Итак, что в сухом остатке? Вроде и желание Маты осуществил. И Кате вроде не изменил.

А на сердце все равно как-то… тяжело…

Иногда, напившись, напоминаю себе, что обычный спермодонор в точно таком же положении живет себе и в ус не дует. А еще думаю, что новые технологии неизбежно уродуют привычный для нас уклад жизни. Как знать, не станет ли мой случай прообразом семьи будущего? Но — чего стоят эти самоутешения?

Наверное, надо попробовать на исповедь сходить. Но не могу. Тяжело пока. Не соберусь никак. Вот эти писульки, может, окажутся чем-то вроде репетиции. Подготовки. Посмотрим.

Наверное, пару строк надо черкануть, что называется, вместо эпилога. Ну… Ванька говорит уже вовсю. В доме стало заметно грязнее. Катю опять мучают мигрени, а я хожу за обезболивающим в аптеку, что на нашей улице. Антончик все еще позванивает иногда — не вернулась ли она? Удивительное постоянство, не ожидал от племянничка. Ведь уже четыре года прошло с тех пор, как он на нее запал.

Когда Мата исчезла, большой переполох вышел. Катя долго привыкнуть не могла. Я придумал сказку, будто Халид со смертного одра в очередном письме вызвал дочь и та немедленно улетела в Мавританию. Так себе сказочка, но поверили родные.

А куда им деваться?

P. S. Купил недавно щербаковский учебник арабского. Учу теперь самоуком, когда минутку выкроить удается. Туго идет. Эти… породы глагольные да по пять вариантов написания у каждой буквы… мрак! Но — надо. На листке том, что Мата мне в кошелек сунула, с другой стороны что-то этой самой вязью выведено. Интересно узнать. А к переводчику обратиться не решаюсь — мало ли…

Все-таки это был Борька.

Проклятая мысль крутилась в голове третий день. Позавчера я встретил одноклассника. «Друга детства», как с пафосом сказал бы какой-нибудь стареющий интеллигент. Слишком чопорный, чтобы показывать чувства, но боящийся прослыть сухарем.

Я не узнал Борьку не потому, что он сильно изменился. Хотя изменился он действительно здорово, но не в этом дело. Вернее, не только в этом.

Не в его характере был такой поступок. И уж конечно — не в категории.

В классе Борька легко мог стать старостой. Когда его выдвигали, он отнекивался, мол, дисциплины у него для старосты нет. Но мне всегда казалось, что ему просто лень. Во всяком случае, авторитет, или, как сейчас модно говорить, харизму, — он для этого имел.

После школы он легко поступил в университет. В нашем классе училось всего два человека категории «зет», с правом на высшее образование. Вступительные IQ-тесты Борька сдал без труда. Но проучился только три курса, что-то у него там не сложилось. Говорили, он в Антарктику подался, даже пару зимовок на Полюсе провел.

Теперь вы понимаете, я просто не мог подумать, что грязный обросший мужик — Борька. Да он бы скорее грузчиком или дворником стал, чем пошел на паперть.

Но как только я посмотрел ему в глаза, то сразу узнал. Не зря говорят, глаза — зеркало души. У Борьки они были настоящим трюмо нараспашку.

Наверное, у меня самого во взгляде что-то промелькнуло, потому что он сразу отвернулся. Должно быть, тоже меня узнал… Я не стал к нему подходить, предпочел сделать вид, что не знаю этого человека. Милостыню я ему, конечно, не подал.

Теперь я чувствовал себя самым последним мерзавцем. Надо было к нему подойти, предложить помощь. Просто предложить, ни о чем не спрашивая, не вдаваясь в детали.

Все эти три дня я не находил себе места. После первой бессонной ночи я перестал чувствовать себя мужчиной. После второй понял, что нужно делать.

Сейчас я стоял и тупо смотрел на тетку, торгующую цветами. Она сидела рядом со спуском в «метро». Торговля шла бойко — место было людное.

Под землю и обратно двумя непрерывными потоками шли люди. Там, в глубине, под пластами бетона, грунта и бог знает каких еще экранирующих прослоек располагался транспортальный узел. Кабинки городского, междугороднего и межматерикового радиуса действия.

