Мне часто доводилось слышать о себе мнение: «Тяжелый, неудобный, высокомерный человек» Я не считаю, что эта точка зрения соответствует действительности. Действительно, я не любил много разговаривать, предпочитая делать дело. Мне вообще не обязательно разговаривать с человеком, чтобы общаться с ним. Лучшей иллюстрацией моего подхода к общению с людьми является моя многолетняя дружба с Модестасом Паулаускасом. Находясь рядом, нам не нужно было разговаривать, чтобы чувствовать и поддерживать друг друга как в жизни, так и на игровой площадке, где мы, чередуя инициативу, тащили на себе игру за игрой. Известно воспоминание Вани Едешко о том, как он увязался с нами на прогулку и был потрясен тем, что мы «за два часа не сказали друг другу ни слова, но при этом, похоже, чувствовали себя прекрасно».

 Да, у меня всегда было свое собственное мнение по важным для меня вопросам, в особенности по поводу важнейшего для меня — игры в баскетбол. Это мнение часто не принималось окружавшими меня людьми, и я его не навязывал. Но и себя не считал обязанным отказываться от своего ego и быть «как все».

 О, этот извечный конфликт личности и системы! Сколько времени и жизненных сил я убил на доказывание того, что имею право не быть в стаде, не жить по общему стандарту! В основе всех моих конфликтов с тренерами всегда лежало одно — их стремление обустроить все одинаково и мое нежелание этой «одинаковости», не нужной и даже вредной для развития того, что действительно делало меня большим игроком.

 Не хочу хвастаться, но — это было, в конце концов, замечено и другими, — играя, я всегда опережал свое время. Я шел впереди, а судьба лидера всегда нелегка. Слава Богу, что я не разделил, по крайней мере, участи сотен и тысяч известных и не очень известных сынов нашего Отечества, которых Отечество на протяжении всей их жизни затаптывало в грязь и лишь через десятилетия после смерти признавало их правоту и объявляло гениями.

 Меня в жизни всегда выручало то, что я старался быть самодостаточным, не разменивался на мелочи, черпал ресурсы для своего движения вверх не в лестных отзывах окружающих и не в общепринятых стандартах поведения, а в силе собственного духа. На каком-то этапе эта «автономность» существования получила дополнительное развитие и подкрепление. В тяжелый период моего вынужденного затворничества в 1982-1986 годах я по-настоящему обратился к вере в Бога.

 Не секрет, что в советское время религиозное воспитание практически повсеместно отсутствовало. Не была исключением и наша семья — думаю, не потому, что родители были неверующими, а потому, что не хотели нарываться на неприятности, в том числе и для нас, детей. В течение карьеры игрока времени задумываться о вечном особенно не было, да и особых поводов тоже. Жизнь моя развивалась вполне благополучно, в спорте я добивался высоких результатов, материально не бедствовал. Распад первой семьи был, конечно, неприятным эпизодом, однако отношение в обществе к разводам уже сформировалось как к не самому страшному бедствию.

 И вдруг все стало оборачиваться против меня, вся жизнь, выстроенная моим многолетним трудом, стала рушиться у меня на глазах, как карточный домик. В тот момент я понял, что никто, кроме Бога, мне не в состоянии помочь. Эта вера дала мне возможность пройти ту страшную для меня ситуацию, а позднее укрепилась во время тяжелой болезни сына. В те трудные дни я пытался анализировать происходящее, искать собственную вину, духовно обусловившую беды. Я искренне верил, что обращение за помощью к Богу — единственное, что может меня спасти.

 В начале 80-х свободно исповедовать религиозные убеждения все еще было несовместимым со статусом строителя коммунизма, и крещение я принял (одновременно с 5-летним сыном) втайне, пригласив священника домой. Вовсе фантасмагоричным было мое посещение церкви для первого причастия — для этого мне пришлось приклеить принесенную женой с «Мосфильма» бороду! Тем не менее, с бородой или без, но я это сделал, реализовав свой выбор, которому с тех пор не изменял.

