— Ты все знаешь, верно? Особенно когда я собираюсь сорваться с цепи?

Внезапно у нее возникло поразительно сильное убеждение, что пришла пора вылезти из своего болота и еще раз взять жизнь за шкирку. В последние дни благодаря Леоноре, Франсуа, а теперь и Зое Пич она вновь почувствовала себя полезной. Необходимой. И вновь обрела чувство времени. Нельзя попусту терять часы и недели, если ты должен многое сделать, многое вспомнить и многое узнать заново.

— Я справлюсь, — сказала она Риску, который немедленно сел, выпрямился, поднял ясные глаза и застучал хвостом по полу. — Ну, если ты согласен со мной, значит, так тому и быть.

Она позвонила в магазин и, ликующе размахивая трубкой, заявила своей работодательнице об уходе. Там к этому отнеслись очень спокойно: оказывается, на ее место претендует целая очередь.

Марина, ошеломленная собственной прытью, пересчитала свои скудные сбережения и поискала, что можно было бы продать, если ей будет угрожать голодная смерть. Старинные часы? Стереосистему Колина?

Когда возбуждение и страх дошли до предела, Марина сказала себе: что-то случится еще до того, как закончатся деньги. Что-то хорошее. Она обрела свободу, а свобода дороже денег. И все же нужда ей не грозит. Все будет хорошо.

Преследуемая Риском, она поднялась в чулан и принялась рыться в куче старых папок, хранившихся со студенческих лет.

«Обучение», «Восприятие», «Экспериментальное изучение сна»… О Боже, неужели когда-то она все это знала? Отпихнув ненужные материалы, она с жаром углубилась в остальное. Не может быть, чтобы ее драгоценная папка исчезла! Закон Мэрфи. То, что ищешь, всегда находишь в последнюю очередь.

— Ага, вот она! — громко вскрикнула Марина, напугав Риска, и откинула крышку.

На титульном листе красовалось тщательно выведенное длинное название. А под ним значилось ее имя, потому что именно она собрала эту папку.

— Слушай, — сказала Марина, задрожавшему Риску. — «Таинственные явления человеческой психики». Что, звучит?

Она просмотрела подзаголовок: «Паранормальные явления, телепатия, ясновидение, предвидение».

О да, это была та самая папка. Марина отнесла ее на кухню, стерла пыль с крышки и пожелтевшего обреза бумаги и начала читать.

Прошел час. Два. Три. Риск с укором потрогал ее лапой. Гулять пора! Обедать! И вообще, что за дела?

Она вытянула затекшие ноги.

— Да-да. О'кей.

Они вышли на солнышко. В деревьях сновали яркие пичужки, похожие на драгоценные камни. На ветках искрилась и колыхалась новая листва.

Марина улыбалась. Все должно быть хорошо.

Когда Зоя вернулась домой, на крыльце, прислонившись к косяку, стоял Чарльз.

— Ангел! — воскликнул он, по-хозяйски обнял ее и поцеловал в макушку — единственное, что Зоя могла предложить ему в данную минуту.

— Чарльз! А я думала, что ты позвонишь мне в половине восьмого?

Она не то что была ему не рада, однако не сумела подавить нотку протеста.

Чарльз уловил эту нотку, но не слишком испугался. Он знал, что быстро вылечить Зою от любовной хандры и мыслей о Франсуа Рожье не удастся. Ничего, он с ним еще потягается. По правде говоря, ее преданность другому мужчине только добавляла блюду пикантности.

— Я не мог дождаться, когда увижу тебя, — объяснил он. — Иногда у меня бывает такое чувство, что, если за тобой не смотреть в оба, ты возьмешь и улетишь.

Зоя отперла дверь и пригласила его войти.

В проволочной корзине под ящиком для корреспонденции лежала утренняя почта. Молодая женщина бросила на нее жадный взгляд, помимо воли надеясь найти там весточку от Франсуа, которая бы значила, что он не навсегда порвал с ней.

С нарочитым безразличием она вынула конверты из сетки и прошла в гостиную.

— Садись, Чарльз, — вежливо, но суховато сказала она. — Я приготовлю чай.

— Лучше бы стаканчик виски, — протянул он. — И тогда можно будет не исчезать на кухне.

