Сын очень тяжело и агрессивно перенес мой уход из семьи в 1997-м. Но я не мог поступить иначе. Давление со стороны жены стало плохо переносимым. Главное же — для меня в личных отношениях важны полнота, доверие, безусловная преданность и приверженность друг другу, по принципу «или все — или ничего». Именно этого «всего» между нами не стало, а в чем-то другом — взаимном обмане, компромиссах — я смысла не видел. Наши различия перешли определенную грань, за которой брак не мог сохраняться. То, что устраивает многих, не устраивает меня.

 Ушел, естественно, опять оставив все. Снова оказаться на полном нуле — не могу сказать, чтобы я в этом находил удовольствие, однако должен признать — мобилизует. Во всяком случае, так честнее. Тем более, что деньги никогда не были для меня самоцелью, только средством обеспечения существования собственного и моих близких. Человек приходит в мир голым, голым должен и уйти.

 С сыном отношения впоследствии нормализовались. Я помог ему получить образование в Штатах, где он параллельно играл в баскетбол. Нет нужды говорить, что мяч и спортзал существовали в его жизни с трехлетнего возраста. Вернувшись из-за границы в 2000-м, сын перенес испытание болезнью. Мобилизовать силы ему помог в какой-то степени тот же баскетбол — с 2003-го по 2008-й он выступал по профессиональному контракту в пермском «Урал-Грейте».

 Будучи одаренным от природы, он неплохо играл на позиции защитника, но. себя не реализовал. Возможно, виной этому — отблеск отцовской славы, сформировавший в нем комплекс, который его всегда сопровождал. Хотя я с детства всегда учил его: «Ты — Александр Белов, кроме фамилии, в баскетболе нас с тобой ничего не объединяет».

 Но такие уроки усваивать непросто, особенно когда экзаменовать тебя начинает жизнь.

 Я доволен тем, что Александр сумел достаточно легко отойти от жизни профессионального игрока. Сейчас он получает второе образование — юридическое и руководит студенческой командой как играющий тренер. Я очень рад тому, что отношения между нами становятся все более доверительными и близкими.

 Конечно, я сам не был идеален в семейной жизни. Особенно много интересного узнаешь о себе в период разрыва. Я никогда не снимал с себя ответственности, старался быть честным перед самим собой и, если сам напортачил, старался сам и исправить. Во время карьеры баскетболиста, выпив накануне, с утра не продолжал, как многие, а надевал 10 спортивных костюмов и скорее бежал кроссом выгонять из себя дурь. К сожалению, некоторые вещи не исправишь даже самым длинным кроссом.

 С 1997-го я женат на Светлане Антиповой, Олимпийской чемпионке Барселоны по баскетболу. Наши отношения стали завязываться в период Игр 1996 года, куда мужская сборная, которую я тренировал, к моему колоссальному разочарованию, не попала, зато (нет худа без добра) у меня появился повод в качестве президента федерации больше внимания уделять женской сборной. Так вышло, что особое внимание я при этом уделил Свете. В Атланте девчонки были только четвертыми, но те Игры я вспоминаю добрым словом.

 Для меня очень важно, что я наконец-то обрел свой собственный очаг, где все устроено так, как мне всю жизнь хотелось. Долгие годы я провел «на чемоданах», болтаясь между спортивными базами, гостиницами, аэропортами, меняя комнаты и квартиры. Даже в том месте, которое с известной условностью можно было назвать собственным домом, я, пока играл, проводил 1 месяц в году.

 Уехав из родного города в 17 лет, я так и не прикипел к какому- либо месту, куда меня направляла судьба. Москва стала для меня на многие годы местом моей постоянной дислокации. Безусловно, я люблю Москву, это прекрасный город. В то же время в значительной степени Москва оставалась для меня — как, думаю, и очень для многих — местом работы. Москва — это особый город; она принимает всех, но не всех одинаково с любовью. Как я уже говорил ранее, описывая мои первые годы жизни «в людях», Москва любит победителей.

