Город занимали отряды раддов. Даже издали было видно, как складываются из разобранных зданий у моста торопливые бастионы, забиваются оконные проемы, перекрываются узкие улочки. Огромная армия Бангорда явно собиралась обороняться или побеждать противника магией. Только зачем нужна магия, если избыток силы затопил равнину до горизонта? Свободным оставался только высокий холм с останками могучего дерева.

Баюл, как обычно, пришел к Сашу с тарелкой каши, присел в отдалении, положил рядом пику.

— Слышишь? — почесал лоб, замялся. — Делать-то что будем?

— Не знаю, — уже в который раз спокойно ответил ему Саш.

— Да я не о битве, — поморщился банги. — Тут думать нечего, вот так просто, клинок в клинок, эту армию вряд ли кто победит. И ты сам это знаешь. Я о другом. Раньше мне все как-то проще казалось: подберемся к Бангорду, кто бы ни прятался под его личиной, прикончим, и все, конец магии, все свободны! Дарджинцы — по домам, деревни строить, земли Дары распахивать, салмы — в казармы. Или тоже по домам. А теперь я в этом не уверен. Во-первых, судя по той молнии, что нам всем затылки опалила, прикончить Бангорда будет непросто. Он и с Эрдвизом справился только потому, что они с ним одной крови. Во-вторых, Альма! Она хоть и в городе где-то, а все одно такой противник, против которого у меня, к примеру, кроме ужаса, никаких возможностей. И, наконец, главное. Противник твой мне покоя не дает, Манк этот. Если убийца Аллона в Эл-Лиа пробрался с помощью Сиггрида, а потом вселился в Манка, совсем плохо получается. Он же ведь мог и в кого-то из нас вселиться! В тебя, например!

— Мог, — кивнул Саш, бросая пустую тарелку Баюлу. — Вот только не знаю, сразу я это должен был почувствовать или немного погодя?

— Думаю, что сразу, — прошептал Баюл и на всякий случай отступил на пару шагов. — Вот возьми Манка! Я тут порасспросил некоторых, что в связке с ним бежали, так вот Манк еще у ворот Маонд свихнулся. Бежал как зверь, по дороге двоих своих соседей по цепи загрыз, — пить хотел! А у нас вот вроде никто не свихнулся. Может, он в Лидда вселился? Или в кого из слуг Альмы?

— Или в тебя, но ждет своего мгновения, — кивнул Саш.

— А чего он ждет-то? — поежился от ужаса Баюл. — Чего он добивается-то? Чего этот демон, которого Бангордом теперь прозывают, добивается, я вроде понял. Обижен он сильно, что вышвырнули его из Эл-Лиа, только понять не может, на кого обижаться! Богов тут никаких нет, а что ему убийца Аллона обещал, вряд ли мы узнаем когда-нибудь. Наверное, прельстил чем, а может, и не обещал ничего. Может, Бангорд этот нынешний и не знал, что не Бренга ведет мириться к источнику, а убийцу неведомого! Может быть, он невинным себя чувствует. Вот решил захватить всю Эл-Лиа, чтобы отомстить за обиду. А за обман он, по его разумению, убийце Аллона уже отомстил. Помощника его срубил, да и меч дымный хозяину не вернул! Все ясно с демоном, одного я не пойму, чего сам этот тайный убийца Аллона добивается-то? Меч дымный себе вернуть? А зачем он ему? Богов больше нет, источник сущего неизвестно где. А если бы и был, из-за чего вся затея-то?

— Если бы я знал, возможно, и не сидел бы сейчас здесь, — прошептал Саш. — Вот думаю, и так и так прикидываю: по всему получается, что хотел этот незнакомец весь мир уничтожить!

— А что такое — весь, мир? — вдруг спросил Баюл.

Он присел на траву и, как маленький зверек, уставился в глаза Сашу.

— Что такое — весь мир? Все, где мы бывали? Или только наш дом?… Эл-Айран от моря до моря? Ожерелье миров?… Сколько камешков в этом Ожерелье? Все миры, где элбаны ходят на двух ногах, ползают, прыгают, летают? Миры, где ни зверька даже нет? Что это такое — весь мир? Где его границы?

— Почему вдруг ты заговорил о границах? — не понял Саш.