Серьезных технических различий между ними не было. Но такое деление повелось исстари, для удобства учета мигрирующих масс.

Земля на поверхности дорогая. Кабинки установили под землей, в бывшем метрополитене. Т-узел, конечно, не был настоящим метро, функций он выполнял намного больше, но старое название упорно не хотело забываться. А новое — так и не прижилось.

Наконец решившись, я подошел к продавщице:

— Извините, вы не подскажете, где я могу найти Бориса Александровича?

— Чего? — спросила тетка, выплюнув шелуху от семечек. Одна кожурка прилипла к нижней губе и, словно магнит, притягивала взгляд.

Я сообразил, что Борька мог не назвать свое настоящее имя.

— Я говорю, вы не знаете, где человек, который два дня назад рядом с вами просил милостыню.

Покосившись на значок полного члена общества с правом репродукции на лацкане пиджака, она сказала:

— Гражданин, я тут каждый день лет десять торгую. Нету тут ни Борисов, ни Ирисов, ни прочих Исов. Нету, и никогда не было.

Я растерялся. Не должен получлен категории «дельта» мне перечить.

— Ну как же? Я позавчера сам вас и его здесь видел! Вы с ним еще парой слов перекинулись.

— Уж вы-то должны знать, гражданин, что у нас в государстве нуждающихся нет. — Слово «гражданин» она произнесла по-особому. — Ну-ка посторонись, всю торговлю мне закрываешь!

Все заготовленные мной слова разом застряли в горле. Действительно, нуждающихся нет. Зато есть требующие опеки, и они не побираются. По официальной версии.

На самом деле, наше общество очень гуманно. Оно следит и оберегает каждого человека, даже полугражданина. У нас нет безработицы, никто не умирает с голоду. И все благодаря IQ-тестингу. Каждой специальности соответствует определенный уровень интеллекта, и случайный человек просто не получит образования и специальности, работать по которой он не сможет. Или не пожелает.

Мне ничего не осталось, как буркнуть «извините» и развернуться. Я с сожалением посмотрел на людей. В самом деле, не брать же тетку за горло при народе.

Под землю спускаться я не стал. Межконтинентальный Т-узел имени Кандализы Райс не был самым ближним от моего дома, но «прыгать» еще ближе мне не хотелось. Лучше пройдусь. Тем более «проездной» на этот месяц я еще не купил.

Тогда я даже не подозревал, как это изменит мою жизнь. И впоследствии так и не решил, благодарить ли провидение, толкнувшее меня на пешую прогулку, или проклинать его.

Я шел по узкой пешеходной улице. Хотя все улицы сейчас пешеходные, необходимость в машинах отпала давно. Вокруг возвышались многоярусные небоскребы спального квартала.

Я шел и думал, что надо обзвонить бывших одноклассников. Может, кто-нибудь знает, что с Борькой.

Наконец я дошел до высотки, похожей на соседние как клон. Хотя по сути так оно и было. Однояйцовые близнецы из железобетонной утробы.

Большой палец прислонился к теплой, чуть липкой пластинке на двери. Загудели моторы, и плита с щелчком ухнула вниз. Вместе с этим информация о моем приходе ушла в местный орган опеки. Раньше если человек пропадал, то надо было писать заявление и относить его в МОРО через три дня. Теперь все намного удобней. Если человек не приходит домой двое суток подряд, органы опеки узнают об этом сами. И начинают интересоваться, не случилась ли с человеком беда. Наше общество очень заботливо.

Лифт быстро доставил меня на сто тридцатый этаж. Благо лифтовый проездной у меня до конца года. Один раз я не успел его купить и последнюю неделю месяца поднимался пешком. Не хватало денег на разовый билет. Теперь я брал проездной сразу на год, так дешевле.

Войдя в квартиру, первым делом подключился к Сети и проверил почту. Новых писем пришло немного. «Анекдоты после тяжелого трудового дня», запрос на новую партию материала из Репродуктория и реферат от моего ученика.