Зоя ахнула от боли, когда носок ботинка ударил ее в голень. Она подняла горячее корчащееся тельце, уложила мальчика к себе на колени и принялась качать. Штефан по-прежнему неистово сжимал куклу во влажной от пота ладони. Когда пришла директор, ребенок уже лежал тихо и сосал свой большой палец.

Директор — бывалая женщина лет сорока с небольшим — сразу разобралась, что к чему.

Она взяла у Зои мальчика, положила его на раскладушку и укрыла одеялом.

— Ничего особенного. Такое со Штефаном уже случалось, — промолвила она. — Вам пора, а то опоздаете на следующий урок. Не беспокойтесь, я пришлю кого-нибудь присмотреть за ним.

Но Зоя беспокоилась. Видно, дома у Штефана творилось что-то неладное.

— Мы должны помочь ему, — сказала она директрисе.

Та кивнула и улыбнулась. Казалось, она много раз сталкивалась с такими проблемами.

— Сегодня вечером за Штефаном придет бабушка, и я поговорю с ней. Не беспокойтесь, — повторила она. — Мы сделаем все, что нужно.

Молодая женщина еще колебалась. Но директорша была совершенно права: это не ее дело. Кто она такая? Всего лишь приходящая учительница, обучающая детей языку. Обязанности пастуха должны выполнять те, кто работает здесь постоянно и присматривает за детьми изо дня в день.

— Иди, девочка! — повелительно сказала директор Леоноре, переводившей взгляд с одной на другую и жадно впитывавшей все сказанное и не сказанное. — Помоги мисс Пич донести вещи до машины!

Зоя покорно вышла из кабинета. Она думала о лежавшем на раскладушке мальчике и испытывала унизительное чувство, что не довела дело до конца. Обманула ребенка, который взывал о помощи. И тут ее вновь кольнуло ощущение приближающейся катастрофы.

О Боже! А разве она сама не нуждалась в помощи?

Зоя опустила взгляд, увидела бледное лицо шедшей рядом Леоноры и вспомнила, что есть еще один ребенок, которого нужно успокоить. Широко раскрытые глаза девочки были полны безмолвной мольбы.

Они дошли до машины и стали укладывать вещи в багажник. Зоя попыталась пошутить, но Леонора оставалась совершенно серьезной. Когда багажник захлопнулся, она круто повернулась и побежала в школу.

Зоя посмотрела вслед маленькой фигурке и поняла, что пора действовать.

— Сегодня, — сказала она себе. — Сегодня я сделаю это. Днем. Прежде, чем Леонора вернется из школы.

Франсуа разложил на столе отпечатки. Роскошные цветные фотографии интерьеров роскошных домов, принадлежавших роскошным людям. Экстравагантный фон для уверенно улыбавшихся в объектив красивых лиц.

Франсуа обладал редким даром заставлять людей быть перед камерой самими собой — даже если они предпочитали этого не делать.

Главный редактор одного из шикарных британских журналов уже заплатила Франсуа изрядную сумму за предыдущую серию фотографий, а за эту посулила еще больше. Один из снимков предстояло сделать на этой неделе. Какой-нибудь величественный особняк в сельской местности. Франсуа еще не знал, куда он поедет, но не слишком тревожился. Когда придет время, что-нибудь найдется, а уж он не ударит лицом в грязь. Красивые картинки не приносили ему морального удовлетворения. Он бы никогда не взялся за эту работу, если бы после развода не нуждался в деньгах.

Адвокат Франсуа считал, что его клиент сошел с ума, соглашаясь на неслыханные требования Поппи. Роскошная квартира в Ковент-Гардене, где она могла бы жить с Леонорой во время приездов в Лондон, исключительные права на красный «БМВ» с откидным верхом, который Франсуа купил на пятую годовщину их свадьбы. А сверх того все холсты, которые она приобрела во время своей карьеры владелицы картинной галереи; холсты, купленные на деньги Франсуа, поскольку он считал своим долгом помогать жене достичь успеха на избранном ею поприще.

