— Входите, входите скорее! — взмолилась Марина, схватила Зою за руку и втащила в прихожую. — Сейчас все будет в порядке. Только отпустите Эль. Едва Риск определит ее пол, его враждебность как рукой снимет.

Зоя порозовела от возбуждения и смущения. Ее темные волосы падали на воротник ярко-зеленого пальто. На стройных ногах красовались замшевые туфельки цвета морской полны. Умей Марина писать портреты, она бы свернула горы ради того, чтобы Зоя позировала ей.

Когда нос подсказал Риску, что перед ним находится игривая юная дама, воцарилась блаженная тишина. Хриплое рычание тут же сменилось довольным повизгиванием. Две псины переместились в коридор, где принялись припадать на передние лапы и яростно размахивать хвостами. Зоя шагнула вперед, не сводя глаз со своей собаки…

При виде высокой неподвижной фигуры, контуры которой виднелись на фоне окна, она застыла на месте и коротко ахнула. На лице Франсуа были написаны оторопь и ошеломляющая радость. И на ее тоже.

Протиснувшись мимо остолбеневшей пары, Марина выгнала счастливых собак в сад.

— Бывают времена, — сказала она Эль и Риску, опускаясь на деревянную скамью, — когда три человека — это уже толпа.

Зоя двинулась к Франсуа, как зачарованная. Его руки обнимали ее. Его губы ласкали ее волосы, лоб, щеки.

Спустя вечность он отстранил ее. Его пальцы проделали тот же путь, что и губы.

— Живая… — выдохнул он. — Не голос. Не воспоминание. Действительно ты.

Зоя не могла на него наглядеться. Он эхом повторял слова, звучавшие в ее мозгу.

— У тебя отросли волосы, — прошептала она. — Такие шелковистые и пышные. — Зоя подняла руку, погладила глянцевые пряди и засмеялась. — Настоящая грива!

— Ведь нужно было как-то согреваться, — серьезно сказал Франсуа и снова привлек ее к себе. — Зоя, Зоя, — снова и снова бормотал он.

Зоя вздохнула. Она ничего не видела и не слышала. Ослепла и оглохла от счастья… Проходили мгновения. Или часы? Наконец Зоя медленно отстранилась.

— Я опоздаю на поезд, — огорченно сказала она.

— Что? Куда это ты собралась? О Боже, Зоя, не воображай, что я отпущу тебя!

Она положила руку на его грудь. Под ладонью часто билось сердце. Она начала объяснять, что едет к дяде в Йоркшир. Хочет совершить поездку в свое прошлое. Чтобы понять, понять… Зоя смотрела на Франсуа без страха. Он больше не будет сердиться.

Его лицо смертельно побледнело. Зоя поняла, что ему было очень больно и что эта боль еще не прошла. Она хорошо знала, что причинит ему новую боль, однако выбора не было. В Йоркшире ее ждала надежда. Хрупкая, но живая.

Когда Зоя закончила говорить, он просто сказал:

— Я еду с тобой.

— Нет! Ох, Франсуа, я не знаю!

— Еду, — повторил он. — Ты не можешь остановить меня. Правда, милая?..

Тем временем Марина, одетая в джинсы и тонкую блузку, присматривала за собаками и дрожала от холода. Несколько листков, еще висевших на вишне, дрожали тоже. Их уцелело не больше пригоршни, но они упрямо цеплялись за жизнь. Ветер был сырой, пронзительный и бешено тряс ветки. Марина обхватила себя руками и начала растирать бока.

Осенний ветер, злой, горький, и в то же время полный странного обещания. Морозный воздух, остро пахнущий прелой листвой, свежестью, сыростью, землей, дымом, бензином и дождем. Огромным городом, в котором живут люди.

Марина протяжно вздохнула и посмотрела на собак. Одна старая, другая только что родившаяся. Они быстро придумали для себя игру, равно приятную обоим. Сначала носились, как бешеные, потом застывали на месте, разглядывая друг друга, дразня, искушая и готовясь к новому витку. Их горячее дыхание клубилось над мордами, как белый дым.

Она улыбнулась и представила себе пару, сидящую на кухне. Они что, тоже дразнят и искушают друг друга? Готовятся к новому витку?

Жизнь, пробормотала она. Это жизнь.

Но только, ради Бога, пусть решают поскорее. Ей не хочется умереть от переохлаждения. Тем более что в конце недели к ней обещал приехать ужинать Тедди Пенроуз.

