— Папа, — сказала Алессандра, думая, что сейчас вытащит козырь из рукава. Она мгновение помедлила и бросила карту на стол. — Наверное, я должна была признаться раньше. Здесь тоже любовь. Рафаэль просит меня выйти за него замуж.

Рука Сола с ломтиком персика замерла в воздухе, не дойдя до рта. Потом он медленно прихватил персик губами, пожевал, проглотил и поднял чашку с кофе.

— И ты согласна?

— Да.

Он сделал глоток и аккуратно поставил чашку на блюдце.

— Предложить подобное долгосрочное эмоциональное обязательство другому лицу, безусловно, самое важное, самое серьезное решение в жизни, — деловито заметил Сол. — Надеюсь, ты оценила это?

— Насколько я знаю, ты ринулся к маме с таким обязательством со всех ног, — отрезала Алессандра, решившись наконец предъявить миру то, что так долго таила в себе. — Ты бросил все, чтобы быть с ней.

Нимало не обескураженный, Сол спокойно улыбнулся.

— Мне в то время было сорок, — напомнил он.

— Да, а ей восемнадцать. И она была так же импульсивна, как я сейчас. Только на три года моложе.

— Да.

— И ведь вы поженились не сразу.

— Нет.

— Похоже, тебе нечего возразить, папа.

— Пожалуй, нет, — согласился он. — У меня нет серьезных аргументов, на которые я мог бы опереться. Кроме того, ты совершеннолетняя и можешь делать все, что пожелаешь.

Она молчала, ожидая продолжения. Сол произнес:

— Я могу говорить только за себя. Ты должна обсудить этот вопрос с мамой.

— К чему эти оговорки? — вскинулась Алессандра.

— Чаще всего родители переживают шок в тот момент, когда узнают, что их ребенок вырос и стал взрослым, — спокойно ответил Сол. Он-то знал, что его беспокоит: готовность Алессандры связать себя с чужой культурой, может быть, с другой религией, а самое главное — с этой явно неблагополучной испанской семьей может довести ее до беды. Конечно, она сделает то, чего хочет. Это ее право. Разве ему решать, что для нее хорошо, а что нет? Пусть даже она его дочь и он знает ее как никто другой. Жизнь научила его понимать: человек не всегда знает, что хорошо для него самого. — Если ты и в самом деле этого хочешь, я даю тебе свое благословение, — наконец сказал он.

— Ох, папа! — воскликнула она, больше не сдерживая чувств. — Ты даже не представляешь, как я обожаю его! Я безумно влюблена!

— Что ж, понимаю, — ответил Ксавьер. — Я был и остаюсь безумно влюбленным в твою мать.

— Он называет меня по-испански «моя любовь», — зардевшись, прошептала она.

Сол помолчал, а потом вздохнул.

— По-английски это звучит намного лучше.

— Рафаэль хотел поговорить с тобой перед тем, как ты уедешь, — промолвила Алессандра.

Сол кивнул. Губы его скривила легкая ироничная усмешка.

— Готов ли я к роли сурового отца? Я что, должен спросить, насколько серьезны его намерения? Ведь предполагается, что я о них уже знаю.

Алессандра фыркнула.

— Откуда мне знать? Ведь это мужской разговор, разве не так?

Винодельня произвела на Сола сильное впечатление. Он заметил Рафаэлю, что в Англии подобное место уже было бы объявлено национальным памятником.

— Видите ли, мы пытались бороться с индустриализацией жизни. Такие столпы экономики, как шахты или автозаводы, у нас мертвы или умирают, но это… — Он обвел рукой прекрасное здание, механизмы и огромные стальные емкости, в которых созревал натуральный виноградный сок. — Ваше производство производит отличное впечатление, — добавил Ксавьер.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Рафаэль. — Мы всегда искали способы расширить производство. До недавнего времени мы использовали только традиционные для Испании сорта винограда, но сейчас я пробую экспериментировать и с другими сортами.

— Еще один пример вашей философии: новое должно быть в правильной пропорции смешано со старым, — одобрил Сол.

— Да, — улыбнулся Савентос. — Но я не хочу надоедать вам бесконечными разговорами о вине. Нам нужно поговорить об Алессандре.