Адвокат тяжело вздыхал и говорил Франсуа, что не следует потакать бывшей жене. И в самом деле, Франсуа часто напоминал себе, что это Поппи бросила его. Он любил ее, заботился о ней, а она ушла. По собственной воле оставила его и ушла к любовнику. У него не было причин для щедрости. Другие мужчины на его месте вели бы себя совсем по-иному.

Но у Франсуа не хватало духу отказать ей. Во время их совместной жизни он ничего не жалел для Поппи. Старые привычки и чувства еще не умерли, хотя он был вынужден признать, что в Поппи говорит обыкновенная алчность.

Наконец адвокат сдался, покачал головой и отправился составлять документ, оговаривавший неслыханно щедрые условия для бывшей супруги.

И теперь Франсуа был вынужден оплачивать кучу счетов, которые угрожали ему разорением, и хватался за любую возможность заработать. Он не мог позволить себе роскошь заниматься тем, что могло доставить творческое удовлетворение. Надо было делать дело, за которое хорошо платят.

Он зажег сигарету, затянулся и полюбовался глянцевыми отпечатками, на которых сверкали белоснежные зубы знаменитостей. Франсуа тяжело вздохнул, вспомнил, что решил бросить курить, и злобно ткнул кончик сигареты в дно тяжелой стеклянной пепельницы. Он полез в сумку и вынул оттуда тоненькую черную папку.

Достав оттуда несколько фотографий, Рожье бережно разложил их на столе напротив прежних.

Эти снимки были черно-белыми. Двадцать суровых, строгих портретов, снятых им в местном доме престарелых.

Галерея лиц, изборожденных морщинами, как древесная кора, смотрящих прямо в объектив. Портреты вызывали чувства сильные и мрачные. Если эти люди и улыбались, то лишь смущенно и покорно. Гораздо чаще на их лицах были написаны гнев, горечь и неприкрытый страх.

И все же этими кадрами можно было гордиться. Он отобразил на пленке то, что не могло оставить равнодушным никого на свете.

Человеческая ценность этих кадров далеко превосходила ценность фотографий патентованных красавиц и красавцев, а вот финансовая… Кто даст хоть пенни за портреты старых, никому не известных людей, ждущих смерти?

Он машинально потянулся за другой сигаретой, чиркнул зажигалкой и принялся рассеянно следить за струйкой поднимавшегося к потолку голубого дыма. За окном показался ярко-желтый автомобиль. Он ехал медленно и явно собирался припарковаться у крошечного палисадника Франсуа.

Дверь открылась, и наружу вышла женщина, такая же яркая и сияющая, как ее машина. Ее плечи окутывала алая шаль, в ушах раскачивались длинные серебряные серьги.

Мгновение Франсуа с любопытством рассматривал ее, а затем узнал.

Зоя Пич! Любимая учительница Леоноры.

Франсуа провел рукой по волосам и негромко чертыхнулся. Вторая сигарета последовала за первой, и он начал махать руками, разгоняя клубы дыма.

Дверь открылась прежде, чем Зоя оказалась возле нее.

Увидев хозяина, женщина слегка попятилась. У нее были широко расставленные, чуть раскосые глаза испуганной лани.

Франсуа кивнул ей:

— Входите, пожалуйста.

Зоя шла по коридору, и он ощущал горьковатый аромат ее духов, тепло ее кожи. При ее появлении в кабинете стало светлее, воздух засиял и заискрился.

Франсуа с любопытством прислушивался к своим ощущениям.

— Что, какие-нибудь сложности в Леонорой? — нарочито равнодушно осведомился он.

Зоя Пич обернулась, посмотрела ему в глаза и покачала головой.

— Сегодня она слишком тихая, вот и все.

Франсуа видел, что она борется с собственной нерешительностью. Странно… Во время приема у него сложилось впечатление, что это чрезвычайно уверенная в себе молодая женщина. Даже ершистая.

— Она все еще делает успехи?

Зоя нахмурилась. Казалось, она грезит наяву.

— Простите?

Было ясно, что она напрочь забыла о предыдущем разговоре.

— Леонора, — подсказал он. — Вы довольны ею?

— Да… О да, она молодец. У нее врожденная способность к языкам.

— Согласен. У нее было неудачное начало, вот и все. — Он улыбался, гадая, чем вызван этот визит. — А я думал, что вы хотите на нее пожаловаться.