Она тяжело вздохнула.

— Да, да, да!

— Ты ошибаешься, Зоя. Это не причина. Это только сон.

— Нет. Все мои сны были вещими. И впоследствии сбывались.

— Нет! Они не сбывались в буквальном смысле. Ни Леонора, ни я не пострадали, как ты боялась. И хотя твой Штефан попал под автобус, но тоже не погиб!

Рожье гневно взмахнул руками.

— Выслушай меня, Франсуа. — Она крепко сжала его запястье. — Ты должен меня выслушать!

— Хорошо.

Его глаза приобрели ледяное выражение.

— Я понимаю, что мои предчувствия не совпадают в деталях. Это всего лишь предупреждения. Беглые наброски грозящей опасности.

Он покачал головой.

— Твои заключения не выдерживают критики.

— Тогда что это? Глупые фантазии истерички? — оборвала она. — Наслушался Уильяма и решил, что я такая же, как моя мать?

Он тряхнул волосами и попытался обуздать свой гнев.

— Извини. Продолжай.

— Я подробно рассказала тебе свой сон про авиакатастрофу за несколько недель до нее. Еще раз предупредила тебя за несколько дней до полета. И мое пророчество сбылось.

Зоя сердито смахнула слезы. Почему, ну почему он не хочет ее понять?!

И снова Франсуа покачал головой.

— Ради Бога, Франсуа! Поппи — твоя жена, мать Леоноры — погибла в ужасной катастрофе. Погибла как раз тогда, когда я ждала какой-то беды. Какие еще доказательства тебе нужны?

— Я согласен, твой сон был пророческим. Но только в общих чертах.

— Ты упрямо не хочешь видеть правду, потому что считаешь себя реалистом! — вспыхнула Зоя.

Франсуа продолжал хранить молчание.

— Ну, хорошо, если ты не веришь в мои сны, то почему обвинил меня в случившемся? Если эти сны всего лишь полет фантазии, как они довели нас до разрыва? Ты ведь поверил в них, правда? Значит, ты не такой скептик, каким хочешь казаться.

— Может быть, ты и права. Просто я плохо разбираюсь в таких вещах.

Измученная Зоя откинулась на спинку кресла. По крайней мере, он перестал спорить.

— Значит, из-за этого последнего сна ты чувствуешь себя обязанной вернуться к Чарльзу?

— Да.

Глаза Зои затуманились от усталости.

— А если ты этого не сделаешь, его тоже ждет какая-то страшная катастрофа?

— Да. Именно так.

— О Боже!

— Я видела этот сон не один раз, Франсуа. Он повторяется. Это предупреждение.

— Что я могу сделать? Когда ты начинаешь так говорить, я бессилен. Но должен быть способ переубедить тебя. Пожалуйста, Зоя.

— Разве можно строить свое личное счастье на костях другого человека? Как я буду жить, если с Чарльзом случится несчастье?

— Это безумие, — печально сказал он. — Готов биться об заклад, что твой Чарльз бессмертен.

— Он так же уязвим, как и все мы.

Франсуа, остро переживавший свою беспомощность, готов был лопнуть от злости.

— В голове не укладывается, что ты вернешься к Чарльзу после чудесного дня, который мы провели вместе!

Она не смотрела ему в глаза.

— Ради Христа, что ты в нем нашла? — наконец взорвался Рожье.

— Он протянул мне руку помощи. Оказался рядом, когда ты оттолкнул меня.

— Ты проявила минутную слабость. Да, он оказал тебе моральную поддержку, но нельзя быть ему благодарной за это всю жизнь!

— Ты помнишь письмо, которое прислал мне перед тем, как улетел в Нью-Йорк? Оно окончательно добило меня. Как будто в сердце вонзили нож.

У Франсуа похолодело в животе. У него не было доводов, чтобы переубедить Зою. Он встал и пошел в туалет. Ноги не слушались, и ему пришлось держаться за спинки кресел.

Запершись в туалете, он умылся ледяной водой и сделал несколько глубоких вдохов. В зеркале над раковиной отражалось измученное, несчастное, унылое лицо отчаявшегося человека.

