные ухаживания младшего принца, красавчика Лионеля, отвечая ему симпатией и взаимностью. Но сейчас все изменилось. Выродок–альбинос стал королем, а Лионель сбежал с острова, спасая собственную шкуру. Теперь Аберон мог бы взять недотрогу силой, но он жаждал отмщения своей поруганной гордости намного сильнее, чем просто банального утоления низменной скотской похоти.
« Ну чтож, прекрасная Лилуилла, – насмешливо думал король, покидая тайное подземелье. – Ты не захотела стать королевой Ширулшэна, не захотела изведать моих супружеских ласк. Посмотрим, придутся ли тебе по вкусу обжигающе–холодные поцелуи Ледяных ярлов!».
« Жила–была непутевая Сумасшедшая принцесса! – отстраненно размышляла я, не сводя глаз с двух странных полупрозрачных ураганов, медленно формирующихся и закручивающихся над поверхностью замерзшей реки. – Ну что ж, сама виновата …!»
Последние слова я, по давней и уже неоднократно навредившей мне привычке, опять произнесла вслух. Разобравший мой вердикт Огвур восхищенно хохотнул и пошире расставил мускулистые ноги, возбужденно перекидывая из руки в руку отполированную рукоять секиры. Я улыбнулась уголками губ, вполне разделяя боевой азарт орка. Никто не виноват в том, что появляется на свет прирожденным бойцом или магом, врачевателем или поэтом. Многие из нас интуитивно осознают собственное предназначение и развивают его любым доступным способом, порой, расходуя для этого весь отпущенный, но недолгий срок пребывания в смертном человеческом теле. Опыт дается нам нелегкой ценой, методом проб и просчетов, подчас – смертельно опасных и неоправданно рискованных. Несмотря на сотни прочитанных умных книг, все мы остаемся рьяными практиками, предпочитающими совершать собственные ошибки, нежели вдумчиво и безопасно, но, конечно же – сугубо теоретически, учиться на чужих. И порой ничего так не осложняет нашу жизнь, как эта простая истина, ибо даже чужие промахи в собственном исполнении всегда выглядят намного элегантнее. Жизнь – странная штука, по большей своей части совершенно неподдающаяся логическому объяснению. « Настоящая жизнь – это когда собеседники, выслушавшие правдивый рассказ о ней, начинают скептически качать головой и насмешливо говорят – так не бывает!» – утверждает Эткин. « Относиться к жизни серьезно – слишком скучно, а не серьезно – чрезвычайно опасно!» – с видом эксперта поддерживаю я мудрое изречение хулиганистого дракона. И возможно, именно сейчас, мне и предстоит проверить – чего стоят на деле все эти наши из пальца высосанные принципы, потому что, наблюдая за призрачными ураганами, я по наитию поняла – время разбрасывать камни закончилось, наступало время собирать тех, кого эти самые камни пришибли.
Ураганы приближались. Там где они проходили – жухла и серела трава, покрывались морозной изморозью ветки отмерших кустарников, а птицы погибали прямо на лету, бездыханными комочками осыпаясь на землю. На нас надвигалось что–то несовместимое с самим понятием жизнь! Лезвие Нурилона засветилось холодным голубоватым пламенем, огненная сила разливалась по его рукояти, горячими волнами перетекая в мои руки, окутывая меня живительным дыханием мощи великих демиургов. Меня окружил светящийся кокон какого–то энергетического поля.
– Гоблин меня задери, это что–то новенькое! – выдохнула я онемевшими от напряжения губами.
Огвур смотрел на меня ошарашено.
– Что это с тобой? – удивился он.
– Мой волшебный клинок почуял своего истинного врага и активизировал все доступные магические ресурсы. Отойди в сторону, Белый волк, эти враги тебе не по зубам.
– Еще чего! – упрямо набычился тысячник. – Я не привык отступать!
Ураганы подступили вплотную к нам. Рядом заклубились два почти незримых, едва видимых облака, практически не различимых в тусклом солнечном свете. Исходящий от них холод леденил кожу, сковывал движения, превращал выдыхаемый нами воздух в клубы студеного искрящегося пара. Существа перемещались слишком быстро, постоянно ускользая из поля зрения, итак практически не способного засечь их хаотично изменяющиеся формы и размытые контуры. Внезапно что–то тонкое и полупрозрачное просвистело в стылом тумане, и два пальца на правой руке Огвура, сжимавшей Симхеллу, отделились от смуглой кисти, повиснув на жалких лоскутах кожи. Орк пронзительно закричал, падая на колени и зажимая страшную рану, пытаясь остановить поток алой крови, хлынувший на траву. Краем глаза я засекла крадущиеся движения Ланса, достающего из сумки свой миниатюрный арбалет.
– Не смей! – коротко приказала я. – Болт не причинит им вреда. Забирай Огвура и уводи его в таверну. Там отыщи в моем багаже огарок белой свечи тетушки Чумы и залечи его раны!
– А ты? – опасливо отозвался полуэльф, заботливо подхватывая побледневшего от сильной кровопотери орка.
– Уходите! – повторно потребовала я, отступая в сторону и уводя за собой призрачных тварей. – Вы мне ничем не поможете, а напротив – только помешаете. Это не ваш бой.
Твари благоразумно подходили ко мне с противоположных сторон, наступая синхронно и одновременно, вынуждая постоянно вертеть головой, угрожающе поводя пылающим лезвием клинка. К счастью, я уже давно и дольно успешно усвоила основное правило боя – дальновидный, желающий пожить подольше, смотрит не вперед, а вокруг себя. Кем бы ни являлись эти странные существа – проявлением стихии, демонами, животными или людьми – они, безусловно, обладали мощным интеллектом и отлично развитой способностью к стратегическому ведению боевых действий. Они согласованно и планомерно оттесняли меня к хрупкому льду, покрывавшему поверхность реки. Провались я в полынью, и мне неизбежно грозит быстрая и мучительная гибель. Кроме того, теперь я прекрасно понимала природу возникновения страшных подмороженных ран, ставших причиной смерти могучих кентавров.
Под моей пяткой угрожающе хрупнул первый прибрежный ледок. Я замерла на краю берега. Отступать дальше стало уже некуда…