В начале поездки они говорили очень мало. Им было достаточно ощущать присутствие друг друга, сидеть рядом и держаться за руки. Зоя ощущала на себе взгляд Франсуа и знала наизусть все вопросы, которые ему не терпелось задать. Она сжала его руку, улыбнулась. Его лицо было таким любимым, таким красивым, что на глаза наворачивались слезы. Мы вместе, думала она. Наши сердца и души идеально подходят друг другу. Нужно жить сегодняшним днем. Этими драгоценными мгновениями. Прошлое кануло в Лету.

А будущее…

Поезд набрал скорость, рванулся вперед и начал взбираться на холм. Чем быстрее он мчался, тем сильнее его раскачивало. Пассажиры, возвращавшиеся из буфета, крепко сжимали в руках свои огромные пластмассовые стаканы, чтобы не расплескать кофе.

Франсуа тихонько чертыхнулся, когда горячая капля все же упала ему на свободную руку. Зоя стремительно обернулась. Его лицо отразило быструю смену чувств: напряжение, легкую досаду и, наконец, насмешку над собой.

Следя за его эмоциями, она вспомнила их общее прошлое — овладевшее обоими весеннее безумие и внезапный разрыв. Забыть об этом было невозможно.

Она вспоминала совместные ужины у него на кухне. То острое ощущение счастья и уюта. Она, Франсуа и Леонора были одной семьей. Вспоминала тихий вечерний свет, лившийся из сада и озарявший точеные черты лица Франсуа. И книгу, которую они читали с Леонорой до ужина…

И вечера в ее доме она вспоминала тоже. О да. Только она и Франсуа, больше никого. И он обнимает ее…

— Как там Леонора? — тихо спросила она. — Расписание изменилось. Я больше не хожу в их школу. Она… когда-нибудь спрашивает обо мне?

— Нет, — коротко сказал он, — но думаю, что надеется.

Зоя знала, что Франсуа сказал это нарочно, что он играет на ее чувствах и хочет заставить передумать. Она снова отвела взгляд и бездумно уставилась в окно, едва замечая поля, коров и огромное небо.

— Ты жалеешь? — тихо спросил он. — Жалеешь, что мы снова вместе?

Зоя слегка раздвинула губы и задумалась, пытаясь найти способ рассказать ему о сотнях одновременно владевших ею чувств.

— Если бы ты увидела мотоцикл и поняла, что я рядом, то повернулась бы и ушла?

Глаза Франсуа снова стали холодными и насмешливыми.

Зоя молчала. Темная тень упала на ее лицо. Она сама не знала правды.

— Думаю, да, — наконец ответила она.

— Ушла бы? Не захотела меня увидеть?

— Да. — Она освободила руку и поправила прядь волос, упавшую на лоб. — Ты знаешь, почему, Франсуа.

— Не уверен.

Рожье сунул руки в карманы куртки. Его лицо стало угрюмым и замкнутым.

— Потому что мы стали другими. — Она помедлила. — После смерти Поппи все изменилось.

— Да. Я был жестоким, бесчувственным, непроходимым дураком! — с ожесточением произнес он.

Люди, сидевшие через проход, посмотрели на них с любопытством.

— Нет. Ты был ошеломлен горем. И очень-очень зол. — Зоя провела пальцем по стеклу, и оно заскрипело. — Ты злился на судьбу. Но думал, что злишься на меня.

— Да, ты права, — согласился Франсуа. И все же, восхищаясь ее умением четко сформулировать смысл происшедшего, он отчаянно хотел объяснить, что из этого следует. — Но разве у нас есть выбор? Нужно смириться с судьбой и принять ее веление.

Она прищурилась.

— Вот именно.

Франсуа стиснул ее руку.

— Однако принять судьбу вовсе не значит позволить ей сломать нам жизнь.

— Слишком многое переменилось за это время, — тихо сказала она.

Он откинулся на спинку кресла и порывисто провел ладонью по волосам. О, как ей был знаком этот его жест и все другие мельчайшие жесты, какое наслаждение они доставляли ей!

Нет! Он не должен переубедить меня! — в ужасе подумала она. Нельзя начать все сначала, а потом опять расстаться. Я больше не выдержу!

— Да, переменилось многое, — с горечью сказал он. — Например, ты согласилась выйти замуж за человека, которого не любишь. За человека мелкого, ничтожного и совершенно не ценящего тебя.