Но щенков в «Персивале» давно не было, и Чарльз забыл, какие это капризные создания. Настоящие шаровые молнии!
Этот экземпляр отличался неутомимостью и поразительным энтузиазмом. Оказавшись в машине, он ни секунды не сидел смирно. В конце концов пришлось, одной рукой взять его за шкирку и прижать к сиденью, а второй держаться за руль.
По прибытии в «Персиваль» Чарльз схватил щенка в охапку, взбежал по лестнице, подошел к комнате Зои и постучал в дверь. Ожидая разрешения войти, он внезапно подивился тому, что Зоя стала его невестой. Неужели это все-таки случилось?
Они обручились несколько недель назад, публично и по всем правилам. Об этом написали все солидные газеты, их союз скрепили кольца с бриллиантами и пышный прием, устроенный в танцевальном зале «Персиваля», пол которого все последние годы прикрывали пыльные газеты.
И, тем не менее, Чарльз сомневался, что ему позволят войти в Зоину ванную или спальню. Теперь он понимал собственного отца, над которым часто посмеивался за его привычку осторожно стучаться к матери и ворчливо спрашивать:
— Ты одета?
Зоя открыла дверь. Она была босиком, в прекрасно сшитых джинсах и кремовой блузке. Чисто вымытые волосы сияли вокруг бледного лица. Она посмотрела на щенка, а потом на Чарльза.
— Это подарок, дорогая, — сказал он.
Она опустила руку и потрогала уши щенка.
— О Боже!
— Ну, что скажешь?
— Она настоящая красавица.
Чарльз недоверчиво хохотнул:
— Откуда ты знаешь, что это девочка?
Зоя пожала плечами и улыбнулась:
— Сама не знаю. Просто почувствовала. Что это «она».
Щенок отчаянно извивался, пытаясь вырваться на свободу.
Едва Чарльз опустил собаку на пол, как та пулей влетела в комнату Зои и присела на ковер. Между растопыренными лапами тут же образовалась лужа величиной с блюдце.
Чарльз шагнул в комнату, схватил щенка за шкирку и ткнул его носом в произведенный беспорядок. Тот протестующе завизжал.
— Нет! — воскликнула Зоя и с удивительной силой отвела его руку от животного. — Нет!
Чарльз посмотрел на нее и засмеялся:
— Со щенками нельзя церемониться. Иначе они долго не поймут, что плохо, а что хорошо.
Взгляд Зои заставил его попятиться. Можно было подумать, что эта девушка сделана из кремня, а не из плоти и крови.
— Чтобы быть по-настоящему добрым, приходится быть немного жестоким, — стал оправдываться он. — Ну же, милая, не смотри на меня так, словно я сам сделал лужу на ковре!
Зоя села на пол. Щенок тут же прыгнул на нее и уперся лапами в грудь, оставив на шелковой блузке бурые пятна. А она положила ладонь на его шею и погладила с нежностью, которая заставила Чарльза позеленеть от ревности.
— Их учат поощрением и похвалой, — тихо сказала она, с укором посмотрев на него снизу вверх. — И добротой.
— Побойся Бога, Зоя, не гляди на меня как на монстра.
Он вдруг понял, что совершил страшную ошибку, продемонстрировав ту черту характера, которую следовало бы держать в тайне. И разозлился: какого черта он должен чувствовать себя виноватым? Он не делал ничего плохого. Совсем наоборот, был заботлив, предупредителен и щедр.
Он посмотрел на щенка, прижавшегося к груди Зои. Ему, официальному жениху, этого не разрешается. Проклятая собака! Лучше бы он не покупал ее. От нее одни неприятности.
— Наверно, она голодная, — сказала Зоя, когда щенок ткнулся в нее носом.
— Ну, там ей проку мало, верно? — саркастически спросил Чарльз, глядя на соблазнительные выпуклости.
— Да уж! — засмеялась Зоя. — Бедная малышка, — заворковала она, — отняли тебя у мамы!
О Господи, подумал Чарльз, кажется, этой животине достанется куда больше любви и нежности, чем мне.
— Что она ест? — спросила Зоя.
Искренне озадаченный, Чарльз улыбнулся как шалун, которого застали на месте преступления.
— Ей-богу, не знаю. Вот так-так!
— Я дам ей теплого молока, — решила Зоя и встала, все еще прижимая к себе щенка. — А потом поеду в деревню и куплю все, что ей нужно.
