Когда трапеза подошла к концу, мать Чарльза увела Зою к себе в кабинет, оставив мужчин пить портвейн.

— Как вы, должно быть, заметили, жизнь у нас здесь очень традиционная.

— Да, — улыбнулась Зоя, принимая из рук хозяйки кофейную чашечку тончайшего фарфора.

— Я люблю традиции. Получаю удовольствие от смены времен года в моем саду.

Зоя кивнула, понимая, что за этим стоит.

— Думаете, вы смогли бы?

— Жить в «Персивале»?

— Да.

Молодая женщина молча подняла глаза и промолчала.

— Вы мне нравитесь, — сказала мать Чарльза. — Вы очень отличаетесь от девушек, которых он привозил раньше.

— Чем? — спросила Зоя, больше не удивляясь откровенности собеседницы.

— Вы… более взрослая. И более глубокая.

— Вот как?

— Чарльз до сих пор остается мальчишкой. Только чувство ответственности сделает его мужчиной.

— Понимаю.

— Вижу, что понимаете. И хватит об этом. — Мать Чарльза встала и деловито взялась за поднос. — Еще кофе, дорогая? С ликером? Прошлой осенью я привезла из Рима несколько бутылок чудесного ликера… А сейчас расскажите мне о своей семье. О родителях. Ваш отец работает в Сити? А в каких комиссиях заседает мать?..

— Кажется, я полностью удовлетворила любопытство твоих родителей, — сказала Зоя Чарльзу во время прогулки по вечернему саду. — Что ты им обо мне рассказывал?

— Да ничего. Положа руку на сердце, что я знаю о тебе, мой ангел? Ты настоящая тайна.

— Твоя мать очень откровенна. Я ожидала, что она спросит, достаточно ли у меня широкие бедра для деторождения.

— О да. Для рождения сына и наследника «Персиваля». Бедняги уже начинают отчаиваться. Так как же, дорогая?

— Насчет бедер?

— Угу.

Он обнял ее за плечи.

— Честное слово, не знаю.

— Милая, сегодня мы не сможем вернуться в Лондон, — сказал Чарльз, привлекая Зою к себе. — Я слишком много выпил, чтобы сесть за руль.

И я тоже хватила через край, подумала Зоя. Это Чарльз постарался.

— Завтра в одиннадцать мне нужно быть в школе, — резко сказала она.

— Будешь. Итак, решено: ты ночуешь в «Персивале».

— Спасибо. Ты очень любезен.

Он развернул ее к себе и поцеловал. Зоя чувствовал тепло его дыхания и прикосновение. Больше ничего. Слишком быстро, сказала она себе. Чересчур быстро.

— Чарльз, я не собираюсь спать с тобой, — предупредила она, отстраняясь.

— Ангел! Я и не мечтал об этом!

Они вернулись в дом и расстались в коридоре. Чарльз пошел к отцу в библиотеку пропустить стаканчик на ночь, а Зоя отправилась в западное крыло, где располагалась спальня для гостей. Комната была очаровательная, оформленная в кремовых тонах. В середине стояла ореховая кровать на четырех столбах с балдахином из тяжелого шелка.

Зоя лежала неподвижно и обдумывала происшедшее. Похоже, его родители соблюли все формальности, которые требуются перед официальной помолвкой. А Чарльз охотно им подыгрывал.

Полная противоположность тому, как это случилось у них с Франсуа. Там было мгновенное узнавание второй половинки своей души. Единой и неделимой.

Не думай об этом!

Измученная необходимостью соблюдать приличия, с мокрыми от слез ресницами, она крепко уснула. И не видела никаких снов.

— Франсуа… Мне ужасно жаль. — Мэри Картленд была потрясена. — Я никак не ожидала…

— Ты меня удивляешь, — с иронией ответил Франсуа. — Я думал, что ты все знала заранее.

— Женская интуиция?

— Что-то в этом роде.

Он улыбнулся одними губами. Глаза при этом остались мрачными и чужими. Замкнулся в себе еще сильнее, подумала Мэри, раскладывая на столе серию принесенных Франсуа великолепных фотографий.

— О небо, Франсуа, это просто фантастика!

Это были снимки известной в каждом доме телезвезды, сделанные в обычном «роскошном» стиле, но содержавшие в себе нечто большее. Шикарный пентхаус, ослепительные наряды, безупречная косметика, тщательно сделанная прическа… Знаменитость дышала красотой и уверенностью в себе.

