«Да, стрелы отравлены, — ответил наставник на немой вопрос. — Кстати, так бывает очень часто. А уж у банги это правило. Тебе, видно, нравится выглядеть как подушечка для иголок — ты даже не попытался отбить их мечом. Или отвести усилием воли. А между тем хороший стрелок способен пробить воина стрелой насквозь вместе с доспехами. Подумай об этом. Поздравляю. Смерть от яда — это некоторое разнообразие в твоем путешествии».
Телом овладевала не боль. Мука. Мышцы стекленели. Сашка еще мог шевелить пальцами, но постепенно и они застывали. Вот сейчас остановится сердце или грудная клетка перестанет вздыматься, и он умрет от удушья.
«Отбить мечом или отвести усилием воли, — горько усмехнулся про себя Сашка. — Или стать прозрачным, чтобы они пролетели сквозь растаявшее тело, а потом вновь материализоваться».
«Интересный способ, кстати, — послышался голос наставника. — Насчет того, чтобы „стать прозрачным“. Я бы рекомендовал попробовать… после очередного воскрешения».
После воскрешения? Ну уж нет. И осколком затухающего сознания Сашка заставил сердце биться. Так, чтобы ребра затрещали от боли. Он даже считал про себя: «раз-два, раз-два»! И бездонный вдох с помощью этих же ребер. И напряжение в остекленевших мышцах такое, что, кажется, кости расщепляются на осколки, а сухожилия лопаются. И кровь, которая должна, должна пробиваться сквозь сосуды и сжигать, растворять яд. Пусть даже для этого ей придется превратиться в пламя или в кислоту. Смерть отступила. Бессилие навалилось. Судорогами свело тело. Когда Сашка поднялся на ноги и стал выдергивать стрелы, его било крупной дрожью.
«Неплохо. Вообще-то от этого яда не выживают. Но твой маленький подвиг оказался слишком долгим и шумным. В следующий раз я не дам столько времени».
Наставник держал слово. С каждым следующим боем становилось все труднее и труднее. И Сашка с ужасом начинал ловить себя на мысли, что ему нравится побеждать. Азарт смертельной игры охватывал его. Теперь он стоял, тяжело дыша, и смотрел, как его противник приходит в себя. Смотрел и проигрывал в голове, каких движений следует ожидать от нари в черных доспехах на голову выше и в полтора раза шире его в плечах. Как ему отвечать на эти движения.
Внезапно лицо жертвы исказилось, передернулось туманом, и с тропы поднялся наставник. Он по-прежнему имел внешность Арбана-строителя. Сашка отступил на шаг и принял оборонительную позицию.
— Успокойся, — сказал наставник. — Сейчас мне надо поговорить с тобой.
Сашка кивнул, но остался в том же положении.
— Ты должен уметь реагировать, не стоя с мечом на изготовку, — мягко сказал наставник. — В обычном городе, на людной улице такая позиция может вызвать много вопросов. К тому же в конце концов ты устанешь. Будь готов к нападению, но не превращай жизнь в ожидание нападения. Представь себе, что ты, расслабившись, идешь по улице и встречаешь меня. У меня нет оружия.
Наставник демонстративно отбросил в сторону меч.
— А нож? Камень? Руки?
— Ты научился чувствовать опасность, — сказал наставник. — Сейчас ты ее чувствуешь?
— Нет. Но это ничего не значит.
— Правильно, — кивнул наставник. — Только необученный молокосос распространяет вокруг себя ауру ненависти, крови, злобы. Самая страшная опасность остается незаметной до последнего мгновения. Настоящий убийца не обнаружит себя даже мыслью. Но об этом мы, возможно, поговорим после. Это из области истинного искусства. Сейчас о главной твоей ошибке.
— О какой ошибке? — переспросил Сашка.
— В тебе удивительным образом сочетается страх перед каждым новым противником, ощущение неминуемой гибели, когда ты сражаешься со мной, и самоуверенность молодого бойцового петуха. Не должно быть страха. Ощущение гибели есть ее начало. Самоуверенность — первый признак слепоты. Ты понял? Будь холоден, как северный ветер.
Наставник внимательно смотрел на него. Сашка взглянул ему в глаза и не увидел там ничего. Ни сочувствия, ни интереса, ни презрения. Ничего.
— Надеюсь, ты понял, — вздохнул наставник. — Только как это понимание соединить с твоими умениями, ощущениями? Да опусти ты меч! Уже по напряжению мышц даже средний боец угадает твое будущее движение! Для того чтобы тебя победить, не нужно даже и меча. Смотри!