Она двинулась к лестнице. Чарльз смотрел вслед тоненькой изящной фигурке. Она была такая ранимая… Иногда ему казалось, что она может разбиться, как фарфоровая статуэтка.
Он любил Зоину хрупкость, удивительно не вязавшуюся с ее стальным характером. Даже сейчас эта девушка казалась ему такой же таинственной, как при первой встрече. Она стала его пленницей, но не собственностью.
Пока.
Он сел на ее кровать и задумчиво провел ладонью по смятым простыням. Интересно, долго она собирается заставлять его ждать?
Зоя вскоре вернулась. Щенок лежал у нее на руках и дремал. Зоя улыбнулась ему, стерла с нежной мордочки капли молока и уложила на кровать. На ту простыню, на которой только что спала сама. Потом нежно погладила собачку, и та уснула.
Чарльз тут же вспомнил своих родителей. Вонючий старый лабрадор всю ночь храпел на кровати матери, а отец в это время один спал в соседней комнате.
Он посмотрел на вечно недостижимую, отчаянно желанную Зою и поклялся себе, что сейчас все изменится.
Чарльз шагнул к кровати. Зоя подняла голову и улыбнулась ему.
— Спасибо, Чарльз, — просто сказала она.
— Она тебе нравится?
— О да!
— Ты уверена? Знаешь, иногда я бываю не слишком понятлив…
— Я уверена… — тут настала крошечная пауза, — что она мне нравится.
— А что я получу в награду?
На сей раз пауза затянулась. Затем Зоя встала, обняла Чарльза за талию и положила голову к нему на грудь.
Чарльз погладил ее по шелковистой белоснежной шее.
— Зоя, ты любишь меня?
Какое-то время она молчала. Руки Зои гладили его спину, чего никогда не делали прежде. Она подняла голову. Ее губы слегка разошлись, и между ними блеснул кончик языка.
Чарльз решил, что это и есть ответ. Он, не оборачиваясь, протянул руку и с шумом захлопнул дверь.
Щенок поднял голову и заскулил.
— Черт бы тебя побрал! — пробормотал Чарльз и облегченно вздохнул, когда собака снова положила голову на простыню.
— А ты меня? — спросила Зоя, пряча лицо у него на груди.
— Ангел мой, ни одну женщину на свете я не любил так, как люблю тебя, — прошептал он.
И добавил про себя, что уже много лет ему не доводилось столько воздерживаться.
Ее голова по-прежнему лежала у него на груди, тело не сопротивлялось. Правда, Чарльз не поручился бы, что оно полностью расслабилось.
Он опустил руку ниже и погладил ее ключицу, а затем очень осторожно проник в вырез блузки.
Зоя не двигалась. Он, не дыша, коснулся ложбинки между ее грудями. Она вздохнула.
— Ох, ангел!
Его пальцы стали неловкими, как у подростка.
Наконец он справился с пуговицами. Под шелковой блузкой не было ничего, кроме белого кружевного лифчика, высочайшего достижения современной цивилизации, делающего женские груди тем, ради чего мужчины готовы пойти на эшафот.
Чарльз сдвинул лифчик, наклонился и припал губами к ее коже — Зоя откинула голову. Он провел языком по ее соску и сделал едва уловимое сосательное движение. Этот фокус всегда действовал безотказно.
Глаза Зои были по-прежнему закрыты, лицо дышало покоем. Ее рука скользнула под рубашку Чарльза и стала ласкать его грудь.
Чарльзу казалось, что он взорвется от долго сдерживаемого желания. Отбросив церемонии, он расстегнул на ней джинсы, сунул в них руку и нащупал новый кусок кружев. Когда его рука спустилась ниже, Зоя часто и тяжело задышала. О Боже! Она хотела его не меньше, чем он ее. Сгорая от страсти, он спустил с нее джинсы, трусики и положил ладонь между ног.
— Ах! — тихонько вскрикнула она.
На мгновение Чарльзу показалось, что в этом стоне больше страха, чем страсти. Но времени разбираться уже не было. На сей раз он слишком далеко зашел, чтобы и дальше соблюдать китайские церемонии.
Чарльз поднял Зою на руки, понес к пухлому короткому дивану у окна и посадил к себе на колени. Он вспомнил, что женщины, не слишком искушенные в сексе, боятся, когда мужчина ложится на них. Такие женщины чувствуют себя более уверенно сверху. Это создает у них иллюзию, что именно они владеют ситуацией.