— Спасибо.

— Сам возьмешь или, может, мне привезти? — спросил Павел.

— Пусть пока там полежит. — Уткин отодвинул пустую тарелку, уперся локтями в стол. — У меня к тебе просьба будет. Помоги в одном деле...

— Смотря какое дело.

— Не очень трудное.

— Мне по инструкции положено тебе помогать, — сказал Павел. — Но учти — время подпирает. Я ведь торчу здесь уже сорок дней.

— Это много времени не займет.

— Тогда говори.

Уткин сунул в рот сигарету.

— Подари зажигалку.

— Понравилась? Последняя модель — пьезоэлектрическая, — не без гордости сказал Павел, вынимая из кармана зажигалку.

Павел тоже закурил.

— Так вот какая штука, — начал Уткин. — У меня сосед есть, в горжилуправлении работает. Мы с ним вроде бы неплохо подружились. И на рыбалку ходим, и о политике толкуем, и в картишки перебрасываемся... Он из тех, знаешь, без страха и упрека, хотя и простоват немного... Так вот, в последнее время не нравится он мне. Исчезла естественность в общении, а это знак плохой. Такое впечатление, что он меня одного в своем доме не оставит — побоится, украду что-нибудь. Скажем, телевизор... — Уткин замолчал, раздумывая.

Бузулуков вставил слово:

— В таких ситуациях надо уходить на запасную базу.

— Легко сказать... Столько труда стоило легализоваться! — Уткин загасил окурок. — Нет, сначала надо убедиться. Может, мне только мерещится?

— Понимаю.

Павел отметил про себя, что, по всей вероятности, запасной базы Уткин себе заложить пока не успел.

Было невооруженным глазом видно, что агент очень неспокоен. От Павла не укрылось, как его передернуло, когда были помянуты рубли и марки. У Павла это вырвалось почти непроизвольно, он даже на миг испугался, что слишком много себе позволил, но Уткин проглотил горькую пилюлю как привычное, хоть и противное лекарство. Значит, давняя оговорка гложет его постоянно, словно незалеченная язва.

По правде говоря, наблюдать душевные терзания врага было, с одной стороны, интересно, а с другой — не очень-то приятно. Какой-то осадок образовывался. Или что-то вроде оскомины...

— Ну, ладно, — сказал после долгого молчания Уткин, — ты не мышка, я не кошка, нечего играть. Слушай дело...

Он снова закурил, повертел зажигалку.

— Значит, обставим так. Ты напишешь мне письмо примерно такого содержания: «Дорогой Володя! У меня к тебе большая просьба. Мама очень просит достать ей пуховый платок, ее старенький износился. Я слышала, в ваших краях платки в магазинах бывают. Если можешь, купи. Деньги я вышлю. Жду ответа. Целую. Твоя Катя».

— Может, лучше Катюша? — без улыбки подковырнул Павел.

— Не веселись, — осадил его Уткин. — Сходи-ка на вокзал, купи в киоске конверт и бумагу.

— Прямо сейчас?

— Не завтра же.

Павел сходил на вокзал, купил конверт с бумагой, вернулся.

К тому времени народу в кафе поднабралось, но свободных мест оставалось еще много. К их столику никто не подходил.

Уткин начал диктовать, Павел писал.

— «Твоя Катя». Точка. — Уткин сделал паузу. — Теперь постскриптум... Знаешь, что такое постскриптум?

— Ну, как же, не в лесу родился.

— Тогда ставь пэ-эс и пиши: «Посылаю тебе обещанное семечко, о котором ты просил». Теперь все.

Уткин взял листок, прочел, сложил, заклеил конверт.

— Нацарапай адрес — Он продиктовал Павлу название улицы, номер дома, а квартиру назвал третью — не свою, а Бориса Петровича.

— Все правильно? — спросил, написав адрес, Павел.

— Правильно, правильно, — сказал Уткин.

Павел только после его слов сообразил, что выдал себя, ибо из его замечания с очевидностью явствовало, что ему понятна комбинация, затеянная Уткиным, так как комбинация эта строилась на неверно указанном номере квартиры. Замечание свидетельствовало о том, что Павел знает настоящий номер квартиры Уткина, а ведь Бузулукову в центре адрес не сообщали...

Павел ждал, что тут-то все оно и закончится. «Финиш», — сказал он про себя...

Но ничего не произошло. Невероятно, но факт: Уткин не обратил на промах Павла никакого внимания...