— Да, она — особый предмет для разговора, — согласился Сол, глядя мимо Рафаэля на удивительно сложную по конструкции крышу винодельни.

— Она сказала вам, что я просил ее руки? — Его голос был вежливым, но полным гордости и достоинства.

— Да, сказала.

— Могу ли я просить вашего согласия?

Внезапно Сол ощутил себя в глупом положении. Его одобрения спрашивает человек, достойный уважения. Ксавьер нисколько не стремился играть роль строгого папаши, но счастье Алессандры было для него очень важно.

— В последние годы мы с женой много думали о будущем дочери, — наконец сказал он. — Мы хотим одного: чтобы она жила полной жизнью и узнала ее радость.

— Вы думаете, я этого не сумею?

— Я так не говорил, Рафаэль.

— Нет, но из ваших слов следует, что вы в этом не уверены.

Сол медленно покачал головой.

— Вы англичанин, — сказал Рафаэль, и его черные глаза загорелись. — Думаю, дело в том, что я для вас иностранец. Англичане не любят иностранцев. Они им не вполне доверяют…

— Как ни печально, вынужден с вами согласиться, — перебил Сол. — В большинстве случаев это так. Но я надеюсь, что меня нельзя обвинить в подобных предрассудках.

— Может быть, для вас я и иностранец, — с достоинством промолвил Рафаэль, — но вдобавок к этому я живой человек. Вы отговаривали Алессандру?

Солу все больше нравился этот молодой человек. Он понимал, что страсть Рафаэля сродни тому яростному чувству, которое он сам испытывал к Тэре, когда познакомился с ней.

— Я сделал пару замечаний о трудностях, которые могут возникнуть при столкновении двух культур, и о сопутствующих этому проблемах.

— Да, — сверкнул черными глазами Рафаэль, — но, несмотря на принадлежность к различным нациям, наши характеры прекрасно сочетаются. Меня привлекает естественность Алессандры. И я знаю ее отношение ко мне.

Сол бросил на него тяжелый взгляд и ничуть не удивился, когда Рафаэль его выдержал.

— Конечно, — продолжил Савентос, засовывая руки в карманы, — я знаю, что нас ожидают трудности. Я прямо сказал Алессандре, что моя семья не из легких, что здесь, в сельской Испании, существует склонность к ссорам и драмам…

Сол мгновенно вспомнил двух женщин в столовой во время вчерашнего обеда и задумался о том, как скоро червячок зависти и враждебности начнет методично и последовательно вгрызаться в спелое яблоко любви Рафаэля и Алессандры.

— Я хочу жениться как можно скорее, — спокойно произнес Савентос. — Брак можно зарегистрировать уже через несколько недель. Потом мы подумаем о церковном обряде здесь, в Испании, а также в Англии…

Сердце Сола мучительно сжалось. Он впервые осознал, что действительно теряет дочь. Его дитя стало женщиной, и вся ее любовь теперь будет отдана другому мужчине. Конечно, это естественно. Чего еще может пожелать своей дочери любящий отец? Но на этой стадии потеря становится неизбежной. Мосты сожжены.

Из глубин памяти выплыло воспоминание об ужасных минутах, когда-то пережитых им в одной корнуоллской деревушке. Демоны ярости и мести заставили его потерять рассудок. В ушах еще звучал душераздирающий плач маленькой Алессандры, полный страха и горя. Он вспомнил, как отчаянно искал ее, нашел и увидел протянутые к нему пухлые детские ручки.

— Папа, папа, — захлебывалась она.

Сол помнил, что его охватила такая любовь, от которой заболело сердце.

Он медленно взял протянутую руку Рафаэля и тепло пожал ее.

— Поскольку вы обещаете сделать все для счастья моей дочери, — в его голосе слышалось легкое, почти незаметное предупреждение, — то я даю вам свое согласие и искреннее благословение.

На мгновение их глаза встретились, отразив охватившие обоих сложные чувства.

Сол вышел из сумрака винодельни на ослепительный дневной свет. Хотя еще не было одиннадцати и Ксавьер хорошо выспался, он ощущал себя усталым и измученным.

Он знал, что это ощущение пройдет. Как только поместье останется позади и можно будет снова погрузиться в привычный мир оркестровых репетиций, концертов Бетховена и симфоний Брамса, к нему вернется равновесие. В большей или меньшей степени.