Он сделал молниеносное движение, схватил пальцами клинок и резко дернул на себя. Сашка напрягся, пытаясь удержать меч, но уже в следующую секунду летел кубарем. Наставник не только выпустил лезвие, но и подтолкнул его в момент рывка.
— Опусти меч! — строго приказал наставник. — Сейчас он тебе не поможет! Иди сюда, садись на тропу и слушай то, что я буду тебе говорить.
Сашка подошел и, не сводя глаз с наставника, сел, положив меч рядом.
— Послушай меня, Арбан, — сказал наставник. — В тебе достаточно внутренней силы, но нет искры. Мне не удается выбить ее из тебя. Я думал, что страх смерти раздует в тебе пламя, но этого не случилось. А делать из тебя хорошего рядового воина, который будет неплохо управляться с мечом в рядах пешей гвардии, я не стану. Это не поможет. Ты можешь стать отличным воином, но всегда найдется кто-то более быстрый, сильный, удачливый. Умение — ничто без внутреннего сосредоточения, которое одновременно является полной внутренней расслабленностью. Голова нужна для того, чтобы обдумывать слова, которые слетают с твоих губ. В бою она не помощник. Ты проигрываешь в тот момент, когда начинаешь думать, какой удар тебе нанести. Фехтовальщики Ари-Гарда, которые были одними из лучших фехтовальщиков Эл-Лиа после завершения Большой Зимы, занимались по несколько дюжин лет, чтобы достичь этого внутреннего спокойствия. И некоторым это удавалось. И тогда те, кто вставал против них в поединке, вынуждены были отступать перед силой, которой не найти объяснения. Противники лучших фехтовальщиков Ари-Гарда ощущали невероятное присутствие спокойствия. Убийственного спокойствия. Путь постижения такого мастерства сложен. Нужно на протяжении многих лет прислушиваться к всеобъемлющей пустоте. Пытаться уловить ее волны, дрожь, дыхание сущего. Ты можешь победить еще в лигах схваток, но у нас нет полуварма лет на медитацию и на самоуспокоение.
— Значит, я всего лишь человек? — выдохнул Сашка. — И у меня нет никаких особенных способностей?
— Всего лишь человек? — переспросил наставник. — Чем же плохо, если это и так? Ты разумное существо! Хочешь отделить простых элбанов от колдунов, демонов и богов? Все это состояния разума и силы, подвластные воле Эла. Ты начинаешь путь из точки, которую определил тебе Эл. Это все, что он сделал для тебя. Остальное ты должен сделать сам.
— А если во мне вовсе нет искры?! — в отчаянии спросил Сашка.
— Нет искры? — усмехнулся наставник. — В тебе кровь Арбана! Это больше чем искра! Это пламя, с которым не всякий сладит! А искра? Посмотри на камень, из которого выложена тропа. В нем тоже вроде бы нет искры, но если я ударю его клинком, эта искра появится. И если она попадет на подготовленное место, может возникнуть пламя. И я зажгу тебя так же! Пусть для этого тебе и придется испытать что-то страшнее смерти.
— Что может быть страшнее смерти? — спросил Сашка.
— Очень многое, — сказал наставник, поднимаясь.
Он встал и поднял меч. С усмешкой взглянул на вскочившего Сашку, и ударил клинком по каменной тропе. Пламя вырвалось из-под меча, камни раскрошились, и между ним и Сашкой начала медленно расширяться черная бездна.
— Зачем? — не понял Сашка, глядя через увеличивающуюся пустоту, которую уже начинал затягивать клочьями туман.
— Чтобы ты сделал невозможное, — ответил наставник. — Смотри!
Он щелкнул пальцами, и перед ним на краю пропасти появилась странно знакомая фигура.
— Кто это? — спросил Сашка, чувствуя, как сердце застывает в груди.
— Разве ты не узнал? — удивился наставник и сдернул платок. — А теперь?
— Мама? — прошептал Сашка.
— Саша? — тихо, но с отчетливым удивлением, отозвалась мать.
— Ну, вот и встретились, — улыбнулся наставник. — Ты, конечно, можешь говорить, что и это иллюзия, но согласись, что даже в иллюзии ты умирал по настоящему. Представь, что почувствует твоя мать, если я буду отрубать выступающие части ее тела? Медленно и не торопясь.