— Не понимаю, в чем соль, — сказал Павел, стараясь не выдать голосом волнения.

— Чему ж тебя учили? — как будто удивился Уткин. — Просто и надежно. Письмо придет в третью квартиру, к этому моему соседу. Если он его вскроет, чтобы прочесть, то долго будет искать на полу, куда закатилось семечко. И не найдет. И положит свое. Он у нас знатный цветовод... Не дошло?

Павел улыбнулся, и ему самому показалось, что он никогда еще не улыбался так искренне и так облегченно. Пронесло! Он сказал:

— Действительно просто, а я бы не додумался.

Он, конечно, давно додумался и сейчас благодарил судьбу, что Уткин ничего не заподозрил. Совсем размагнитился на сидячей работе... Видели бы его Марков с Сергеевым!

— Есть и другие способы. — Уткин говорил инструкторским тоном. Он, кажется, отдыхал и оттаивал, слушая себя. — Например, скажем, вложим в письмо песчинку, но тогда надо особенно тщательно заклеивать конверт.

— Меня таким вещам не учили, — сказал Павел.

— Напрасно.

Уткин замолк, а Павел ждал, катая по гладкой пластиковой поверхности стола хлебный шарик. Наконец Уткин прервал молчание.

— И вот что еще. Надо заодно и хозяйку проверить. На это тебе понадобится не больше часа. Сейчас пойдешь ко мне, адрес знаешь, только квартира номер четыре, не три. Хозяйку зовут Домна Поликарповна. Скажешь, что ты мой сослуживец, работаем вместе на телефонном узле. Меня вызвали в военкомат, а военный билет я оставил в гардеробе, в нижнем ящике, где белье. Скажи, прислал тебя за билетом.

— Ну, а если она не даст?

— Неважно. Мне интересно, как она себя вести будет.

— Прямо сию минуту отправляться?

— Именно. Но встретимся мы не здесь, а в кафе «Снежинка». Это на улице Герцена. Спросишь — покажут. Портфель и плащ я заберу. Все ясно?

— Ясно.

— Садись на шестой троллейбус, сойдешь на остановке «Теплоприбор». Письмо в ящик бросить не забудь.

Павел ушел.

Расплатившись, Уткин взял портфель и плащ и тоже покинул кафе.

...Павел сошел с троллейбуса на остановку раньше, забежал на почту, опустил в ящик письмо, затем отыскал возле одного из новых домов будку телефона-автомата.

— Антонов?

— Да, — услышал он знакомый голос.

— Это Синицын. Слушай и запоминай. Борис Петрович получит письмо на имя Уткина. Ни в коем случае не вскрывать, понял?

— Понял.

— Письмо опущено сегодня, значит — завтра придет. Или у вас почта не торопится?

— Если сдать письмо в почтовое отделение адресата, вечером уже придет.

— Я так и сделал. Пусть Борис Петрович сразу отнесет Уткину или его хозяйке.

— Есть.

— Все. Пока. Остальное — по плану.

— Понял. Привет.

Опасаясь, что Уткин может ехать в следующем троллейбусе, Павел дальше пошел проходными дворами — расположение он успел изучить раньше.

Он размышлял, для чего понадобился Уткину этот фокус с военным билетом. Кого таким образом Уткин проверяет — хозяйку или его? Похоже, что не хозяйку.

Позже Павел узнает, что напрасно он думал, будто Уткин пропустил мимо ушей и марки, и замечание Павла о точности адреса. Уткин только не показал вида, по у него уже в кафе зародилось недоверие к Бузулукову. А все дальнейшее только укрепило его в этом недоверии...

Минут через десять Павел стоял на площадке перед квартирой Домны Поликарповны и нажимал на кнопку звонка.

— Кто там? — спросил за дверью низкий голос. Павел даже растерялся, он подумал, что голос принадлежит мужчине, и решил, что не туда попал.

— Я от Владимира. Откройте, пожалуйста, — сказал он.

Дверь приоткрылась настолько, насколько позволяла цепочка...

— Вы Домна Поликарповна? — как можно любезнее осведомился Павел.

— Да. Я вас слушаю.

В квартиру она его пускать явно не собиралась.

Павел боялся этой очной ставки. К тому же они были в неравных условиях: он видел лишь одну половину лица Домны Поликарповны, она могла разглядеть Павла всего, с ног до головы. Чтобы уравнять условия, Павел приблизился вплотную, прижался к косяку грудью.