 Сейчас Библия является для меня единственным источником, в котором я могу почерпнуть что-то важное и новое для себя, — учиться мне поздно, да и к чужим убеждениям и наставлениям я всегда относился сдержанно. Первая Библия, на славянском языке, с иллюстрациями Доре, купленная тогда, в начале 80-х, в комиссионном магазине, осталась где-то в прошлом, но русский текст Священного Писания теперь является моим главным учителем и спутником.

 Не стану врать и притворяться лучше, чем я есть, — многое в современной Церкви мне непонятно. Мне непонятны разделения внутри нее, ее уклад часто кажется мне непродуктивным и непосильным, читать Библию мне проще, чем общаться со священником, в котором я все равно в первую очередь вижу мирского человека с мирскими же проблемами. В то же время интуиция позволяет мне без дополнительных доказательств и убеждений увидеть по-настоящему духовного человека — такого, как, например, отец Кирилл Павлов или отец Илий, бывший духовник Оптиной Пустыни, с которыми меня сводила судьба.

 Мне кажется неправильным формализм в отношении к Богу. Библия и вера для меня — это наука духа, и я должен постигать ее добросовестно и осмысленно, как ничто другое. Но, как бы то ни было, по прошествии значительной части жизненного пути я во всех его перипетиях вижу теперь Божий промысел, и я благодарен Богу за все. Он вел меня по всей моей жизни, устраивая в ней все лучшим и полезнейшим для меня образом, давая силы для преодоления выпадавших мне испытаний и время от времени подбадривая меня большими победами.

 Доля этих испытаний пришлась на семейную жизнь. В первый раз я женился в 1966-м. Наталья была моей юношеской любовью, я познакомился с ней в Баку на Спартакиаде школьников, где она также выступала. Далее были трогательная романтическая переписка, отчасти обусловленный этой романтикой переезд в Москву по окончании школы, неожиданное прекращение отношений, новое начало.

 После женитьбы Наталья жила у меня в Свердловске, вместе мы вернулись в Москву. В 1969-м родилась дочь Наташа, появились квартира в Москве, достаток. К сожалению, ранние браки не всегда отличаются прочностью. В нашем случае основную роль сыграла жуткая судьба советского спортсмена, проводящего вне дома 11 месяцев в году. Именно мое постоянное отсутствие дома, да, пожалуй, лишние деньги, появившиеся в распоряжении жены, все испортили.

 Я ушел из семьи в 1975-м, оставив жене и дочери все, что было мной накоплено за предыдущий отрезок жизни. С дочерью долго не общался, возобновил отношения по своей инициативе, когда ей исполнилось 16 лет, сейчас эти отношения вполне дружеские и комфортные. У дочери двое детей, она благополучна. Наталья умерла в декабре 2008-го.

 Со второй женой я познакомился в период разрыва с первой семьей. Заключили брак в 1977-м. Она — из мира кино, много лет проработала на «Мосфильме». Во время моих испытаний Лидия поддержала меня, не отвернулась, во всем была со мной. В то же время наши отношения всегда отягощали ее сильный характер, стремление давить на меня, навязывать мне свое мнение, пренебрежительное отношение к моей профессии («все спортсмены — быдло.»). У меня, напротив, всегда вызывала недопонимание, допустим, столь почитаемая ею актерская профессия, в основе которой — попытки сыграть чужую жизнь, а за ними часто — собственная душевная пустота.

 По-настоящему важным для меня результатом этого брака стало рождение в 1977-м сына Сашки. При всей любви к старшей дочери, сын для меня — что-то особое. Я его только что не родил, во всем остальном я возился и нянчился с ним от начала до конца. С трехлетнего возраста он всегда был рядом со мной, пока я играл, тренировался, потом сам тренировал. Постепенно я стал осознавать, что это не он был около меня, а я — около него, что его влияние на меня гораздо важнее для меня самого.