Но только на первый взгляд. Стоило присмотреться, и становилось ясно, что Франсуа каким-то непонятным образом умудрился сорвать с нее яркое оперение и раздеть догола. Мэри не уставала восхищаться его поразительным умением высветить в модели именно то, что хотел видеть дотошный зритель. Все знали о недавней бурной ссоре телезвезды с ее не менее знаменитым бой-френдом.

— Ну, что я могу сказать? Потрясающе. — Мэри обернулась и внимательно посмотрела на него. — Да, так и есть. Последняя гастроль. Больше никаких знаменитостей, верно?

— Ну… никогда не говори «никогда», — отшутился Франсуа.

— И что дальше?

Он пожал плечами и снова невесело улыбнулся.

— Ха! Все тот же галльский жест! — засмеялась Мэри. — Не дурачь меня, Франсуа. Бьюсь об заклад, ты прекрасно знаешь, что будешь делать.

— Честное слово, нет.

Мэри прищурилась. Худой, загорелый, тренированный. Наверняка все лето провел с дочкой, плавая в бассейне и катаясь на лошадях в Гайд-парке. Прекрасные глаза и чувственные губы окружала пленительная сеточка горестных морщин. Побойся Бога, Мэри, тебе же не пятнадцать лет!

— Я говорю о работе, — медленно сказала она. — Не о… жизни.

Франсуа обернулся.

— Ты очень чуткая женщина, Мэри. Наверно, именно поэтому ты и занимаешь пост с фантастическим жалованьем.

Мэри сердито фыркнула:

— Прекрасно, можешь молчать…

— Хочу немного поснимать постиндустриальный север, — бодро сказал он. — На пробу. Понятия не имею, какая будет тема.

— Без предварительного заказа?

— Да какой там заказ…

— Смело. Может быть, безрассудно.

Франсуа покачал головой.

— Меня тошнит от знаменитостей.

Мэри давно поняла, что смерть бывшей жены позволила Франсуа сбросить со своих плеч финансовое иго. Но оказалось, что освободившееся место тут же заняло другое бремя — эмоциональное. Иногда Франсуа казался чудовищно одиноким.

— Голодная смерть мне еще не грозит, — насмешливо сказал он. — Да и картины хорошо продаются.

— Ах, да. Коллекция Поппи.

— Лайам продал ее мне целиком за смехотворную сумму. Сначала я не соглашался… Ну, ты меня понимаешь. Но Лайам просто умолял забрать картины. Он не мог их видеть. — Франсуа подошел к окну и, как всегда, засмотрелся на доки у моста Дартфорд. — Мы с Лайамом неплохо поладили. Он мне понравился. Этого я не ожидал. Думал, мне будет чертовски трудно. Как ни странно, все оказалось намного проще.

— Похоронил призрак? — спросила Мэри.

— Пожалуй, да. — Он побарабанил пальцами по стеклу. — Я открыл на севере парочку многообещающих художников и уговорил несколько фондов раскошелиться на стипендию, чтобы ребята могли поэкспериментировать.

Мэри понимала, что новых фотографий звезд ей не видеть как своих ушей. За себя она огорчилась, но за Франсуа порадовалась. Новая работа соответствовала его таланту и могла бы поддержать его духовно.

— Я хочу основать галерею в одном из северных городов. Скорее всего, в Брэдфорде.

— Достаточно. И впечатляюще. Переедешь туда? Не мрачновато для француза?

— На севере Франции тоже не так уж сладко. Ты не бывала в Лилле?

— Приходилось.

— Нет, переезжать я не хочу. Хотя бы из-за Леоноры. Мы обзавелись в Лондоне друзьями. И школу свою она любит.

Когда Франсуа ушел, Мэри помолилась всем богам сразу, чтобы они как можно скорее послали ему новую любовь. Рожье заслуживал этого.

Франсуа спустился в метро и отправился на запад. Проехав две остановки, он неожиданно для себя самого вышел и весь дальнейший путь проделал пешком.

Осень покрыла деревья пурпуром и золотом. Солнце сияло на чисто вымытых окнах элегантных домов. Стоило сменить ракурс, как вокруг начинали преобладать то охра, то жженая сиена.

Франсуа шел и вспоминал Зою. Ее лицо, запах, вкус, прикосновения. Он больше не мог находиться вдали от ее жилья.