— Да потому, что весь наш мир — это границы! — махнул рукой Баюл. — Или ты думаешь, я не ломал голову над этой загадкой? Не от нашего мира этот убийца! Не в том смысле, что не из Эл-Лиа, а вообще не от нашего мира. Подумай сам. Кто-то без имени попытался уничтожить мир. Неудачно, но затею свою не бросил! Другой вопрос, как он сюда попал, но и сам по себе этот убийца не прост, очень не прост! Любым именем может назваться? Выходит, может прикинуться банги, может стать человеком, нари, белу, кем угодно!… Приказывать может демонам. Вот ужас-то! Ты бы мог приказывать Эрдвизу или этой самой Лакум? Илле?… Чем он их взял? Что есть такого, что может испугать демона, у которого и противников-то в отдельном углу мира нет? Чем он мог их соблазнить? Чем испугать? В чем его власть? В чем его главный секрет?!

— Так в чем же? — не понял Саш.

— Границы! — прошипел Баюл. — Лодку будет топить только тот, кто умеет плавать. Дерево рубить только тот, кто не живет на этом дереве. Пещеру рушить кто угодно, но не банги, что живет в этой пещере. Уничтожать мир может только тот, кто не принадлежит этому миру! Вот в чем ужас! Вот что может даже демонов заставить дрожать от страха!

— Разве есть что-то кроме сотворенного Элом? — спросил Саш.

— Я не мудрец, что ищет ответы в древних книгах, — зло плюнул Баюл. — Хотя было время, и я пальцы над манускриптами слюнявил. Только думаю, в древних присказках не вся правда изложена, а ее часть. Ведь как учат мудрецы: «…мгла простиралась над мглою, со мглой смешивалась и во мглу перетекала. И соткался из мглы Эл пресветлый. И стало ему одиноко. И разделил он себя на части и из одной части сделал твердь, а вторую зажег над первой, чтоб были тепло, свет, вода, жизнь и прочая ерунда…» Ты понимаешь? «И соткался из мглы». Из ничего? «И стало ему одиноко». А до этого одиноко не было? А кем он был, до того как соткался? И один ли он там был? И что стало с остальными?… Сколько мглы он оттянул на себя, чтобы соткаться? Сколько им осталось, тем, кто был рядом, или внутри, или снаружи, или везде?… Начинаешь думать об этом, и всякий раз в голову приходит одно и то же. Вот возьми равнину. Ничья она, эта равнина. Бескрайняя и пустая. Хочешь, иди направо, хочешь — налево. Хочешь, на месте стой, а хочешь, подпрыгивай. И вот идешь ты по этой равнине и вдруг видишь, что поперек нее забор. Высокий — не перелезть, не подкопаться. Что ж, идешь вдоль забора. Долго идешь, а конца забору нет. Разворачиваешься, идешь обратно, а конца забору опять нет.

И кажется тебе, что, если ты и от забора будешь уходить, опять в забор рано или поздно уткнешься. И начинаешь ты проклинать Эла, который забор этот выстроил и часть равнины от тебя отгородил! И вдруг находишь в заборе дыру. Пролезаешь туда и видишь, что там все не так, как на твоей родной равнине. Настолько все не так, что ты задыхаться начинаешь, шерстью обрастать от злости и ненависти! Да и в довершение ко всему понимаешь, что никогда больше не будет у тебя свободных прогулок по этой твоей равнине, а будут только прогулки от забора до забора. Я уж не говорю, что за этим забором расплодилась куча наглецов, которые не себя, а тебя пришельцем считают! И что? Да кто же не захочет снести этот забор со всеми проживающими за ним уродливыми созданиями? До камня выжечь этот отгороженный кусок равнины! Чего ж винить этого убийцу Аллона? А?

Баюл сидел на траве и смотрел в лицо Саша с таким выражением, словно хотел услышать от него нечто важное, что именно сейчас, теперь, успокоит его или наконец разъяснит что-то главное и срочное.

— Послушай, — поморщился Саш, — забор — это серьезно. Ты еще Ожерелье миров с удавкой сравни. А если не забор, а элбан? Только один элбан идет поперек этой твоей пустой и бескрайней равнины. И однажды ты сталкиваешься с ним нос к носу. И ты уже понимаешь, что на этой равнине живешь не один и что рано или поздно снова столкнешься с ним. Это достаточная причина, чтобы убить этого элбана? Выжечь его каленым железом, чтобы и память о нем прогорела дотла?

— А! — Баюл погрозил Сашу пальцем и закатился в беззвучном хохоте. — Это же элбан! Терпение, друг, терпение нужно в жизни. А вот если речь идет о скопище злых лесных муравьев вместе с их муравейником на твоем огороде, тут уж надо действовать решительно. Выжечь!