Он вернулся к Зое. Она улыбнулась ему с любовью и сочувствием, как мать, утешающая жестоко обиженного ребенка. Франсуа сел на место. Он был спокоен, холоден и жесток.

В самом подходящем настроении для прямого разговора.

— Ты спала с Чарльзом?

Зоя ничего не ответила, лишь густой румянец залил ее лицо и шею.

— Молчание — знак согласия? — с ледяным презрением спросил Рожье.

— Ох, Франсуа… — с упреком сказала она и отвернулась.

Он почувствовал приступ тошноты. Другого подтверждения не требовалось. В прошлом он уже испытал мучительную ревность. Неужели от нее нет спасения? Неужели она будет преследовать его всю жизнь?! Он уронил голову на руки.

— Я этого не вынесу. Меня выворачивает наизнанку.

Зоя похлопала его по руке.

— Ты не дал мне ответить, — настойчиво сказала она. — Просто поверил в худшее.

Он поднял глаза:

— Так ты не?..

— Нет.

— Ох, милая! О Боже, как я рад… — Франсуа схватил ее руку. — Прости меня.

Вспомнив то утро, когда Чарльз едва не овладел ею, Зоя низко опустила голову. Уловив ее настроение, Франсуа нахмурился.

— Но он притрагивается к тебе. Целует тебя.

— Мы обручены, — с убитым видом промолвила Зоя.

— О Боже, ведь скоро свадьба! А после этого ты будешь обязана спать с ним! — вспыхнул Франсуа.

Зоя не могла говорить, у нее перехватило горло. Франсуа вздохнул.

— Так что, в Лондоне мы расстанемся? — Она посмотрела ему в глаза и ничего не ответила. — Понимаю. Я посажу тебя в такси, а сам пойду домой. Так, да?

— Да.

Она понурила голову, не в силах вынести его осуждения и гнева.

Какая странная вещь любовь… Франсуа глубоко задумался. Он думал о Поппи. Думал о Леоноре. Вспомнил сонет Шекспира, который учил в школе, когда был мальчиком:

Франсуа встал, сел рядом с Зоей, обнял ее и стал гладить волосы и лицо.

— Что бы ни было, я не перестану любить тебя, милая. Даже ты не можешь заставить меня сделать это.

У вокзала он посадил Зою на такси. Маслянисто-черная машина отъехала от тротуара и понеслась вперед.

Франсуа повернулся и пошел к станции метро. Он принял решение. Он не станет терять надежду.

Зоя ехала в такси, застывшая и оцепеневшая.

В центре Лондона царили свет, тепло и веселье. Улицы были украшены к Рождеству, повсюду горели разноцветные фонари. Зоя подняла глаза и увидела в витрине огромного плюшевого медведя, весело подскакивающего на месте. Рядом с ним насмешливо скалилась маска клоуна.

По заснеженным тротуарам разгуливали парочки, то и дело останавливаясь у роскошных витрин. Люди, радостные, оживленные, выбирали подарки для родных, знакомых и друг для друга.

Она открыла сумочку, вынула подаренное Чарльзом кольцо и надела его на палец, отогнав от себя воспоминание о том, как быстро сняла его сегодня утром при виде Франсуа.

На такие вещи у Чарльза был нюх. Он бы непременно заметил отсутствие кольца.

Он ждал ее в ресторане и допивал уже третий стакан джина с тоником, потому что Зоя опаздывала. Увидев ее, Чарльз поднялся.

Вид у него был скорее раздосадованный, чем взволнованный. Впрочем, волнение чаще всего выражается именно таким образом.

— Ангел… — Он наклонился и поцеловал ее. — Я так долго тебя ждал, что уже готов был встать и уйти. — Тут он не выдержал и фыркнул. Встать и уйти из ресторана для Чарльза было так же немыслимо, как для монаха нарушить обет целомудрия.

— Извини, Чарльз. Пришлось возвращаться более поздним поездом, чем я рассчитывала.

Зоя почувствовала укол стыда. Она не любила лгать. Вместо «я» надо было сказать «мы».

— Ты могла бы позвонить мне из поезда, — мягко напомнил он. — Надо беречь самолюбие человека, который вынужден киснуть в одиночестве за уютным столиком на двоих!