 К сожалению, сейчас от старой Москвы, даже той, которую застал я в начале 60-х, осталось немного. Понятие городской культуры, в первую очередь культуры взаимоотношений между людьми, стремительно девальвируется, отношения становятся сугубо деловыми, бездушными.

 Петербург — второй центр России — всегда был мне близок как душа моих родителей и любовь всей их жизни. В то же время перебраться туда жить я никогда не стремился, хотя подобный поворот моей судьбы был возможен, когда из московского «Лестеха» меня пытались перетянуть в Ленинградскую лесотехническую академию, где была и до сих пор остается хорошая баскетбольная школа. Не знаю, почему, но мне всегда казалось, что жить и работать с подлинно высоким качеством в этом городе может только тот, кто в нем родился.

 Спортсменом, а позже тренером мне довелось много поездить по всему миру. Пока ты участвуешь в соревнованиях, заграничные впечатления в основном носят функциональный характер — игры, а в советское время — еще закупки. Над нами всегда довлела наша зацикленность на результате, а в этом случае достопримечательности чужих стран проходят мимо тебя, а в остальном — два кольца что в Бразилии, что в России — одно и то же. Я никогда не отличался «низкопоклонством перед Западом». За границей я так же, как и везде, обустраивал «свой угол», т. е. жил, как привык и как считал правильным; не смешивался с окружающей меня средой.

 Видимо, недаром говорят: «Где родился, там сгодился». В конечном счете, сам того не планируя, я обосновался в российской глубинке, из которой когда-то в начале 60-х отправился покорять мир. Работа в Перми с первым в новой России по-новому же организованным профессиональным баскетбольным клубом «Урал-Грейт» стала важной и интересной частью моей спортивной карьеры, а заодно помогла мне обрести пристанище.

 Провинциальная жизнь в СССР, а затем и в России всегда была отягощена комплексом неполноценности по отношению к столицам. Действительно, нужно признать, что материальное качество жизни на периферии всегда было на порядок хуже. Долгое время жители провинциальной России питались в основном хлебом, картошкой и тушенкой (которую сейчас никто и в рот не хочет брать). Однако духовно люди из провинции (себя в данном случае имею в виду в наименьшей степени) часто оказывались гораздо крепче. Особенно это касается поколения наших родителей, которые перенесли тяжелейшие испытания и сейчас, в свои 80-90, духовно, а подчас и физически более здоровы, чем младшие.

 Когда я в конце 90-х переехал на постоянное жительство в Пермь, я впервые после 30 лет жизни в Москве смог соприкоснуться с живой природой, к которой всегда в глубине души сохранял подлинную любовь. Совмещать профессиональные занятия спортом с чем-либо, в том числе с увлечением природой, в принципе невозможно, но тут я понял, что время пришло. Кроме того, в Перми удобная логистика; в течение рабочего дня я успеваю сделать в несколько раз больше, чем в Москве. Мне комфортно в этом городе, хотя и в нем в последнее время начинает преобладать столь ненавистное мне «деловое отношение» людей друг к другу.

 Я всегда имел свой внутренний мир, в который не пускал никого, и всегда мечтал иметь «свою крепость», в которой я смогу устроить для себя и своих близких все по собственному разумению и комфорту. Мечта иметь собственный дом, в котором я смогу все организовать по-своему, где я смогу быть сам собой, когда только захочу, усиливалась постоянными стрессами в играх. Вот почему, когда мне представилась возможность как военному пенсионеру получить участок земли под Пермью для индивидуального жилищного строительства, я, не задумываясь, использовал все небогатые сбережения на обустройство дома.

 Все в этом доме — от его проекта до планировки участка и разнообразных хозяйственных мелочей — придумано мной, а многое и сделано собственноручно. Когда профессиональные архитекторы помогали мне составлять проект, они пытались мне советовать: «Лучше сделать вот так-то, а так, как вы хотите, нецелесообразно», что вызывало во мне бурный протест: «Я строю этот дом для себя, мне виднее, как целесообразно, а как нет; какое ваше дело?..»