— Наливай сам, — предложила она, указывая на буфет с баром, — потому что я ненадолго исчезну в ванной. Думаю, ты переживаешь, если проведешь несколько минут в одиночестве.

— Только не слишком долго, — чарующе улыбнулся Чарльз, — а то я приду за тобой!

Проходя мимо, Зоя шлепнула его по макушке.

Она заперлась в ванной и лихорадочно просмотрела конверты. Боже, какое счастье! Письмо от Франсуа…

При одном взгляде на конверт, заполненный крупным наклонным почерком, у нее подкосились ноги.

«Дорогая Зоя, я улетаю в Штаты, чтобы доставить в Нью-Йорк тело Поппи. Я решил, что будет лучше, если я не стану приезжать и сообщать тебе о моих планах. Сама знаешь, почему.

Думаю, ты понимаешь и то, что нам многое нужно сказать друг другу. Но, наверно, есть вещи, о которых лучше не говорить. Франсуа».

За подписью следовала еще одна строчка, но так тщательно зачеркнутая, что ничего нельзя было разобрать.

Слова последнего прощания. Холодные, равнодушные, без проблеска надежды. Зоей овладело отчаяние. У нее отнялись ноги. Пришлось упереться руками в стену, чтобы не упасть. Я снова одна, в ужасе прошептала она.

Снизу доносились знакомые звуки. Шаги, шелест газеты, бульканье наливаемого в стакан тоника.

Дыхание жизни. Реальность. Повседневность. Чарльз.

Зоя медленно выпрямилась, откинула голову, глубоко вздохнула и смяла зажатый в руке листок. Получился крошечный шарик, влажный и теплый от жара ладони. Душу и мозг охватило ледяное бесчувствие.

Она подошла к зеркалу, до блеска расчесала волосы, надушилась и спокойно вернулась в гостиную.

Чарльз поднял глаза.

— Еще ослепительнее, чем прежде. — Он похлопал рукой по дивану. — Иди сюда.

Зоя села и собрала все силы, чтобы не думать о Франсуа. По крайней мере, в данный момент. Она повернулась к Чарльзу, изобразив на лице любезную улыбку.

— Не желаешь прокатиться в деревню? — спросил он.

— Как, прямо сейчас?

— Почему бы и нет?

Собирается познакомить меня с родителями, внезапно догадалась Зоя. Эта мысль показалась ей не столько неприятной, сколько забавной.

— Хочу показать тебя Чарльзу-старшему и матери, — улыбнулся он. — Родители ждут нас.

В машине она сказала:

— Чарльз, пойми меня правильно. Я счастлива познакомиться с твоими родителями. У меня никогда не было семьи в полном смысле этого слова, и к семейной жизни я отношусь с большим уважением.

— Отлично, отлично!

Он был очень доволен.

— Но я не хочу, чтобы меня «показывали» как трофей.

— Ох, извини, дорогая. Я просто неудачно выразился. Сорвалось с языка.

— Извиняю.

Кончиками пальцев она прикоснулась к его твердой, теплой и сухой руке.

Мужская плоть. Не принадлежащая Франсуа. Зоя порывисто вздохнула, едва не отдернула ладонь и приказала себе опомниться.

Глядя в окно, она следила за постепенно исчезавшим Лондоном. Затем они миновали пригород и наконец оказались в сельской местности. С обеих сторон шоссе простирались обширные поля. Деревья становились все более внушительными, а дороги — более узкими.

Вскоре они оказались на лесистой равнине.

Тут и там попадались изгороди, отмечавшие границы крупных земельных владений.

Интересно, что их ждет в конце поездки? Зоя знала о Чарльзе очень немного. Сначала она просто принимала его непринужденные ухаживания, а потом стало не до того. Чарльз ни словом не упоминал ни о своих родителях, ни о доме. Сказал только, что служит у дяди в коммерческом банке. У Зои сложилось впечатление, что он относится к своей работе не слишком серьезно. Кроме того, она знала, что у Чарльза есть небольшая квартирка в аристократическом районе Белгрейвия, вот и все.

Внезапно Чарльз свернул и проехал сквозь высокие чугунные ворота. Длинная подъездная аллея вела к величественному зданию из серого камня, увенчанному готическим фронтоном. Особняк. Небольшой, но внушительный.